Венец айтаны - Новикова Ольга Ильинична

Лагерем встали неподалеку – все равно было уже поздно искать другой ночлег. Лесси грустно глядела на неподвижно сидящего Итона, потом не выдержала, подошла.

– Чего тебе? – выдавил Нолни.

– Ты сердишься на меня?

– Я люблю тебя. – Он сказал это спокойно, просто констатировал факт. – Ты меня не любишь, ты любишь другого. Что ж, твое право. Такова жизнь. Наверное. Наверное, когда-нибудь я с этим смирюсь. Не беспокойся, Лесси. Наверное, он чем-то заслужил твою любовь, наверное, он лучше меня. Наверное. Это твой выбор, Лесси. Что я могу сказать кроме того, что я тебя все равно люблю? Даже если ты теперь чужая жена…

– Не надо, Итон, – мягко остановила его Лесси.

– Наверное, ты права, – согласился он. – Скажи только, что мне делать теперь, Лесси? Я не знаю.

– Все пройдет, Итон. Я не хочу тебя жалеть. Прости.

– Спасибо. – Он долго смотрел ей в глаза, потом вздохнул: – Вы едете к Марису?

– Да.

– Я тоже. Как вы нашли принца?

– Пойдем к огню, Ит. – Лесси встала. Немного помедлив, Нолни последовал ее примеру.

Серебряное наваждение отпустило Лесси. Нет, оно не исчезло совсем, но ушло на задний план, спряталось в дальний уголок ее существа. Зато теперь вместо серебряной паутинки ведьму беспощадно захлестнула боль родной земли. Она чувствовала, что ее Ор-Сите болен, отравлен присутствием шарритов. Она хорошо чувствовала и самих чужеземных колдунов. Все вокруг – и трава, и ветер, и певчие птицы, и дикие звери – все кричало, что отрава там, все молило ее об избавлении, и она знала, что никто, кроме нее, им не поможет. Там, где они проезжали, она старалась защитить свою землю. Да, она сознавала, что так только расходует силы и показывает шарритам свой путь, но, видя, как вновь начинают тянуться к небу цветы, понимала, что не может по-другому.

– Сила дана мне для защиты моей земли, – тихо говорила она Дрогову, когда тот в который раз находил ее, обессилевшую, в лесу около лагеря. Капитан не упрекал жену, он никогда ее не упрекал – только нежнее целовал ее лицо, только крепче обнимал, и она снова понимала, что ей нельзя любить его, что любовь делает ее уязвимой, понимала, но – благодарила судьбу за то, что он рядом.

– Приятного аппетита, миледи, – командор протянул Элине тарелку. Девушка поблагодарила, он сел рядом с ней. Элине нравилось смотреть, как ест Ронтон. Она вообще ловила себя на том, что ей хочется на него смотреть. Она часто – слишком часто – вспоминала ночь бегства из замка, крепкие объятия командора и стук его сердца. Элина сердилась на себя – в конце концов, она же не крестьянка какая-нибудь, она графиня! – но не подобающие ее положению воспоминания упрямо возвращались, и она спасалась только высокомерно поднятой головой.

Она ехала с повстанцами уже почти две недели, и за это время растущий будто снежный ком отряд Ронтона не раз участвовал в вооруженных стычках. Каждый раз Элина с замиранием сердца ждала конца схватки, бесконечно выискивая Мариса в гуще сражающихся и умирая от страха за него. В первый раз увидев на командоре кровь (вообще-то, как она потом поняла, порез был пустяковый, хоть и выглядел страшно – во всю грудь), она пересилила свою глупую гордость и попросила разрешения помочь. Неумело нанося целебную мазь на рану, она вдруг поняла, что сидит слишком близко к нему и чувствует под ладонью стук его сердца. Графиня смутилась, а Ронтон, как назло, поднял глаза и встретился с ней взглядом – всего на миг, но ей вдруг стало жарко. Однако Элина только повыше задрала нос и с независимым видом закончила мазать рану, а затем каждый раз невозмутимо предлагала свою помощь.

Парли Фетса в отряде не было – они с Ронтоном разделились, чтобы охватить Картеви с двух сторон, с севера и с юга. Командор шел южнее, рассчитывая к тому же встретиться с герцогом Контердом, который был уже недалеко. Еще три отряда мятежников и горцы сдерживали немногочисленные альгавийские силы на востоке, и их главной целью был Гоун.

– У вас есть еще какое-нибудь пристанище, миледи? – спросил Ронтон Элину на следующее утро после бегства из замка. Девушка вспомнила особняк в Картеви, и тогда командор невозмутимо заявил, что у нее будет возможность добраться до родных стен, так как он собирается взять город.

Иногда она была почти уверена, что нравится командору – например, сейчас, когда он посмотрел на нее упрямыми черными глазами и улыбнулся, несмотря на то что минуту назад был хмур.

– Что-то случилось? – спросила графиня.

– Ничего необычного, – невесело усмехнулся Ронтон. – Наверное, я просто дурак. Никак не могу понять, миледи, почему ваше сословие в девяносто девяти случаях из ста оказывается на стороне Аль-Гави? Неужели наше дело так безнадежно?

– Не судите нас строго, Марис, – печально ответила девушка. – Просто большинству дворян, в отличие от ваших солдат, есть что терять. Таких глупых юных рыцарей, как Джастин, увы, немного. Не хотелось бы вас разочаровывать, но и герцог Контерд сто раз подумал бы, поддерживать ли вас, если бы альгавийцы дали ему возможность сохранить свое положение при дворе.

– Неужели все так плохо, миледи? – отрывисто спросил Ронтон. А Элине вдруг невыносимо захотелось пригладить его непослушные темные волосы и вечно торчащий на макушке хохолок. Будто почувствовав это, командор вдруг глянул ей в глаза, и девушка снова опустила ресницы.

– Я надеюсь, что когда к нам присоединится принц Арман, ситуация изменится, – подбодрила она Мариса. Тот поблагодарил ее легкой улыбкой.

Всадники прибыли после обеда. Отряд и так был немалый – почти сотня человек, – к тому же он был плотно окружен мятежниками, отчего казался еще больше. В гуще всадников виднелась карета.

– Эти люди заявляют, что знают вас, командор, и что вы их ждете, – начал было сержант, но Ронтон неожиданно отстранил его и сделал несколько быстрых шагов навстречу вновь прибывшим.

– Лесси!

– Марис! – соскочив с лошади, ведьма бросилась командору на шею. Элина хмуро смотрела, как тот расцеловал девушку в обе щеки, и сердилась на себя за эту нелепую… ревность? Что еще за глупости? В конце концов, это же брат с сестрой! «Названые, – ядовито напомнил внутренний голос. – В них нет ни капли общей крови». Вот он наконец выпустил свою ведьму из рук, она показала в сторону кареты, оттуда вылезли принц Арман и ее отец. Вот Марис подошел к ним, почтительно откозырял мальчику, поклонился графу. Вот с разных сторон появилось еще двое мужчин – высокий светловолосый и пониже – смуглый, черный, с властным лицом. Ронтон сердечно пожал руки обоим (ее отец, почему-то грустно отметила Элина, руки командору так и не подал), а граф ди Гордони вдруг заметил дочь, нахмурился и быстро подошел.

– Элина! Что ты тут делаешь? – строго, пытаясь скрыть беспокойство, спросил он.

– Долго рассказывать, отец. – Она обняла его.

– Элина! А ты как здесь оказалась? – это ее заметил Джастин.

Девушка не успела ответить. К ним приблизился командор в сопровождении ведьмы и маленького принца. Прибывшие с ними люди стали располагаться в лагере. Принц Арман приветливо поздоровался с Элиной, и она была рада видеть мальчика в полном здравии. Поневоле девушка попыталась прислушаться, что отставший Ронтон вполголоса спросил у сестры, однако не расслышала вопроса.

– Нет, Марис, я вышла замуж. За Кена, – различила графиня ответ.

Вообще встреча получилась довольно сумбурной. Все спрашивали друг друга обо всем сразу, стремясь узнать как можно больше. Подошли те двое мужчин, они оказались Итоном Нолни и капитаном Дроговым, и Элина как-то сразу поняла, что они – враги. Потом еще был переход, и, только расположившись на ночлег, все смогли наконец пообщаться спокойно, без суеты. Отец с Джастином с возмущением и беспокойством выслушали ее рассказ о нападении на замок и, конечно, сразу стали рассуждать, как альгавийцы могли узнать про принца.

– Они давно пытались меня найти своими колдовскими способами, – сказал Арман, а ведьма погладила мальчика по голове.

Элина вдруг испугалась, что Ронтон сболтнет лишнее, и потому едва командор открыл рот, пытаясь что-то сказать, перебила его: