Агентство «Томпсон и K°» - Жюль Верн

Да, он сам создал себе этого соперника. И какого соперника! Зная все, что произошло в Курраль-дас-Фрейаш, Робер Морган чувствовал свою силу.

До сих пор ничто в поведении Алисы не позволяло Джеку Линдсею думать, что она теперь более осведомлена, чем на другой день после сцены у потока. Но то, что еще не произошло, могло произойти, и, пожалуй, в этот самый момент Алиса слушала страшное признание.

То была постоянная опасность, висевшая над головой Джека. И не было никакого другого средства против этой опасности, кроме устранения ужасного и единственного свидетеля.

К несчастью, Робер Морган был не из тех людей, на которых можно было безнаказанно напасть. Джек не мог не знать, что в открытой борьбе у него имелось мало шансов выйти победителем. Нет, надо было действовать иначе и больше рассчитывать на хитрость, чем на отвагу и мужество. Но если бы он даже решился на акт бесчестного предательства, сомнительно было бы, чтобы случай для этого представился в обществе пятнадцати туристов.

Таким образом, ненависть Джека перемещалась. На мгновение по крайней мере она покинула Алису, чтобы полностью упасть на Робера. Это был второй зубец колеса, захватившего его. Убийца своей невестки, конечно только пассивный, он дошел до того, что положительно замыслил убийство Робера, одинаково бессильный против двух молодых людей, которых ненавидел с такой яростью.

Тем временем последние, следуя по противоположной дороге, забыли даже о его существовании. И пока в нем рос гнев, в их сердцах начинала зарождаться любовь.

Если партия экскурсантов по выходе из Лас-Пальмаса немного рассыпалась, то три ряда все еще держались тесно, и Тигг, окруженный со всех сторон, не мог бы найти способа улизнуть от своих бдительных охранительниц. Охваченные глухим гневом, девицы Блокхед не отставали от него ни на шаг. В своем усердии мисс Мэри даже несколько наезжала на коня мисс Маргарет. Тогда следовали замечания: «Смотрите же, мадемуазель!» и «Да, я смотрю, мадемуазель!» – произносившиеся тонким голосом, но места, занятые обеими воинствующими сторонами, нисколько не менялись.

Пройденная местность была плодородна и хорошо обработана. Пашни следовали за пашнями, открывая взору все европейские и тропические продукты, и особенно плантации индейской смоковницы.

Если канарцы не были, пожалуй, большими поклонниками минотавра, именуемого прогрессом, то нечему тут было удивляться. Некогда исключительно отдавшись культуре сахарного тростника, они лишаются плодов своего труда после открытия сахара из свекловицы. Мужественно покрывают они затем свой край виноградниками; но филоксера, бич, против которого наука не нашла средства, немедленно поражает их. На три четверти разоренные, они заменяют тогда милое Бахусу растение плантациями индейской кошенилевой смоковницы и в короткое время становятся главными поставщиками драгоценного красильного сырья. Но наука, обесценившая их сахарный тростник, наука, не сумевшая защитить их от микроскопического врага винограда, опять подрывает их новые попытки. Она создает химические краски, добываемые из анилина, и грозит близким и окончательным несчастьем злополучным плантаторам кошенили.

Многочисленные неудачи, перенесенные ими, во всяком случае, обнаруживают дух инициативы жителей. Ясно, что ничто не могло бы противостоять их терпеливому труду, если б им не приходилось бороться с засухой. В этих палимых солнцем краях, где иногда проходят недели, месяцы, даже годы без единой капли дождя, засуха является истинным бедствием. Поэтому сколько изобретательных усилий делается, чтобы защищаться от нее! То строится сеть водопроводов, направляющих в долины воды с горных вершин. То вырываются цистерны у подножия смоковниц и сабуров, широкие листья которых собирают ночную влагу в виде белого студня, тающего под первыми лучами солнца.

Около восьми часов кавалькада утлубилась в обширный мочальный лес. Дорога развертывалась правильным подъемом между двумя изгородями колючих, кривых растений странного и злого вида, сок которых представляет собой сильный яд. Но по мере того, как поднимались, эта euphorbia canariensis уступала место euphorbia balsamifera, менее отталкивающей формы, с блестящей и натянутой кожицей, прикрывающей безвредное молоко, которое это растение при малейшем толчке выбрызгивает на расстояние трех метров.

Через полчаса достигли вершины Кальдейра де-Бандана, совершенно круглого кратера, достигающего глубины в двести тридцать метров, на дне которого находилась одна ферма с пашней.

Затем по дороге посетили Сима де-Жирамар, другой кратер, от которого остался лишь один бездонный колодец, куда туристы для забавы бросали камни, вызывавшие эхо. Около одиннадцати часов прибыли наконец в Сан-Лоренсо, местечко с двумя тысячами жителей, где, по уверению проводника, можно было найти завтрак.

Действительно, его там нашли, но не приходилось быть очень разборчивым. Изобилуя прекрасными фруктами, местечко это испытывает недостаток в других припасах. Счастье еще, что воздух обострил аппетит путников и дал им, таким образом, возможность открыть прелести национального кушанья gone, составлявшего главное блюдо. Оно представляло собой род каши из ячменной или пшеничной муки, сильно поджаренной и разведенной молоком. Однако, проголодавшись, все принялись за него с удовольствием.

По окончании завтрака опять все сели на лошадей. Но порядок движения подвергся кое-каким неизбежным изменениям. Один из рядов насчитывал теперь трех всадников – Тигга и его двух бдительных охранительниц.

Да, благодаря умелому маневру мисс Маргарет Хамильтон была постыдным образом устранена и, подобно мистеру Абсиртусу Блокхеду, ехала теперь одиноко, между тем как ее победоносные соперницы берегли свою добычу ревнивым взором.

Этот переворот, впрочем, не обошелся без борьбы. Когда Маргарет, сев на коня, увидела, что место ее занято, она раздраженно протестовала.

– Но, мадемуазель, – сказала она, обращаясь безразлично к обеим сестрам, – это, кажется, мое место.

– К кому из нас изволите вы… – начала Бесси язвительным тоном.

– …обращаться? – закончила мисс Мэри одинаково едко.

– Ваше место не…

– … нумеровано, я полагаю!

Что касается Тигга, то он ничего не слышал из этого диалога под сурдинку. Не зная, что из-за него завязалась война, он подчинялся, по обыкновению, с любезной беспечностью, счастливый, что его так балуют.

Еще была перемена в первоначальном порядке следования экскурсантов. Джек Линдсей на этот раз из арьергарда перешел в авангард. Опередив даже свою невестку, по-прежнему эскортируемую Робером Морганом, он ехал теперь около Канарского проводника и, казалось, поддерживал с ним оживленный разговор.