Скотина - Степан Городничий

Вечного ученика схватили чтобы жестоко пытать и казнить. Почернела кровь, вытекающая из ладоней, пронзенных ржавыми гвоздями…

Я понял, это намек, я же все на лету ловлю. А намек то жирный. Продолжил ровно с того места, где я закончил ублюдку читать, в облике сестры. А там ока не было, и еще артефакт стоял защитный.

— Нет, Современник, на самом деле мой вопрос в другом. Скажи, какую ступень ты занимаешь в иерархии пилигримов?

— Вот так, просто, в лоб? Боря, надо быть тоньше.

— Извини, Современник, какой есть.

— Хорошо, обещал, значит отвечу честно. Да, я являюсь пилигримом, тут нет секрета, это как признаться, что у тебя есть умение очень высокого уровня. Но я не вхожу в часть, управляющую другими. Я стою в стороне, ближайшая аналогия — как независимый аудитор перед советом директоров. Конец связи, Боря, до встречи.

— Погоди, я уеду в столицу, от этого ателье далеко, как я смогу с тобой связаться?

— Не тупи, Боря. Это тебе домашнее задание. Если ты сам не найдешь способа — значит я в тебе ошибся.

Обиделся, как пить дать. Не понравился ему мой вопрос, потому что сформулирован он неправильно. Одной этой информации достаточно, чтобы сказать — не зря я сегодня сюда приехал. Есть о чем подумать, есть.

Расплатился за халат, хмурый и озадаченный вышел на улицу. Грабеж. Двадцать пять рублей за кусок цветной тряпки, который таки застегнулся, но трое натягивали, языки высунув. Сам точно повторить этот подвиг не смогу.

Посидел трошки на том же месте, где точил спицу. Я узнал много, и что-то очень важное. Сам до конца сейчас не понимаю — насколько. Надо курева достать и все обдумать. Еще, Остап покоя не дает. Первое впечатление о нем — «Глуп, труслив и паталогически жаден». Первое и третье без вопросов, но настоящий трус не напал бы в открытую. Травить да, подставить и кинуть — пожалуйста. Но не так, ночью с боевым артефактом. Опять что-то упускаю.

Вывески над мастерской Леонтия не было, хотя след свежий — вот он. Снял что ли? Махнул рукой Степану, обожди пару минут.

Внутри все переменилось, никого беспорядка, ни паутины, ни следов запустения. Ровные полки, инструменты, отрезы тканей. Просто образцовое ателье. Мастера не видно, посередине комнаты застыл полицейский чин с лихо закрученными усиками. Моложавый, лет тридцати, видно, что энергичный, но энергию такие фрукты не в то место направляют. Завис, изучая свои ладони.

Обернулся на каблуках, — Обер-старшина Холодцов, Василь Сергеевич. Веду дознание по факту кончины мастера Леонтия. С кем имею честь?

Я ответил осторожно, — Это, Боря я. Имею у Леонтия интерес, — мир поплыл перед глазами, — Кончины? Мастер Леонтий умер?

Брови обер-старшины столкнулись, — Что за интерес такой?

Перед дознавателями юлить нельзя, работа у них такая — быстро на чистую воду выводить, — Собирался заказывать костюм в качестве платы за вывеску. Я делал тут вывеску. А как умер? Случилось что?

Обер-старшина нахмурился, — Как умер — это тайна следствия. Не положено. И не было тут никакой вывески. Когда последний раз Леонтия видел?

— Два дня назад приезжал костюмы забирать, у другого портного, наверху. Тогда же и с Леонтием говорил, и вывеску мы делали.

— Один приезжал?

— Не-е-е, с матушкой и око с нами было.

— Так-с, проверим. И больше не виделись?

— Вживую нет, по ладони общались, сейчас точно скажу — утром вчера.

— О чем говорили?

— Да ни о чем особо. В гости приглашал. Про артельного он говорил, который вывеской интересовался.

— Так, ты мне этой вывеской зубы не заговаривай. Сказал же — не было вывески. Ночью этой, где был и кто подтвердить может?

Я начал осторожно, — Сложный вопрос. Вечером найду, кто меня видел, утром на мосту, тоже народу много. Ночью правда подумать, вспомнить надо.

Отвернулся, повернувшись ко мне задом, обтянутым в белые лосины. Что-то я не то засмотрелся. Обер-старшина затараторил в ладонь как пулемет, — Господин исправник, да, закончил. Опросил, тело упаковали и отправили. Подозреваемого задержал, подозрительного вне меры всякой. Да, прямо как в учебниках пишут, негодяй вернулся на место преступления.

— Молодой человек, вы задержаны. Придется проехать для выяснения некоторых обстоятельств. Не советую оказывать сопротивление, вы имеете право…

— Гражданин обер-старшина, уверен, что это недоразумение.

— В управе будешь объяснять, там быстро разберутся, что ты за гусь. Под наблюдением говоришь? А не сильно ли зазвездился, чтобы око с тобой ездило?

— Василь Сергеевич, вы же фамилию мою не спросили!

— Да будь ты хоть сам…

— Все верно, я Борис Антонович Скотинин, сын барона Белозерского. Вот вам моя ладонь.

Обер-старшина Холодцов сполз на пол, будто разом вынули позвоночник. Не просто вынули, а резко выдернули из задницы. Сложился и сел на пол, завыл, запричитал:

— Да за что мне такое. Что делать, пропало, пропало все. Откуда ты взялся вот так по учебнику, — заломил руки, прямо как моя матушка, — конец моей службе, а у меня дети малые и четыре жены.

Во как, четыре жены значит. Вот бы энергию, потраченную на этих жен, да в правильное русло, например, на следственные действия.

— Ну, учебникам не всегда верить надо.

— Что ты понимать можешь? Все, хана, конец моей карьере. Нельзя, нельзя мне без подозреваемого, — вскочил, засуетился, — Сейчас, сейчас кого-нибудь задержим, уж я-то его разговорю, мигом сознается.

Не надо никого задерживать, за дверью только Степан, а у него тоже алиби не ахти.

— Василь Сергеевич, так время есть еще, давайте найдем виновного, настоящего. Я барону в делах помогаю, и ответственные поручения сам вел, расскажите, что известно, может свежим взглядом и подскажу чего.

…

Увалился в горячую ванну и сразу уснул. Нет, перед этим съел тарелку холодной каши и кусок сырой тыквы. А наперед накормил кота простоквашей и уложил спать. Ага, еще из объятий матушки вырвался, как из железных тисков, это было сложнее всего. Нет, сначала просочился мимо пары незнакомых щеголей, вышагивающих у крыльца. Не хотелось мне общаться с канцелярией, от слова совсем. Что перед этим было — не помню, как в мутном киселе все.

Очнулся, когда вода совсем остыла, от этого, собственно, и проснулся, зубы начали выбивать похоронный марш. Порезы, царапины обработал, залепил пластырями. Поздно боржоми пить, несколько часов в грязи, болотной тине и прочей дряни. Без антибиотиков, а значит хорошего лекаря — не обойтись. Максимум сутки до воспаления.

Что-то паршиво ты Боря выглядишь. Пару дней назад счастьем лучился и лоснился как масляный блин. Морда помятая, щеки обвисли как у бульдога.