Совесть короля - Мартин Стивен

— А это подарок вашей супруге. Оба кубка — и мой, и тот, что у вас в руках. Хотя, смею полагать, эту бумагу она сочтет куда более ценной, нежели какое-то золото.

С этими словами Яков, покачиваясь, вышел из комнаты и вновь окликнул слугу. Скорее всего, он направлялся назад в Уайтхолл — к рыдающей королеве и растерянным вельможам, во дворец, который полнился домыслами, подозрениями и интригами. Впрочем, в таком окружении монархи живут всю свою жизнь.

Интересно, подумал Грэшем, не захватил ли с собой Яков вместе с указом о его освобождении заодно и указ о его казни?

Глава 17

Фортуна весела

И в этом настроении даст нам что угодно…

11 ноября 1612 года

Дом на Стрэнде

Не дожидаясь, пока король изменит решение, Грэшем поспешил покинуть Тауэр. Ворота уже были заперты на ночь, однако королевского ордера оказалось достаточно, чтобы засовы были сняты. Три огромные двери со скрипом отворились. Цокая копытами по грязным камням, откуда-то появились лошади, и Грэшем в сопровождении двух слуг, приставленных к нему королем, выехал за ворота. Когда на него упала тень Львиной башни, сэр Генри на мгновение весь напрягся, ожидая, что сейчас его окликнут и раздастся бряцание оружия. Но нет, ничего подобного не последовало.

Он был действительно свободен.

Опасаясь за Джейн и детей, сэр Генри уже давно отправил домой Маниона — было гораздо спокойнее на душе от мысли, что при них постоянно находится верный страж. Грэшем не стал посылать впереди себя посыльного. Когда он, проехав мимо громады собора Святого Павла, свернул к Стрэнду, сделалось совсем темно. Подъехав к дому, сэр Генри остановил бедную задыхающуюся клячу, которую ему выдали в Тауэре, кинул поводья ошеломленному привратнику и бросился в дом.

Джейн сидела у себя в комнате, куда Грэшем обычно не решался входить. Вот и сейчас он не переступил порога, а лишь широко открыл дверь. Джейн испуганно обернулась. Было видно, что она плакала. Леди Грэшем давала волю слезам по ночам, когда дети и слуги не могли ни видеть, ни слышать ее рыданий. Все — за исключением Маниона, чья накрытая походным матрацем койка стояла за дверью.

От сэра Генри не скрылось выражение ужаса в ее глазах, и он мысленно отругал себя, что явился без предупреждения.

— Нет, — произнес он в ответ на немой вопрос жены, разгоняя ее тревоги. — Я не сбежал из Тауэра, не поднял восстание и не спасся бегством из-под топора палача. Скажи, что бы ты предпочла в первую очередь? Два золотых кубка, оба — подарок от короля, или его указ, в котором говорится, что благородный сэр Генри Грэшем свободен от каких-либо подозрений в измене?

Он держал кубки в одной руке, королевский указ — в другой.

Джейн какое-то мгновение смотрела на мужа, после чего бросилась ему на шею. Сэр Генри выронил из рук и кубки, и королевский указ, а сам оказался загнан в угол и буквально пришпилен к стене.

— Ты действительно свободен? — спросила Джейн, делая шаг назад, чтобы лучше рассмотреть блудного супруга. От волнения у нее перехватило дыхание, к лицу прилила кровь.

— Свободен, как небесная: пташка, иными словами, свободен до тех пор, пока какой-нибудь монарх не сочтет нужным упрятать меня за решетку, или же меня попытается убить маньяк-сифилитик, или…

— Прекрати! — велела она мужу и, взяв в ладони его лицо, заглянула в глаза, как будто в них была спрятана некая чудесная неизведанная страна. — Хотя бы раз в жизни не говори чушь.

Но тут рядом с Грэшемом вырос верный Манион, и хозяйка дома была вынуждена ретироваться от двери к стене. Следует воздать Маниону должное: совершив чудеса ловкости, он поймал на лету и кубки, и королевский указ, и прежде чем аккуратно положить их на пол в крошечной прихожей, по достоинству оценил и то и другое. Взяв в руки королевский указ, верный слуга принялся изучать его, рассчитывая на то, что супружеская чета, словно пара голубков, проворкует всю ночь и он им не понадобится. Более того, Манион уже собирался выйти вон, когда глаза его выхватили в указе одну любопытную фразу.

Манион читать умел, причем очень даже неплохо. Правда, он привык делать вид, будто грамоте не обучен, да и вообще, зачем она ему — пустое занятие для щеголей и бездельников. На этот раз, прочтя на бумаге строчки указа, он расплылся в ухмылке, а в глазах его заплясали чертики.

— Простите, что прерываю вас, ваша милость, — обратился он к Грэшему нарочито громко. — Но я подумал, что лучше спросить у вашей милости, нуждаетесь ли вы в моем дальнейшем скоромном присутствии, или мне лучше оставить лорда и леди Грэшем…

— Что ты несешь? — спросил его Грэшем, не поняв, к чему он клонит. Джейн как жена обычно обращалась к нему «милорд», так было заведено в семьях. Но никаких членов палаты лордов в этой комнате вроде бы не было.

— Вы что, разве не читали, что написал король? — спросил Манион и расплылся в ухмылке еще шире. — Прочтите все, с начала и до конца. Согласно королевскому указу, вы не только вновь свободный человек, вскоре вы будете называться Генри Грэшем, первый барон Грэнвилл. Поздравляю вас, милорд.

Грэшем растерялся, не зная, что сказать.

— Еще два часа назад я был пленником в Тауэре… Не понимаю, что все это значит…

— А по-моему, это значит, — ответила Джейн, и лицо ее озарилось светлой улыбкой, — что король наконец-то счел тебя достойным своего доверия.

Глава 18

Весь мир — театр,

Все люди в нем — актеры.

13 ноября 1612 года

Дворец Уайтхолл, Лондон

Если мир безумен, то средоточие его безумств — это дворец Уайтхолл. Столько свечей, ламп и фонарей ослепительно сверкали здесь этим ноябрьским вечером, что со стороны казалось, будто дворец объят пламенем — огромный погребальный костер королевских финансов. Каждый день и каждый вечер тут за счет его величества кормили такое количество людей, что одна газетенка однажды назвала Уайтхолл приютом для титулованных дармоедов. Здесь даже слуги имели собственных слуг. Кстати говоря, если вам требовался конюх или лакей, то на поиски нужного человека уходило никак не меньше десяти минут.

Грэшема и Маниона провели по дворцу. Два молодых лакея, сопровождавших их, пока они шли бесконечными коридорами, смотрели, широко открыв от удивления глаза, на творящуюся вокруг вакханалию. Интересно, что эти ребята станут рассказывать по возвращении из дворца? Даже в это время суток, то есть около шести часов вечера, им попалась парочка пьяных, посапывающих в углу. Из одной комнаты, хихикая, выбежала женщина, на вид из благородных. Одна грудь наружу, другая — на подходах к свободе в вырезе дорогого платья. Она налетела на Маниона и от неожиданности отшатнулась назад, изумленно выгнув брови, после чего вновь захихикала и бросилась прочь.