Ричард Длинные Руки – монарх - Гай Орловский

Все молчали, еще не понимая, к чему я веду, только Зигмунд проронил холодно и четко:

– Можно бы и чуть раньше, но… хорошо и так.

Сэр Тири спросил осторожно:

– Чрезвычайные меры… это что?

Я отрезал:

– Во-первых, отсекается любая возможность смены власти при помощи избрания другого короля! Отныне и навеки должность короля… во всяком случае, в нашем королевстве, становится не выборной, а наследственной. Любая попытка даже предложить на трон другого человека – государственная измена и будет караться по всей строгости… или давайте прямо, по всей жестокости закона!

Лица посерьезнели еще больше, каждый ощутил, что происходит в самом деле нечто чрезвычайное.

– Кстати, – сказал я, – если король бездетный или сыновья его погибли, преемник назначается им самим лично, а не Советом Лордов!

Зигмунд подумал, кивнул.

– Да, это важно. Преемственность власти любой ценой. В данном особом случае решение короля абсолютно легитимно, так как затрагивает интересы всего Содружества Демократических Королевств.

Я окинул взглядом встревоженные лица, поднял руку в успокаивающем жесте.

– История учит, что те королевства, где первыми преодолели феодальную раздробленность и наделили своего короля чрезвычайными полномочиями, развивались быстрее, успешнее, народ богател, король исправно получал налоги, строил дороги, развивал промышленность, укреплял связи с другими королевствами, открывал водные пути в далекие страны…

Они промолчали, никто из них историю не учил, а я закончил, возвысив голос:

– Потому вы вот сейчас наделяете меня этими чрезвычайными, а я, покоряясь вашей воле, принимаю на себя тяжкие обязанности короля с абсолютной властью!

Взгляды начали подниматься, я проследил за ними, это на балкон вышла Аскланделла, прекрасная и величественная в красном платье и с башней иссиня-черных волос.

– Я король, – произнес я, стараясь, чтобы голос звучал веско и гранитно весомо. – Король, создавший государство Улагорнию, в которое мы все скоро вернемся. И потому, осознавая всю тяжесть, резко рухнувшую мне на плечи, и во избежание даже намека на создание различных союзов насчет раздела власти… объявляю себя монархом.

Большинство не сводят с меня взглядов, внутренне готовы, другие начали переглядываться, но шушукаться не смеют.

Я продолжал злым и напористым голосом:

– Вся полнота власти принадлежит отныне только мне, а затем моим потомкам. Любые попытки избрать или даже выдвинуть другую кандидатуру на трон будут считаться государственной изменой и караться четвертованием на городской площади. Начинается эпоха абсолютизма!

На лицах моих лордов восторг и полное одобрение, зато некоторые лорды из сакрантцев заметно помрачнели.

Принц Сандорин сказал с готовностью:

– Ваше Величество, позвольте подготовить манифест?

Я кивнул.

– Да… но пусть зачитают на площади вкратце и только в столице. Народу наши заморочки все равно, а лорды по всему королевству и так узнают. Это, собственно, и так адресуется только им.

Граф Гогенбергский спросил осторожно:

– Ваше Величество, а как насчет… Верховного Королевского Совета?

– Все в прежнем виде, – пояснил я. – Я монарх, но не собираюсь устанавливать совсем уж абсолютную монархию. Хотя конституционная или парламентская тоже не по моему ндраву.

– Ваше Величество?

– Характер не позволяет, – признал я. – Да и вообще, парламентская – это путь к мятежу. Нам только кромвелей не хватает в такое переломительное время переломов.

– Значит?..

– Большой Совет, – сказал я, – как и Малый, а также Тайный, остаются. Как я могу без дружеского совета?.. Но решения принимаю я и только я. Единолично. И пусть даже не мечтают некоторые мечтатели. Мечты должны быть реальными от и до. Если все будут стремиться за горизонты… любое королевство рухнет. Бунтарей, если понадобится, будем выращивать сами и в строго ограниченном количестве. Я скажу по сколько на королевство.

Сандорин спросил почтительно:

– В зависимости от размеров?

– От количества населения, – отрубил я. – И других факторов, которые я обозначу или назначу позже. А мы отныне – вперед в демократическое общество просвещенного абсолютизма, а также равенства, братства, счастья… ну, всего, чего мягко добивается церковь! Однако, как говорят все мудрецы, нельзя перепрыгнуть от феодальной раздробленности к развитой демократии! Ни в один прыжок, ни в два. Нужно обязательно пройти долгий и счастливый период абсолютной монархии и неограниченного самодержавия. Обязательно.

Епископ Геллерий поклонился.

– Ваше Величество, зная вас…

Я ответил твердо:

– Это не мой каприз! Меня ведет исторический процесс. Я лишь смиреннейше следую его велению.

Я услышал, как принц Сандорин сказал Максу тихо:

– Как думаешь, если он велит рекам течь в обратную сторону…

Тот подумал очень серьезно, шепнул:

– Не должны бы, однако ты же знаешь нашего короля?