Ржевско-Вяземские бои. Часть 2 - Антонова Людмила Викторовна

И речи быть не может о том, что он якобы назначил Гюртнера министром юстиции лишь потому, что тот прежде, будучи судьей, с пониманием отнесся к его делу. Он, шеф, всегда стремился в полной мере соблюдать объективность, даже объективность высшего порядка, а иначе он никогда бы не сделал министром юстиции Германии человека, который посадил его за решетку. Но когда он рассматривал кандидатуры на этот пост, принялся отделять зерна от плевел, то просто не нашел ничего лучше. Ибо Фрайслер по сути своей настоящий большевик, а другой (он имел в виду Шлегельбергера) выглядит так, что стоит на него один раз посмотреть, – и этого вполне достаточно.

С юристами он, шеф, в свое время сталкивался и сделал для себя надлежащие выводы. Когда он в 1920 году проводил один из своих первых больших митингов в Мюнхене, некий советник юстиции Вагнер попросил разрешения выступить на нем. Поскольку любого господина в стоячем воротничке он рассматривал тогда как связующее звено с интеллигенцией, появление этого человека привело его в полный восторг, ибо он рассчитывал через него привлечь на свою сторону юристов. Но с присущей ему осторожностью он сперва дал чиновнику выступить перед 20 членами партии в «Штернекерброй». И те изрядно повеселились, когда советник юстиции, у которого уже дрожали руки и тряслась голова, принялся пропагандировать им новое государственное устройство – в основе семья, над ней клан, над кланом род, а во главе его – мать всего рода.

С тех пор он всегда старался быть особенно осторожным с юристами. Лишь три человека составляли исключение: фон дер Пфордтен, Пенер и Фрик.

Фон дер Пфордтен представлял собой полную противоположность Гюртнеру: человек, в жилах которого текла кровь истинного революционера.

Пенер в первую очередь чувствовал себя немцем и лишь во вторую – чиновником. На судебном процессе по обвинению нас в государственной измене он прямо заявил:

«В первую очередь я немец и лишь во вторую чиновник. Продажной шлюхой я никогда не был. Запомните это! И если вы расцениваете мою борьбу с узурпаторами как государственную измену, то знайте, что я как немец вот уже шесть лет чувствую себя обязанным бороться с ними, то есть – как вы любите выражаться – совершаю государственную измену».

Фрик также вел себя безупречно и, будучи заместителем полицей-президента, помог своими советами развернуть тогда партийную работу в таком объеме. Он всегда поддерживал Движение. Если бы не Фрик, он, шеф, никогда бы не вышел из кутузки. Но…

К сожалению, есть национал-социалисты, имеющие исключительные заслуги перед Движением, но которые не в состоянии прыгнуть выше головы. После того как партийная работа перестала соответствовать их понятиям и представлениям, они испугались, поняв, что, сказав «а», уже в силу логики должны соответственно сказать «б» и «в»…

Особенно четкую оценку судейскому сословию всегда давал Дитрих Эккарт, который сам несколько семестров изучал юриспруденцию. По его собственным словам, он бросил эти занятия, «чтобы не стать полным идиотом». Дитриху Эккарту также было свойственно, не стесняясь в выражениях, обличать современные правовые нормы, которые, подобно раку, разъедают немецкий народ. Он, шеф, полагал, что вполне достаточно для людей выразить идеи эти в более мягкой форме. И только со временем убедился, что толку от этого не будет.

Ныне он со всей откровенностью заявляет, что для него любой юрист или от природы неполноценен, или со временем станет таковым. И если он однажды выстроит перед собой всех юристов, с которыми хоть раз в жизни сталкивался, прежде всего адвокатов и нотариусов, то вновь сможет сделать для себя вывод, насколько все-таки здоровым было то ядро искренних, чувствующих связь с родной землей людей, которые вместе с ним и Дитрихом Эккартом когда-то в Баварии начали политическую борьбу.

За ужином шеф завел разговор о честном ремесле и честной торговле в средние века. И если сравнить нынешние порядки с тогдашними, то сразу видно, куда нас завело еврейство.

Ганзу, например, следует расценивать не только как государственно-политический фактор; нет, если ставить перед собой цель в полной степени оценить ее значение, то ее нужно рассматривать с внутренней, правовой стороны. Ганза не бралась за перевозку товара, если не могла поручиться за его вес и качество. На товар, перевозимый Ганзой, ее контора ставила печать, которая аттестовала его с самой лучшей стороны как в Германии, так и за границей. Вся Ганза в течение 10 лет отказывалась перевозить товары, изготовленные в городе, чьи ткачи поручили ганзейской конторе в Любеке перевозку рулона холста в Берген, а он не соответствовал высоким требованиям, предъявляемым ею к качеству. И не какая-нибудь контора в Бремене забраковала этот рулон, но любекская контора, проведя дополнительную проверку образцов, установила, что в каждом метре льна из этой партии товара на столько-то и столько-то ниток меньше, чем полагается.

Не в последнюю очередь заслуга Ганзы в том, что в общественном сознании укрепилось представление о честном купце, и ныне несколько бременских и гамбургских торговых домов по-прежнему придерживаются этой традиции. Столь высокой репутации они добились с помощью жесточайших штрафных санкций. Ведь они, отказывая купцу в перевозке товара и учитывая свою роль в системе широко разветвленных торговых отношений, заставляли его почти свернуть свою торговлю или даже доводили до разорения.

Пример Ганзы оказал огромное влияние на все средневековые промыслы и привел к тому, что цены на хлеб, к примеру, держались в течение 400 лет, а цены на ячмень, а значит, и на пиво 500…600 лет не менялись независимо от того, какие деньги находились в обращении. Порядочность стала несущим каркасом не только торговли, но и ремесла, к тому же о поддержании ее всячески заботились гильдии или цехи. Плута пекаря, завышавшего качество своей муки, жестоко наказывали, то есть неоднократно окунали в чан с водой, да так, что еще немного, и он бы задохнулся или захлебнулся.

Но чем больше евреев выпускали из гетто, тем сильнее подрывались устои хозяйственной жизни, основанной на честности. Ибо еврейство, это омерзительное свинячье отродье, которое давно пора истребить, добилось того, что цена назначалась в зависимости от спроса и предложения, то есть мерилом ее служили вещи, не имеющие ни малейшего отношения к качеству товара. Договор купли-продажи – вот что дало им возможность юридически оформлять свои мошеннические сделки и за последние два десятилетия, за несколькими исключениями, низвести нашу торговлю до совершенно нетерпимого для нас положения. И устранение еврейства – это первая предпосылка для изменения всей ситуации (к. 48).

ОТ ПРЕМЬЕРА И. В. СТАЛИНА ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ г. У. ЧЕРЧИЛЛЮ ЛИЧНО И СЕКРЕТНО

Благодарю Вас за послание, переданное мне на днях г. Керром. Я имел беседу с г. Керром, и у меня создалось убеждение, что наша совместная работа будет протекать в атмосфере полного взаимного доверия.

Выражаю Вам признательность Советского Правительства за заверение, что Правительство Великобритании будет рассматривать всякое использование немцами ядовитых газов против СССР так же, как если бы это оружие было направлено против Великобритании, и что британские военно-воздушные силы не преминут немедленно использовать имеющиеся в Англии большие запасы газовых бомб для сбрасывания на подходящие объекты Германии.

По нашим данным, не только немцы, но и финны могут начать применение ядовитых газов против СССР. Я бы хотел, чтобы сказанное в Вашем послании о Германии насчет ответных газовых атак против Германии было распространено также на Финляндию на случай, если последняя нападет на СССР с применением ядовитых газов.

Я думаю, что было бы вполне целесообразно, если бы Британское Правительство выступило в ближайшее время с публичным предупреждением о том, что Англия будет рассматривать применение ядовитых газов против СССР со стороны Германии или Финляндии так же, как если бы это нападение было произведено против самой Англии, и что Англия ответила бы на это применением газов против Германии.