Джек Восьмеркин американец - Николай Смирнов

— Я помню только отца, — ответил Чарли. — Его убило в шахтах штата Айовы, когда мне было девять лет. С тех пор я жил без родителей.

— Так. Вернемся к вашей работе здесь. Легко ли вам убирать урожай без машин?

— Трудновато. Но у нас уже есть кое-что. Пройдите в сарай, я вам покажу.

— Продуктивен ли труд, когда нет личной заинтересованности? Я хочу сказать, что результаты труда здесь ведь не принадлежат вам.

— Они не принадлежали мне и в Америке. Я там работал только на хозяев, и, по правде сказать, все это были довольно паршивые люди. А здесь мы работаем сообща, и все это — наше. Мне кажется, что человеку приятнее работать в большом общем деле, чем в карликовом хозяйстве на случайного хозяина.

— Велико ли ваше дело?

— Все государство.

— Не скучаете ли вы здесь?

— Мне некогда скучать, сэр. Кроме того, у меня здесь больше товарищей, чем в Америке.

— Не предполагаете ли вы вернуться в Америку?

— Пока что нет. Я слышал, что там кризис с зерном в этом году. Такие, как я, значит, будут питаться собственными кулаками.

— Значит, вы остаетесь здесь навсегда?

— Ничего не известно. Может быть, мне и захочется поехать на родину, рассказать там, как живут в СССР.

— Об этом расскажем мы, — сказал профессор быстро. — У меня задумана книга. Так что вам беспокоиться нечего. У меня огромный материал, я был в целом ряде районов.

— Я был только в одном, — улыбнулся Чарли. — Но думаю, что и мои рассказы найдут слушателей в Америке.

— Может быть, вы хотели бы что-нибудь получить из Штатов? — спросил профессор мягко.

— Да, конечно. Мы все мечтаем об электрических доилках на пятьсот коров.

— Разве у вас так много скота?

— На будущий год мы развертываем большую ферму.

Профессор замял вопрос о доилках и начал что-то шептать своей секретарше. В это время молодой американец подошел к Чарли.

— Я хотел бы сфотографировать вас, мистер Ифкин, — сказал он.

— Пожалуйста, — ответил Чарли. — Только через десять секунд.

И он побежал к своему каретному сараю.

Американец решил, что Чарли побежал принарядиться. Но тот другое имел в виду. В воротах каретника застучала машина, и Чарли медленно подъехал к американцам в автомобиле.

— Ага! — закричала американка неистово. — Вы уже успели себе купить авто в Америке!

— Да, конечно, — ответил Чарли. — Но я купил его после того, как решил ехать сюда. Раньше мне это не удавалось.

Американец снял Чарли два раза, а потом сказал:

— Мерси. Я помещу ваш снимок в журнале, мистер Ифкин. Внизу будет подпись: «Американец, который нашел родину в стране социализма».

— Так и напишите, — согласился Чарли. — Я возражений не имею.

Американцы интересовались решительно всем и долго ходили по коммуне. Они осмотрели кухню и просили попробовать хлеб, потом заходили в жилые комнаты и трогали кровати коммунаров. Обо всем они делали заметки у себя в книжках. Уехали они уже под вечер, и перед отъездом коммунары угостили их ужином.

Джек перевел Николке весь разговор Чарли с профессором. Николка остался доволен.

— А ведь молодец Ифкин! — сказал он весело. — Хорошо у него котелок варит. Американскому профессору возражать — это не с Бутылкиным спорить. А он не растерялся.

В коммуне долго потом вспоминали приезд американцев и хвалили Чарли.

Эта осень была веселая. Только кончилась она печально.

Глава третья

Пал Палыч поправился

В коммуну прискакал верхом, без шапки, Григорий Козлов, брат Антона, председателя «Кулацкой гибели». Еще в воротах он закричал громко:

— Эй, есть тут кто из правления?

Василий Капралов вышел из конторы на крыльцо. Махнул рукой:

— Подъезжай сюда, Гриша.

Козлов подскакал к крыльцу, сполз на пузе с лошади и даже привязывать ее не стал, просто пустил.

— Кто кого? — спросил Капралов шутливо.

— Они нас, Вася, — ответил Григорий серьезно. — Беда, брат! Зерцалов меня сюда прислал. Есть здесь кто, кроме тебя, Капралов?

— Заходи в контору. Сейчас будут.

Члены правления собрались быстро. Козлов прикрыл дверь покрепче и начал рассказывать.

Оказалось, что в Чижи приезжал агроном из города, собрал сход и долго говорил о коллективизации. Доказывал выгоды крупного хозяйства и преимущества общих скотных дворов.

Пока агроном говорил, главные крикуны помалкивали. Но как только он уехал из села, началась буза. Пал Палыч Скороходов сейчас же собрал у себя на дворе народ и взялся толковать речь оратора. Язык у Скороходова теперь хорошо работал, и говорил он битый час.

По его словам получалось так, что Советская власть очень нуждается в хлебе и мясе. Чтобы получить все это, мужиков насильно будут загонять в колхозы. В колхозах скот считается общим, и ему, Скороходову, доподлинно известно, что в ближайшее же время половину деревенских коров и лошадей перегонят в город. Коровы пойдут на бойни, под нож, а лошади в Красную Армию — пушки возить. Ни копейки денег за скотину, конечно, не заплатят, выдадут липовые расписки. Вот теперь и ловчись, честной народ!

Сначала словам Пал Палыча никто не поверил: в Чижах на глазах у всех существовали две артели и не было еще случая, чтобы скот отбирался под расписки. Тогда Скороходов, чтобы убедить слушателей, начал бить себя кулаками в грудь, божиться и ругаться на всю деревню. Потом вытащил из хлева за задние ноги свинью, которая откармливалась к рождеству.

Не давая никаких объяснений, Пал Палыч свинью зарезал и приказал девкам ее палить.

Только когда костер разгорелся, Пал Палыч объяснил, что заколол свинью потому, что мелкую скотину будут отбирать в первую очередь. Уж лучше самому поесть мяса хоть в пост, чем даром город кормить.

Смотреть на зарезанную свинью собрались бабы со всего села. Начались разговорчики о том, что, может, и правда свиней надо бить. Даже мужики растерялись, поддались бабьему настроению. Но Скороходову всего этого было мало. Он вывел на улицу свою кобылу Машку, снял с нее уздечку и погнал палкой со двора.

Петра в селе не было, а на дочерей, которые было заревели, Скороходов прикрикнул:

— Ша!.. Лошадь-то, чай, моя! Что хочу с ней, то и делаю.

Запустил в кобылу камнем, а потом подошел к толпе крестьян и сказал:

— Пущай уж лучше в лесу погибает, а не в городе. Здесь ее, может, волки съедят или лисы — все-таки животные. А в городе так подохнет, без пользы, как червец.

Лошадь Скороходова была хорошая и славилась на всю округу. Отказ от нее хозяина бабы выдержать не могли. Они вдруг завыли, заголосили, замахали руками. Все разбежались по дворам, схватились за ножи, начали резать скот. Паника охватила село.

Зерцалов, Козлов и несколько членов «Кулацкой гибели» побежали по дворам и стали уговаривать крестьян бросить дикую затею. Но уговоры уже не действовали. Каждый орудовал у себя на дворе по своему усмотрению.

— Многие телят режут, — сказал Григорий Козлов шепотом. — Собашников племенного бычка прикончил. Кто поумней, тот продать норовит, в город скотину перегнать собирается. А другие сегодня ночью обязательно коров изведут. Ведь этак без стада можно остаться, товарищи! Неужели не поможете?

Николка Чурасов переглянулся с Капраловым.

— Во, Вася, как дела-то повернулись! И не ждали беды с этой стороны.

— Что думаешь?

— Катать надо всем активом, вот и все. Ведь хуже пожара дело-то. Выходит, что и свиней в политику впутало кулачье окаянное.

— Так оно и есть, — поддержал Козлов. — Скороходову податься теперь некуда, вот он и идет напролом.

Николка повернулся к Джеку:

— Скажи, Яша, Ифкину, чтобы он машину заводил.

Джек побежал в каретник к Чарли. Растолковал ему, что делается в Чижах и как Скороходов лошадь прогнал.

Чарли изумился, вытаращил глаза. Джек попросил поторопиться и вернулся в контору.

— Кто едет? — спросил он Николку.

— Ты, Капралов и я. Собрание там устроим, по дворам пойдем.

Чарли подал машину к крыльцу. Татьяна высунулась из окна своей светелки.

— Куда едете, товарищи? — закричала она.

— В Чижи едем, — ответил Николка. — Иди и ты, Татьяна. Может, к бабам слово скажешь. Только поскорей.

Татьяна повязала голову красным платком и спустилась вниз. Коммунары уже забрались в машину.

— Гони во всю мочь, Ифкин! — закричал Николка.

Перегруженный автомобиль выехал за ворота довольно медленно. Но в аллее Чарли дал полный ход и легко обогнал Козлова, который скакал верхом. Следом за машиной увязался Боби Снукс.

Когда подъезжали к Чижам, можно было слышать тонкий поросячий визг, крики мужиков и плач баб. Издалека казалось, что какое-то страшное бедствие произошло в деревне. Кое-где над дворами поднимались голубые дымки. Это палили уже убитых свиней.