На странных берегах - Тим Пауэрс

— Спусти паруса, Ричардс, дадим-ка бортовой залп на прощание.

Ричардс резко повернулся к нему:

— Что?! Все складывается замечательно, мы сможем удрать, если...

Тэтч поднял пистолет и ткнул Ричардсу в зубы:

— Спусти паруса и приготовься к стрельбе с правого борта.

— Есть, — почти всхлипнул Ричардс, отворачиваясь. У большинства пиратов челюсти отвисли от изумления, но воспоминание об Израэле Хандсе все еще было свежо, они повиновались, и «Приключение», теряя скорость, развернулся бортом к преследующему шлюпу.

— Огонь! — рявкнул Тэтч, и «Приключение» содрогнулся от залпа пушек, воздух наполнился вонючим дымом и криками испуганных птиц. Дым отнесло к западу, и Тэтч расхохотался, видя беспомощно качавшееся судно неприятеля с вдребезги разнесенными снастями и разбитыми бортами.

— Ну что, поднимать паруса? — взмолился Ричардс, тревожно оглядываясь на берег, который с отливом становился все ближе и ближе.

Тэтч тоже смотрел на остров.

— Да, — согласился он мгновение спустя, видя, что уже слишком поздно.

Утренний ветерок совсем стих, и хотя пираты подняли все паруса, «Приключение» продолжал дрейфовать к берегу.

Вражеский шлюп снялся с мели, и матросы на нем взялись за весла, чтобы приблизиться к «Приключению».

Судно содрогнулось: «Приключение» сел на мель.

— Перезарядить пушки правого борта! — скомандовал Тэтч. — Эй вы, парни, — крикнул он группе пиратов, которые метались по палубе, выбрасывая за борт бочки, цепи и весь лишний груз, — отставить! Все равно отлив не опередить. Лучше зарядите-ка пистолеты и приготовьте сабли.

Второй военный шлюп упорно приближался.

— Стрелять только по моей команде.

— Верно! — подхватил Ричардс, который вытащил саблю и крутил ее, разминая кисть. Теперь, когда не было никакой надежды избежать сражения, вся его нервозность испарилась. Он улыбнулся Тэтчу:

— Надеюсь, ты больше не станешь сражаться на таком близком расстоянии.

Тэтч на мгновение сжал плечо Ричардса.

— Обещаю, — сказал он тихо. — Больше такого не будет.

Шлюп был от них всего лишь в паре дюжин ярдов, и Тэтч сквозь скрип уключин даже слышал возгласы матросов. Он понимал, что капитан шлюпа прикидывает, в какой момент разрядить пушки. Тэтч дожидаться не стал и, не дав судну полностью развернуться, скомандовал:

— Огонь!

И снова рявкнули пушки правого борта «Приключения», смертоносный вихрь пронесся по палубе шлюпа, сметая окровавленные тела вместе с обломками такелажа. Пираты радостно завопили, однако Тэтч со своего места видел, что не все потеряли голову на корабле противника. Молодой офицер загонял всех уцелевших на артиллерийскую палубу.

— Гранаты! — закричал Тэтч, как только последний из матросов противника прыгнул в люк.

Пираты радостно принялись зажигать фитили, вставленные в бутылки с дробью и порохом. Стаккато взрывов на палубе вражеского шлюпа несло смерть тем, кто был ранен слишком тяжело, чтобы спуститься по трапу.

— Мы разделались со всеми, кроме, может, трех или четырех! — крикнул Тэтч, обнажая саблю. — На абордаж! Искрошим их на кусочки!

Отлив подтащил шлюп почти к самому борту. Тэтч без труда перемахнул через разделявшую суда полосу воды. В тот же миг крышка люка откинулась, и командир шлюпа — судя по мундиру, лейтенант, — выбрался на палубу. Тэтч осклабился в такой радостной улыбке, что лейтенант невольно бросил взгляд через плечо: кого же там пират так счастлив видеть?

Но позади не было никого, кроме его собственных матросов, карабкавшихся по лестнице. Их осталось восемнадцать из тридцати пяти, которые еще могли держать в руках сабли и стрелять из пистолетов.

Пираты ринулись вслед за Тэтчем, и у лейтенанта и его людей едва хватило времени выхватить шпаги из ножен, прежде чем их атаковали.

Первые несколько минут на палубе царил хаос: топот, лязг сабель, вопли, время от времени прорезаемые выстрелами. Пираты прорубились сквозь линию обороны и напали на защитников шлюпа сзади. Более тяжелые клинки пиратов наносили почти такой же урон при ударах плашмя, как и при ударах острием. Бой кипел по всей палубе. Доски стали вскоре скользкими от крови, которая хлестала из отрубленных рук, вспоротых животов и перерезанных глоток, воздух наполнил тяжелый запах свежей крови. Все это время военные моряки пытались избежать ударов тяжелых сабель, не противопоставляя им своих рапир, и после первых ожесточенных минут взмокшие пираты махали своими десятифунтовыми клинками с меньшей силой и быстротой, и вот тут-то сказалось преимущество легких рапир. Они вонзались в глаза, глотки, груди; хотя раны при этом выглядели куда менее ужасно, теперь потери пиратов были не меньше, чем у военных моряков.

Тэтч сражался у мачты, спиной к спине с одним из своих людей, но вскоре рапира нашла уязвимое место в обороне его соратника, и тот с пронзенным сердцем рухнул на палубу. Тэтч отступил и левой рукой выхватил заткнутый за пояс пистолет.

Лейтенант, оказавшийся перед ним, тоже вытащил пистолет. Два выстрела прозвучали почти одновременно. Тэтч промахнулся, но пуля лейтенанта угодила гиганту пирату прямо в живот.

Тэтч пошатнулся, но тут же взревел и прыгнул вперед, перерубив своей тяжелой саблей клинок лейтенанта возле самого эфеса. Он занес уже клинок для последнего смертельного удара, но сзади на него напал матрос, с размаху ударив по плечу пикой. Тяжелый наконечник пики с треском переломил ключицу, и пират рухнул на одно колено. Тэтч все же поднял голову и сумел встать на ноги, когда пика снова обрушилась на него. Удар лишь рассек скулу, но не размозжил череп — нападавший промахнулся.

Тэтч выронил разряженный пистолет, но в правой руке все еще держал саблю. Он нанес ею удар горизонтально, и голова матроса с пикой полетела на палубу отдельно от тела.

Потом пистолет был разряжен прямо в грудь, и когда Тэтч отшатнулся назад, ему в спину вонзились две рапиры. Тэтч так быстро повернулся, что одна из рапир вылетела из руки нападавшего: пират взмахнул саблей, перебив ею руку хозяина рапиры. Еще две пули попали ему в бок, и тут же клинок впился под ребра.

Тэтч выпрямился во весь свой могучий рост, и окружившие его матросы в страхе попятились. А затем, словно подрубленное дерево, он повалился лицом на палубу, и от падения гиганта ощутимо вздрогнул корпус корабля.

— Матерь Божья! — выдохнул лейтенант, внезапно садясь и все еще сжимая разряженный пистолет и эфес сломанной шпаги.

Один из матросов подобрал саблю Тэтча и, нагнувшись над трупом, занес ее над головой, пытаясь отыскать под гривой спутанных волос место для удара. Наконец он опустил тяжелое лезвие, оно с хрустом пронзило позвонки и впилось в палубу, и отсеченная голова Тэтча откатилась и воззрилась в небо с напряженной, сардонической улыбкой.