Живое море - Жак-Ив Кусто Джемс Даген

Мы надели свитеры.

— Дальше, — напомнил я Фалько, — мы можем полагаться только на себя. Если что, аквалангисты до нас не доберутся.

Он спокойно взглянул на меня. Его наша изоляция ничуть не смущала.

Погружение возобновилось. На глубине 360 футов блюдце" коснулось склона. Водитель тут был ни при чем, НБ-2 почему-то утратило положительную плавучесть и скребло грунт. Альбер и я прислушались, пытаясь определить, в чем причина. Снаружи кто-то икал. Потом будто закипел чайник.

— Опять батареи! — воскликнул Фалько.

— Возвращаемся на поверхность, — сказал я.

Он сбросил "подъемный груз", и "блюдце", опутанное гирляндами газовых пузырьков, оторвалось от дна. Вольтметр бился в конвульсиях — короткое замыкание. В латунных боксах скопился газ, и они лопнули.

— Гляди, — сказал Фалько, — мы опять погружаемся. В самом деле, планктон за иллюминатором скользил вверх. Положение критическое.

Но конструкторы предусмотрели и такой случай. Я сорвал печать с аварийного рычага и потянул его, сбрасывая подвешенный под днищем аварийный груз — 450 фунтов. И хотя мы не услышали удара о грунт, и без того было ясно, что груз отделился: "блюдце" наклонилось на 35–40 градусов и стало всплывать. Мы съели по бутерброду с цыпленком, выпили глоток вина.

Было очевидно, что наши усовершенствованные аккумуляторы слишком опасны, надо искать что-то другое. "Калипсо" пошла в Марсель. "Ныряющее блюдце" чувствовало себя под водой как дома, но предстояло еще основательно поработать, чтобы удержать его там.

Глава 16. Мир без солнца

Мы заменили новейшие аккумуляторы менее совершенными и улучшили электрическую схему. На 2 февраля 1980 года назначили погружение "блюдца" на расчетную глубину 1000 футов в заливе Аяччо на Корсике. Эхолот показал, что материковую отмель и континентальный склон здесь украшает множество высоких каменных столбов — как раз то, что нужно для испытаний.

Фалько и я пункт за пунктом проверили готовность, потом задраили изнутри люк НБ-2 и сказали по телефону ответственному за операцию Жану Алина, что можно приступать. Мы спускались очень быстро, аппарат почему-то был заметно перегружен. На глубине семидесяти футов сильные волны начали бить НБ-2 о скалы. Опоясывающий весь аппарат резиновый бампер защитил силовую установку, и Фалько включил двигатель на полную мощность, чтобы уйти оттуда. Несмотря на лишний вес, "блюдце" сразу развило скорость и вырвалось из каменного плена. Фалько повел его вниз, к песчаной площадке на глубине ста футов. Волны сюда не доходили, можно было приземлиться и отрегулировать водный балласт.

Я второй раз погружался в "ныряющем блюдце" и вполне полагался на искусство Фалько. Возле аппарата плавали калипсяне в легководолазном снаряжении. Я подумал: "Сейчас мы уйдем от вас далеко-далеко, в мир, куда вам не проникнуть с аквалангом. Вам надо скоро возвращаться на поверхность, да еще с остановкой для декомпрессии, а мы пойдем дальше вниз и будем дышать при нормальном давлении". Фалько включил водомет и снялся со дна. Последний аквалангист, помахав нам рукой, пошел вверх. Альбер вздохнул:

— Наконец-то!

Мы еще не установили на НБ-2 гирокомпас, и успех решающего испытания всецело зависел от чувства ориентации Альбера. Погружение началось в северной части бухты, край материковой отмели находился южнее. На первых порах мы могли еще следить за пляской солнечных бликов на дне. Затем приметили характерный узор — увядшие листья и корни посидонии лежали на дне рядами в общем-то параллельно береговой линии. Значит, чтобы выйти на край шельфа, надо идти под прямым углом к ним. Еще глубже, где было совсем темно, нам встретился песчаный каньон, как будто тоже перпендикулярный северному берегу. Над светлым дном по обе стороны, словно церковные шпили вечером, возвышались каменные столбы, которые мы нащупали гидролокатором с "Калипсо".

Триста футов. Песок сменился илом, кругом туман, и шпили еле видны. С начала погружения прошло полчаса; дневной свет почти не проникал на эту глубину, и мы включили ходовые огни. Фалько вел НБ-2 бреющим полетом; дно было ровное, с небольшим уклоном. Интересно, далеко ли мы ушли от "Калипсо"?

Пятнадцать минут мы шли над однообразным откосом, но вот впереди резко обозначилась горизонтальная черная линия.

— Конец шельфа, — сказал я. — Начало континентального склона. Глубина — четыреста футов. Остановимся у края.

В двух футах от бровки шельфа Фалько посадил аппарат. Участок дна на грани между шельфом и склоном напоминал смятый лист бумаги. Вид края шельфа рождал трепет и легкое головокружение. На батискафе я погружался намного глубже, но то было все равно что ночной полет на воздушном шаре. Фалько еще никогда не бывал на такой глубине, освоенная им зона осталась далеко позади. И мы оба с радостью убеждались, что "ныряющее блюдце" с пучинами на "ты". Прежде чем прыгнуть с гребня, мы еще раз проверили все приборы и агрегаты, ведь нам предстояло впервые перешагнуть через барьер неведомого.

— Все в порядке? — спросил я Фалько.

— Да, начальник.

— Ладно, пошли.

Оторвав аппарат от дна, Фалько перевалил через гребень, подал вперед рычаг ртутного балласта, и "блюдце", наклонившись под углом 35 градусов, заскользило вин Луч света выхватил из мрака стайку розовых антигоний — мелькнули и исчезли, точно мы на машине обогнали запоздалых прохожих.

Однообразное илистое дно, и никакой растительности, только торчат, напоминая кактусы, красно-белые черви.

Маневрируя водометом, Фалько вел "ныряющее блюдце" примерно в футе над грунтом. Вот слегка задел склон, и комья ила покатились под откос, кутаясь в медленно растущие серые облачка. Дно рыхлое, и, чтобы не испортить видимость, нужно быть очень осторожным, не касаться грунта днищем, не направлять сопла вниз. Мы еще обсуждали этот вопрос, вдруг путь нам пересек длинный катран. Он промчался в каком-нибудь дюйме над дном — и ничуть не потревожил ила! Чем наделена эта глупая акула, чего нет у нас? Должно быть, все дело в ее хвосте. Хвостовой плавник катрана почти лишен нижней лопасти, зато верхняя, напоминающая оперение реактивного самолета, позволяет рыбе плыть так, что завихрения воды вниз не распространяются.

Я заметил на пределе видимости какой-то прямоугольник. Море не терпит углов и граней, — вероятно, это изделие человеческих рук.

— Поверни вправо, пятнадцать румбов, — попросил я Фалько.

Подошли и увидели прямоугольник размерами три на четыре фута, выложенный почти с идеальной точностью из белых камешков. Ограда! Значит, должен быть it хозяин? А вот и он: в углу, зарывшись в грунт так, что только большие глаза торчали над илом, прятался розовато-серый осьминог.