Вампиры здесь тихие - Елена Никитина

Значит ли это, что Стефианир еще не сдался? Неужели он хочет попытаться найти способ вернуться домой, тем самым сохранив свою жизнь? И для этого ему нужна та самая Стадия, что прокладывает пути между мирами. Точнее, ее останки. Именно в них может быть спрятан ключ от дверей того мира, который так упорно не желает принимать обратно свое истинное дитя. Вампир, кажется, понял, о чем я думаю, и еле заметно кивнул.

Тут нашему начинающему, но подающему большие надежды водителю пришлось невольно отвлечься от серьезного разговора. Мы наконец-то поехали. Не так далеко, как хотелось бы, но метров сто без остановок в глухой пробке — это уже прорыв.

— Все это, конечно, очень красиво и до противности благородно, — когда мы снова встали, бесстрашно придвинулся к нам Вадим, уже совершенно уверенный, что ему ничего не грозит. — Но у меня появились смутные подозрения… — Он дождался, когда Стеф обратит на него свой тяжелый взгляд, и выдал: — В чем подвох? Вряд ли праздное любопытство стоит того, чтобы за его удовлетворение добровольно расплачивались своей жизнью.

Вампир не торопился с ответом. Он не верил в честность свихнувшегося на собственной гениальности ученого, поэтому выдавать всю правду даже о призрачной возможности возвращения в свой мир, ему было не с руки. Ва-банк ва-банком, но пару козырей в рукаве спрятать никогда не помешает.

— Вадим, прекрати этот фарс немедленно! — накинулась я теперь на ученого мужа, пытаясь воззвать к его несуществующему, как показала практика, состраданию. — Не вздумай пользоваться безвыходным положением Стефианира! Это низко и подло! И пусть…

— Светка, заткнись! — грубо оборвал меня Вадим, демонстрируя перед моим носом вполне ощутимый кулак. — Не лезь не в свое дело!

Я аж задохнулась от такой наглости. Ничего себе — не мое дело! Я, можно сказать, его подлую душу спасти пытаюсь, докричаться до остатков человеческого сострадания, забыв про собственные обиды, а мне в лицо кидают грубое «заткнись!».

— Светлана, все в порядке, я прекрасно понимаю, что говорю, — успокаивающе положил мне на запястье прохладную ладонь Стефианир и снова повернулся к нетерпеливо ерзающему ученому. — Считай это благотворительным вкладом в твое поистине грандиозное антивампирское дело. — Стефианир горько усмехнулся и, чтобы у всяких излишне подозрительных личностей не осталось больше сомнений, с надрывом в голосе добавил: — Ты же сам говорил, что выхода у меня нет, а стать безумным я хочу меньше всего. Уж лучше смерть.

— Рад, что до тебя наконец это дошло.

Зашкаливающее превосходство просто сочилось из Вадима. Он вальяжно откинулся на спинку сиденья, скрестив руки на груди, и плотоядно пожирал взглядом жертву своих будущих опытов, мысленно уже поделив шкуру неубитого вампира на несколько неравных частей. Я в который уже раз за последний час попыталась прочитать его мысли, но такая нужная именно сейчас способность бессовестно дезертировала, оставив меня разбираться с насущными проблемами традиционным способом.

Временно исполняющий обязанности водителя обреченно потупился и низко склонил голову, признавая тем самым свое полное поражение. Мой социально законный Чикатило с поистине королевским видом кивнул, давая понять, что принимает условия такого странного, но со всех сторон выигрышного для себя соглашения. Вот только за розовой пеленой триумфа муж не увидел торжествующих багровых отблесков в глазах потенциального подопытного.

Зато их прекрасно заметила я. Сердце предательски екнуло от нехорошего предчувствия. Неужели Стефианир все-таки заразился от моего мужа беспринципностью и приготовил за пазухой увесистый булыжник напоследок? Может, я зря растрачиваю на него свое человеческое понимание и участие? Вампир все-таки, ему по определению вряд ли ведомы эти чувства. Оставит меня вдовой без зазрения совести и из самых благородных побуждений, а мне потом отвечай по всем статьям. Наш Уголовный кодекс на вампиров пока что не распространяется, да и не доживет Стеф до суда. Что же делать-то? Я покосилась на сосредоточенного на дороге вампира и… промолчала. В конце концов, Вадим нужен Стефианиру живым. До поры до времени, конечно, а там что-нибудь придумается. События имеют обыкновения подсказывать правильные решения в нужный момент. Вот и понадеемся на хваленый русский «авось». Антинаучно, конечно, но ситуация располагает и не к таким суевериям.

Оставшаяся дорога до НИИ, где работал Вадим, заняла у нас почти два часа. Пробки вещь по сути упрямая и в большинстве своем непостижимая в плане нескончаемости. Причина, откуда берется этот беспросветный пожиратель человеческого времени (особенно без наличия на пути аварий и дорожных работ), не поддается никакому логическому объяснению. Это бедствие всех крупных мегаполисов сродни гнусу в тайге — и терпеть невыносимо, и сделать ничего не можешь. Водителей, как и комаров, сколько прав ни лишай (в случае с насекомыми — сколько ни убивай), меньше не становится. Парадокс.

Сидеть в душном замкнутом пространстве автомобиля становилось все труднее. От длительной неподвижности болели все мышцы, особенно те, которые непосредственно отвечают за сам процесс сиденья, да и закурить мне очень хотелось, что греха таить. Последнее осуществить я не решилась по причине дефицита свежего воздуха, а табачный дым способен выесть его жалкие остатки в считаные минуты. Зачем портить себе жалкие остатки и так сомнительного здоровья?

Огромное свежеокрашенное здание научного института было встречено нами довольно разнообразно. Я испытала облегчение, в душе радуясь, что наконец-то смогу нормально покурить на свежем воздухе. Последние полчаса сигарета была пределом моих мечтаний. Не могу отказаться от этой вредной привычки, когда стресс на стрессе сидит и стрессом погоняет, а я сегодня из них вообще не вылезаю. Вадим заметно нервничал, но пытался скрыть эту маленькую слабость за пустопорожней болтовней. Точнее — пытался бесплатно поработать экскурсоводом для иномирного гостя, красочно выдавая никому не нужную информацию по истории тех мест, которые мы проезжали. По мне, так на всем протяжении нашего тягомотного пути самой главной достопримечательностью была именно пробка, а ее описать нельзя, только прочувствовать. Стеф же сохранял видимое спокойствие и невозмутимость. Движения скупые и четко рассчитанные, лицо непроницаемое, как у мумии, взгляд уверенно смотрит только вперед. О чем он думает, было вообще не понятно, ни одной эмоции не промелькнуло за весь остаток дороги. И это в многокилометровой пробке! Прямо-таки эталон самообладания!