Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Видел Коллонтай, вернувшуюся с Аландских островов, где она была арестована и подверглась грубому обращению со стороны шведских офицеров, отказавших ей в праве проезда. Она отказалась от своей поездки во Францию. Я сожалею об этом. Сегодня, как никогда, необходимо, чтобы большевики были представлены на Западе людьми первого плана для того, чтобы быть понятыми и чтобы понять. Я передавал с Коллонтай огромный пакет, мои записки и письма больше чем за месяц. Все теперь лежит в Петрограде. Попытаюсь как можно быстрее отправить это с кем-нибудь в Париж.

Дорогой друг,

Я вне себя. Сегодня утром меня предупредили, что в Москву только что приехал Троцкий. Бегу в Кремль. Троцкий устраивает мне ледяную встречу. Задетый этим едва ли корректным отношением, я тут же разворачиваюсь и ухожу. Попытался понять, почему этот человек, четыре месяца относившийся ко мне как к другу, доверявший мне свои мысли, так резко и полностью переменил свое отношение ко мне. Не смог. Петров{119}, помощник наркома по иностранным делам, заявил, что Троцкий получил новые сведения о том, что наступление на большевиков было осуществлено Румынией якобы по совету миссии Вертело и что ею же был разработан план боевой операции, осуществленной румынской армией. Французские офицеры как будто лично участвовали в первых боях и покинули румынские части, в составе которых они сражались, лишь несколько недель спустя. Кроме того, Троцкий и Ленин возмущены позицией, занятой французской официальной прессой, — а это значит и французским правительством, — которая подталкивает Японию к немедленной интервенции в Сибири. Они подчеркивают существующее здесь противоречие между выжидательной, по крайней мере по их впечатлению, позицией Англии, между явно благожелательным отношением к русским со стороны Соединенных Штатов и враждебным отношением Франции. Их это тем более возмущает, поскольку они считают, что союзники, а точнее говоря, французы, попались на удочку Японии, что она, нажившись за счет немцев в Китае, наживается за счет союзников в Сибири, но что она отнюдь не собирается вмешиваться в мировой конфликт, хочет, так сказать, себя нейтрализовать, чтобы полностью сохранить свое влияние и извлечь для себя максимально большие выгоды на Всемирном конгрессе мира. Но все это не оправдывает некорректности Троцкого по отношению ко мне.

Дорогой друг,

Сегодня утром, идя в «Националь» к Коллонтай, встретил отставного министра государственного призрения прямо у гостиницы. Остановившись перед тележкой, она покупала какие-то фрукты. За последние два месяца она постарела лет на десять. Государственные заботы, или то, что она недавно вынесла от шведов, или ее замужество с суровым Дыбенко? Сегодня мне она кажется особенно уставшей и отчаявшейся. Очень волнуясь, она рассказывает, что накануне был арестован ее муж, совершенно беззаконным образом, по чудовищному обвинению, которое грозит ему расстрелом с судом или без суда в самое кратчайшее время{120}. Он содержится в Кремле, куда она собиралась отнести ему немного еды.

Я иду с ней. По ее мнению, настоящие причины ареста ее мужа таковы:

1) это — репрессивная мера Ленина против товарища, который посмел поднять знамя бунта. Это также способ запугать большевистских лидеров, которые вздумают последовать примеру наркома по морским делам и перейти в оппозицию;

2) это верный способ помешать Дыбенко уехать сегодня вечером на Юг, где он должен был принять командование над новыми большевистскими частями.

Возглавив части, Дыбенко мог (по крайней мере, Ленин должен был этого опасаться, потому что хорошо знает активность и недисциплинированность Дыбенко) либо немедленно начать военные действия против немецких сил и разорвать мир, либо выступить на Москву и возглавить движение против большевистского большинства. Коллонтай убеждена, что следствие, начатое против ее мужа, ничего не даст; с другой стороны, верные матросы Дыбенко направили Ленину и Троцкому ультиматум, извещающий, что если через 48 часов их дорогой нарком не будет им возвращен, они откроют огонь по Кремлю и начнут репрессии против отдельных лиц. Коллонтай могла бы быть совершенно спокойна, не опасайся она в какой-то степени, что ее мужа могут поспешно казнить в тюрьме.

Днем Чичерин, новый наркоминдел, подарил мне ключ к загадке, которая не давала мне покоя последние два дня. Обидчивый Троцкий перед своим отъездом из Петрограда имел беседу с генералом Нисселем. Тот, готовясь вот-вот вернуться во Францию, счел своим долгом выложить все, что было у него на сердце, бурно отчитал диктатора пролетариата и говорил так, «как никакой генерал не позволил бы себе говорить с унтер-офицером».

Троцкого, видимо, настолько задело поведение генерала Нисселя, что он резко прервал беседу.

В свое время я позволил себе рекомендовать генералу Нисселю не встречаться с Троцким без меня. Я знаю темперамент генерала. Я знаю, как обидчив и неуравновешен Троцкий. Без буфера, которым служил бы я, столкновение было неизбежным. Безусловно жаль, что оно произошло. Какой бы серьезной ни была причина вспышки нерасположения Троцкого, я вижу теперь, что оно очень быстро пройдет. За будущее я спокоен.

Дорогой друг,

Троцкий оказал мне сегодня прием, достаточный для того, чтобы рассеять неприятные воспоминания. Но румынское и японское дела странным образом настроили его против меня. Я информирован, — по крайней мере, я считаю, что я информирован, — о деятельности румынской миссии. Действительно, я не раз беседовал с генералом Вертело, которому я рассказал о возмущении большевиков и который ответил мне самым исчерпывающим образом. Пытаюсь поэтому объяснить Троцкому, что миссия не допускала абсолютно никаких нарушений, но он утверждает, что располагает настолько неоспоримыми документами и свидетельствами, что дискуссии здесь быть не может. Я тем не менее настаиваю на своем, поскольку со своей стороны я беседовал с товарищами из миссии Вертело, находящимися проездом в Москве, и они рассказали мне всю правду.

Японское дело, кстати, продолжает тревожить большевиков много больше. Несмотря на дружескую позицию, занятую Соединенными Штатами, очевидно, что Япония не откажется от интервенции, если она чувствует поддержку Англии и Франции. Вновь очень аккуратно я указываю Троцкому, каким должно быть средство против этого зла. Любой ценой, при необходимости территориальной уступки, нужно, чтобы Япония осуществляла эту интервенцию на стороне России. Некоторых наркомов я уже убедил. Троцкого — пока нет. По его мнению, с одной стороны, Япония откажется оказывать содействие России; с другой — если и сделает вид, что соглашается, то лишь для того, чтобы иметь предлог для вмешательства во внутренние дела России и чтобы сыграть одновременно игру реакции и Германии.