Смертельная обида - Николай Иванович Леонов

образованию психолог, хоть и работала по специальности совсем недолго, но могу сказать абсолютно точно, что когда он вспоминал семью, то делал это беззаботно. Понимаете, о чем я? Не было у него там каких-то серьезных проблем. А примерно три месяца назад я увидела его выходящим из машины около подъезда. И это был совсем другой человек. Раздавленный какой-то. Замученный, словно невыспавшийся. Я спрашиваю: «Надолго?», а он мне: «Не знаю, теть Свет. Время покажет». Разумеется, я его спрашивать больше ни о чем не стала. И так все поняла.

– И что же вы поняли?

– Расставание не красит человека. Это только кажется, что вот она – свобода или воля. Как хотите называйте. По ночам все равно неволю нет-нет да и вспомнишь. Это потом, когда все осознается и принимаются новые решения, становится полегче, но далеко не всем. Я застала Леню в тот период, когда он был в депрессии и еще не понял, что произошло. То есть по факту-то и понимать нечего, а душа протестует. Вот вы спросили насчет подруги… Я никого не видела. Специально не следила. Но раза два или три замечала возле его квартиры посторонних людей. Женщин среди них не было. Полагаю, Леня приглашал кого-то к себе для консультации. Я ведь знала, кем он работал.

И тут Светлана Борисовна сломалась. Она обреченно взмахнула рукой и прижала ее ко рту. Лицо сморщилось, из глаз покатились слезы. Стас шагнул к ней, приобнял за плечи.

– Ну-ну, не надо, не надо, – приговаривал он, пока Гуров наливал в чашку воду из-под крана.

От воды Светлана Борисовна отказалась и быстро пришла в себя.

– Я не могу представить, что прямо за стенкой он это сделал с собой, – призналась она. – Почему не пришел ко мне? Почему вообще он на это решился? Неужели из-за развода?

– А кто вам сказал, что он покончил с собой? – удивился Крячко.

– Так наш участковый и сказал, – удивилась соседка. – Он приходил ко мне, расспрашивал. Но я ему помочь ничем не смогла. Рассказала ему то же, что и вам.

– Понятно. Значит, никаких женщин вы рядом с Леонидом Семеновичем не замечали?

– Нет. Но я, знаете, то в поликлинику, то в собес… Может, кто-то и был, но я ведь специально не подсматриваю…

Петренко, кажется, вообще решил забить на свои прямые обязанности. Пока квартира Чернухина кишела людьми в полицейской форме, он со своими лейтенантскими погонами прекрасно вписывался в «пейзаж». Все свое внимание он уделял действиям судмеда, прям глаз с него не сводил. На просьбу Крячко дать контакты девушки, обнаружившей труп, отреагировал не сразу – настолько был занят своими наблюдениями. Пришлось повысить голос, после чего Петренко смутился и, наконец, полез в карман за блокнотом.

Глава 3

Маша продиктовала Гурову телефонный номер Красникова, но мучить мужа расспросами не стала. В их семье природа возникновения его внезапного служебного интереса к ее знакомым персонам априори не обсуждалась. И без того было понятно, что Гуров не станет без причины интересоваться номерами их телефонов или графиками приема пищи. Но именно в этот раз Гуров решил сам поделиться с Машей тем, что произошло.

Узнав о самоубийстве Чернухина, она некоторое время молчала, словно старалась прийти в себя. Дав жене немного времени, для того чтобы переварить услышанное, Гуров решил наконец заговорить первым, но Маша тут же его перебила.

– Ты думаешь, что Андрей мог быть к этому причастен, да? Думаешь, что этот адвокат не пережил того, что Андрей с ним сделал на глазах у всех? Это же позор, Лева. Это было… это все видели. Господи, неужели это из-за Красникова?

О том, что версия самоубийства кажется ему довольно слабой, Гуров сообщать жене не стал. Иначе ему пришлось бы углубиться в описание некоторых моментов, о которых Маше вовсе не обязательно было знать. Например, он бы объяснил ей все, что знал, про силу удара ножом в область грудной клетки. Чернухин просто не успел бы засадить в себя нож с такой силой и точностью – он бы в середине процесса загнулся от болевого шока. Стас тоже разделял позицию коллеги, а про Орлова и говорить было нечего. Выслушав отчет Гурова по телефону, он сразу предположил, что Чернухина вполне могли убить. Все-таки не в цветочном магазине работал, а с криминальными элементами общался. К тому же имел в своем адвокатском анамнезе случаи громких проигрышей линии обвинения.

– Если чуете, что пахнет убийством, то действуйте, но и про предварительную версию не забывайте, – благословил Орлов своих подчиненных. – Отправь Крячко на работу к той женщине, которая обнаружила труп, а сам отправляйся к своему Красникову. Или вместе туда и туда. Главное, чтобы не затягивали. А я, знаешь, вообще не понимаю, как можно было эту Мирошникову отпустить?!

Орлов думал, что он говорит грозно, но на самом деле его осиплый голос звучал в этот момент очень комично. Верочка, предусмотрительно спрятав улыбку, поставила перед ним третью чашку с горячим чаем, рядом положила таблетку пенталгина и вышла из кабинета. Вера всегда имела свое мнение, но всегда держала его при себе. Нечего было и думать о том, чтобы шеф благоразумно отправился домой, под одеялко. Какая разница, откуда он будет руководить процессом?

Вере было невдомек, что Орлов не только не думал о больничном, но еще и собирался ускорить процесс расследования. Отодвинув чай в сторону, он попросил его не беспокоить и включил компьютер. Через некоторое время он снова позвонил Гурову и сообщил, что Леонид Семенович Чернухин вот уже десять лет работал как индивидуальный предприниматель и добился таких высот, что приснится не каждому блатному. А рядом с такими гениями, как правило, пасется некоторое количество врагов самых разных профессий и рангов.

С чувством выполненного долга Орлов запил таблетку и с тоской взглянул в окно, на низкое ноябрьское небо, с которого на Москву вот уже который час сыпался не то мокрый снег, не то замерзающие на лету дождевые капли. Было слышно, как за стеной тихо смеется Вера, очевидно, разговаривая с кем-то из своих коллег.

Орлов снова взял в руки мобильный и набрал знакомый номер.

– День добрый, Гена. Спасибо, спасибо, все в ажуре. А ты как? Уволился? Да ты что… И почему?

Пока невидимый Гена объяснял причину своего увольнения, Орлов соображал, как бы сделать так, чтобы то, о чем он собирался сказать, было понято правильно и не улетело бы в никуда. Но Гена, видимо, самостоятельно добрался до сути, потому что в какой-то момент генерал-майор расслабленно выдохнул.