Белый ферзь - Андрей Измайлов

Только «Книга черных умений» в ИВАНе возьми да не отыщись. Специалисты, владеющие тибетским языком (вот Лозовских Святослав Михайлович…), авторитетно заявляют — нету. Недостаточно питерских специалистов? коллеги из Москвы могут подтвердить — Инна Колчина регулярно наведывалась, сиднем просиживала. Вплоть до последнего времени! (Минуточку! Последнее время — это когда? — Да вот буквально… да недели полторы назад!)

И если нету «Книги черных умений» в ИВАНе, то где она может быть? Тот же специалист-коллега подскажет: если где-то и есть, не иначе как в «Публичке», в подвалах…

А как туда?

Легко!

Система охраны в «сокровищницах мысли»… Говорено про систему охраны, нет никакой системы! Посторонних, конечно, стараются не пускать… Но разве это посторонний? СВОЙ. Правда, из ИВАНа, не вполне НАШ, но СВОЙ. Те же копейки получает, так же книжной пылью дышит!.. А с ним кто? Это тоже не посторонний, это тоже коллега — из Москвы!

Но — по порядку…

«Прежде чем тронуть женщину, наведи справки о ее муже!» Колчин изрек сентенцию искренне. Ибо имел в виду не чету Мыльниковых, но чету Колчиных. Само собой, поруганный Профиль не трогал Инну, понятия не имел о ее существовании. Но то была, если угодно, обобщающая сентенция. И свирепость колчинского тона адресовалась не именно… Ильичу, но безымянным виновникам исчезновения Инны.

Был ли безнадежный вздыхатель Лозовских виновником? Тронуть женщину (Инну!) он не мог в силу (вернее, в слабость) давно сложившихся отношений. А справки о «ее муже» давно наведены: Колчин предположил, что Инна в беседах со Славой Лозовских вряд ли рисовала образ грозного мужа, способного шею свернуть за неверно истолкованный взгляд. Свернуть-то шею ЮК способен, да. Но не за взгляд. Жена Колчина выше подозрений. Да, мастер единоборств, но отец — профессор, и образование высшее, и в каратэ его занимает не только и не столько «бей-круши», но философия, истоки… Он, муж, кстати, тоже живо интересуется древними рукописями и… и все такое. Забавно, что сказанное Инной справедливо, но не лечит душу платонического ухажера, а только растравляет…

Это ведь так по-человечески понятно: пусть я личиком не вышел, пусть лысина ранняя, пусть брюшко наметилось к тридцати годам, пусть спина горбом и ручки-жгутики, пусть! — зато мозги, зато старший научный, зато в словесном поединке сто очков вперед любому атлету! Предположить в другом наличие и тех и других достоинств — значит обделить себя, признать некоторую собственную убогость. Кто муж? Сэнсей с внешностью притягательной? Ясно. Дундук! И не надо про его многосторонние увлечения, не бывает. Это ведь так по-человечески понятно. Все же человек редкостно неприятное существо…

Как ДОЛЖЕН поступать дундук-сэнсей, обнаруживший пропажу жены и вышедший на след ее приятеля-интеллектуала? Да ясно как! Грубо и невежливо. Напористо и прямолинейно.

Только и остается интеллектуалу заранее горько усмехаться: и это твой избранник, коллега?!

…Колчин выспался.

Послерождественская гостиница, отпраздновав знаменательное событие, позволила себе тихий час чуть не до полудня. Пусть и середина недели, но иностранные специалисты, следуя традиции, — каникулы! каникулы! — устроили себе законный выходной. Сонная тишь.

За окном же — полулес, полудеревня (как ее? Коломяги?), и обычные утренне-будничные шумы, характерные для большого города, здесь… не характерны.

Потому Колчин выспался. Полновесных десять часов просопел.

И вскочил очумело. Который нынче?! Почти полдень! Проспал! Проспал!

Тихо. Тихо, тихо… Ничего Колчин не проспал. Просто предыдущие несколько суток были настолько плотно насыщены, что первая реакция при пробуждении: вскочить очумело — опоздал, не успел! бежать надо куда-то! что-то надо предпринимать!

Никуда бежать не надо.

А предпринять… Ну, набор номера по телефону. Что у нас на сегодня? Старшие научные сотрудники, насколько Колчин знаком со средой обитания, работают по свободному расписанию и всяко поспешают на службу не по заводскому гудку.

— Слушаю… — угрюмо отозвался женский голос.

— Ради бога извините, — не перебарщивая в проси-тельности, сказал Колчин, — Святослав Михайлович еще не ушел?

Он еще спит… — угрюмо отозвался женский голос. — А куда он должен уйти?

— В институт… — само собой разумеющееся произнес Колчин тоном коллеги, старшего коллеги. Столь естественен был обычно отец, Дмитрий Иванович, по телефону — профессор, легкое недоумение: как же так, коллега? а мы вас ждем… Хотя такое случалось крайне редко — проф. Д. И. Колчин кого-то ждет, а сей кто-то забыл-проспал-проигнорировал. И не переспросить под спудом значительного тона, а кто спрашивает. Неужто непонятно?

— Я могу его разбудить, — угрюмо отозвался женский голос. Угрюмый-угрюмый, но уже готовый к сотрудничеству. — Он же к трем собирался… — Угрюмый-угрюмый, но уже с ноткой извинения. — Разбудить?

— Ну что-о вы! Лучше я через час перезвоню. Через час — как? Не рано?

— Пожалуйста-пожалуйста! — отозвался угрюмый женский голос. Но угрюмость теперь переключилась со звонившего на спящего: ты тут дрыхнешь, а тебе звонят из института! не знаю кто, но оч-чень важно, судя по голосу…

За час Колчин многое успел.

Привести себя в форму: ката, ката и ката.

Досконально изучить распечатку с компьютера, до которой за истекшие сутки руки как-то все не доходили (вот и удачно, что часок выдался, есть теперь тема для завязки беседы со Святославом Михайловичем Лозовских — не просто: был я, знаете ли, вчера у лучшей подруги своей жены, а она сообщила, что вы как лучший друг мой жены…).

Потом он позавтракал — «чем богаты, тем рады».

Да-а, богаты в «Чайке», богаты. Не будь у Колчина вчера задачи посетить непременно и только «Метрополь», вполне сгодилась бы «Чайка» на отшибе для ужина с дамой в пристойной обстановке! Мало сказать — в пристойной.

Был Австрийский зал — с роялем, венскими стульями.

Был Финский зал, более походящий на внутренности сауны.

Был Русский зал — сплошь зеркальный, с морозным розовато-голубоватым орнаментом…

Все пустовало. Обитатели восстанавливались в номерах после вчерашнего. Только две дамочки поедали грузные пирожные с кофе. Им, дамочкам, бессонные ночи не впервой и нипочем.

Здра-асьте, дамочки! Пассажирки «порша»-сопровожденца. Их спутник, вероятно, на заслуженном отдыхе, в нумерах, — а они восстанавливаются отнюдь не сном, сон для них работа (и все же! как правильно? выспаться или переспать? о, великий, могучий!..). Иных бы с такого количества сладкого-сливочного разнесло, но нет, ничего — поджары, голодны… организмом сжигается все дотла (вот и — тьфу, тьфу! — Найоми Кэмпбелл, не псевдо в «Метрополе», но натуральная, жрет пирожные вволю, злорадно хихикая над конкурентками, изнуренными диетой: трахаться надо чаще-чаще-чаще, интенсивные физические упражнения — залог поддержания веса на должном уровне).

Есть резон, есть. То бишь интенсивные физические упражнения необязательно в постели, но от любых диет избавляют. Колчин, к примеру, может себе позволить что угодно в еде — пирожные так пирожные…

Он светски кивнул дамочкам (почти знакомы!), присел на венский стул в Австрийском зале.

Персонал вышколен — молчалив, приветлив, воспитан. А кофе-то, кофе! По-венски? По-венски. Однако! Это — кофе! Тот, кто утром кофе пьет, никогда не устает. Это — кофе.

Пока он смаковал (времени пока в достатке), дамочка лицом к нему что-то проговорила неслышно — дамочке спиной к нему. Обе хихикнули.

Колчин не умел читать по губам, но почуял — о нем, хотя дамочка не глядела в его сторону, а вторая не обернулась после неслышной реплики.

Он расплатился. Вышел на этаж к лифтам.

Тут же дамочки снялись со своих мест. Присоединились — в ожидании. Лифт. Биополе у них было сильное и однозначное. Особенно ощущаемое в тесноте лифта.

— На седьмой… — оповестил Колчин.

Кивнули, мол, нажимайте-нажимайте.

Нажал.

Приехали. Выпорхнули вслед за ним. Одна принялась рыться в сумочке, якобы в поисках ключа. Вторая якобы раздраженно пыхтела: вечно ты так!..

Колчин открыл свой номер. Зашел. Заперся. Даже не шагнул из коридора в комнату. Дальнейшее настолько предсказуемо, что он Даже от двери не стал отворачиваться — все равно сейчас открывать.

Ну, конечно! Робкий стук.

Открыл. Дамочки мялись у порога. То есть мяться мялись, но застенчивость мешалась с зазывностью:

— Знаете, ключ не найти. Посидим у вас? — логика здесь ни при чем: мол, ключ не найти, так спуститесь к портье, мол, все понимаю и сочувствую, но почему «посидим у вас»? ключ от этого, что ли, найдется?!

И той и другой стороне все ясно-понятно. И дело лишь за тем, насколько не возражает другая сторона, согласна ли с позитивным предложением той стороны.