Изувер - Валерий Барабашов

Игорь взял рецепт, прочитал.

— Да, интересно, — сказал он. — А где вы это нашли, товарищ майор? Вдруг это та самая Ефросинья Егоровна?

— Может быть. А бумажку я нашел при обыске на одной квартире, соображаешь?

— А что вы там искали?

— Пушки.

— Ото! Значит, там серьезные люди живут?

— Ну… это мы не установили. Внешне обычная семья, муж, жена. Она повар, он — грузчик в магазине… Но как этот рецепт мог к ним попасть, а, Игорек?

— А сами они что говорят?

— Да ничего. Не знаем, мол, в первый раз видим эту бумаженцию, и все такое прочее. Но женщина, Валентина, рецепт хотела у меня забрать. Дайте, говорит, выброшу. Но вела себя при этом довольно спокойно, не мандражила.

— Ну, люди разные, иные умеют себя хорошо вести.

Старший лейтенант вертел рецепт, разглядывал его со всех сторон. Сказал:

— Товарищ майор, оставляйте. Я все понял.

Съезжу в больницу, к матери этого шофера, поспрашиваю. Может, что и всплывет.

— Покрути, Игорек, покрути. Вдруг на что интересное вывезет. Каким все-таки образом рецепт оказался так далеко от больницы, где его выписывали?

…Игорек «покрутил» — побывал в больнице, у лечащего врача, потом съездил в райцентр, навестил бабку Ефросинью Егоровну (она до сих пор не пришла в себя, горевала по сыну), выяснил у нее, что рецепт этот она как раз сыну и давала, чтобы он купил ей в городской аптеке лекарства, а через день-другой и привез. Но… дальше случилось страшное.

Через три дня старший лейтенант Игорь Саженцев докладывал уже не майору Авдееву, а своему непосредственному начальнику отдела, подполковнику Костромину Владимиру Григорьевичу, а тот, ввиду важности информации, генералу Колесову.

Анатолий Петрович — могучий широкоплечий мужик с застенчивой, вовсе не генеральской полуулыбкой на скуластом лице, расстегнув пиджак цивильного костюма и чуть приспустив галстук, внимательно слушал подполковника.

Тот докладывал:

— Товарищ генерал, я думаю, нам необходимо вернуться к делу об убийстве водителя «КамАЗа» Александра Крылышкина. Появились новые данные, рецепт матери убитого, найденный на квартире Волкова Виталия Митрофановича.

— У Волкова?! — переспросил Колесов.

— Да, у него. Случайно, при осмотре дивана. Нашел майор Авдеев. Вот, можете полюбопытствовать.

Генерал, склонив к столу лобастую, с большими залысинами голову, повертел бумажку.

— Что-то много совпадений, — подумал он вслух. — То оружие мы в этой квартире ищем, то находим там рецепт матери убитого… У Волковых кто прописан, Владимир Григорьевич?

— Трое. Хозяин квартиры, Волков, его жена и сын, Павел. Я уже поинтересовался более детально.

— Сын, этот Павел, взрослый?

— Да, ему двадцать шестой год, мужчина. Это от первого брака Волкова-старшего. Мать его умерла давно. Парень служил в армии, работал на авиационном заводе, сейчас постоянного места работы не имеет.

— На что живет?

— Случайными заработками. С отцом ящики в магазине выгружает, на рынке этим же способом подрабатывает. Шабашки, короче.

— Что предлагаете, Владимир Григорьевич?

— Во-первых, съезжу в УВД, к Сидорчуку. Он, как я знаю, занимался этим «КамАЗом». Потом свои мероприятия надо организовать, товарищ генерал…

— Ваши версии?

— Думаю, Крылышкин кого-то посадил в кабину, подвез. Мог попросить этого человека помочь достать лекарства… Рецепт мог потом оказаться в руках Волковых и по иной причине — когда те, если они имеют отношение к убийству, прихватили его вместе с другими документами, в спешке или по неаккуратности бумажка эта оказалась под диваном… Смотрели дома документы, что-то упало, оказалось под диваном. Мог рецепт в руках той же Валентины Клепцовой оказаться: она же доставала кому-то лекарства, так мне доложил майор Авдеев.

— Ну, сейчас лекарства не проблема, доставать их вряд ли было нужно, возразил Колесов. — Значит, вы думаете, что эта самая Валентина могла оказаться в кабине «КамАЗа»?

— А почему нет, товарищ генерал? Но в любом случае она должна теперь объяснить нам, почему этот самый рецепт оказался у них дома?

— Безусловно… Может, отдадим этот рецепт Тропинину? — Колесов с улыбкой смотрел на подчиненного. — Пусть они и дальше раскручивают? Вы же сами говорите, что Сидорчук вплотную занимается этим делом.

Подполковник бурно запротестовал.

— Ну нет, товарищ генерал! Мы это дело начинали, нам его и завершать. Такую улику отдавать, что вы! Этот рецепт, чувствую, такое может потянуть!.. Если это все же не случайность, мы и сами это убийство раскроем. А то на нас пресса бочку катит, вы же знаете: наплодили, дескать, всяких милицейских управлений по борьбе с организованными преступниками, а отдачи никакой. Нет-нет, Анатолий Петрович, я категорически против!

— Хорошо, хорошо, занимайтесь. В таком случае, и Сидорчуку не надо ничего говорить, работайте самостоятельно. Если разговор все же зайдет, скажешь ему, что, мол, мать прислала через депутата областной Думы запрос о ходе следствия. Ну, а раз мы начинали, нам и отвечать приходится.

— Я думаю, нам придется заново выявлять тех, кто был в день убийства возле больницы, товарищ генерал.

— А вы знаете точно, в какой именно день убили Крыльшжина? — усмехнулся Колесов.

— Нет… Но вероятнее всего в день, когда Крылышкин приезжал к матери. У нас же есть показания свидетелей, «дело» у Игоря Саженцева.

— Ну что ж, восстановите, допросите заново свидетелей. Потом — всех троих Волковых. Покажите их тем, кто ждал автобус у тубболъницы…

— Я так и планирую, товарищ генерал.

— Только осторожней работайте, Владимир Григорьевич, — запросто уже, по-товарищески, попросил Колесов. — Срыва не должно быть. Эта семья, кстати, интересует ФСБ, так что интересы наши пересекаются. Держите меня в курсе дела постоянно.

— Слушаюсь!

Сидорчук принял руоповца у себя в кабинете радушно. С Владимиром Костроминым, подполковником, они были давно знакомы, оба начинали простыми операми в Центральном РОВД, примерно в одно и то же время получали звания и должности, оба работали в УВД: Сидорчук — в уголовном розыске, а Костромин — в БХСС. Потом пути их несколько разошлись. Костромин поработал в железнодорожной милиции, поймал там, на российских железных путях, несколько матерых расхитителей, о нем даже в местной газете писали, а газету эту увидел Колесов — формировал как раз новое управление — РУОП. Костромина он тоже знал, все коллеги-земляки друг про друга все знали.

Словом, Костромин перешел в РУОП, где было интереснее работать: несколько областей, иной масштаб действий, больше полномочий. Местные, областные УВД, оказывались у РУОПа как бы под колпаком. РУОП же напрямую подчинялся Москве, Колесов был одним из заместителей начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России, и задачи перед этим управлением ставились, соответственно, российские. Присматривали руоповцы за своими коллегами в областных УВД, присматривали, чего греха таить. Время от времени брали под микитки какого-нибудь зарвавшегося взяточника в милицейских погонах, помогали ему посидеть несколько лет в прохладных уральских краях («Милости просим в Ивдель-2»), поразмышлять там о превратностях судьбы и своих ошибках, а также раскаяться.

Короче, руоповцев, когда они усадили на нары за два последних года с десяток «крутых» ментов, стала побаиваться в регионе не только организованная преступность…

Подполковник Сидорчук перед законом, совестью и РУОПом был чист, и потому Костромина принял как друга и даже предложил ему хлопнуть по маленькой (при закрытых, разумеется, дверях).

Коллеги и хлопнули, ничего в этом страшного не было: 50 граммов «Белого аиста» — разве это доза для физически крепких и нравственно здоровых сыщиков?!

Подполковники поболтали о том о сем, повспоминали былые деньки и «битвы, где вместе рубились они», а потом Костромин плавно повернул руль разговора в нужный ему фарватер: беседа пошла об убитом шофере «КамАЗа», Крылышкине.

— Ты же занимался этим делом, Леша! — сказал он Сидорчуку.

— Да и сейчас занимаюсь, — Сидорчук расстроенно махнул рукой. — А толку-то! Попробуй теперь, спустя столько времени, достать кого-нибудь из той же Грузии. Из Чечни, из России, можно сказать, никого взять не можем, а уж оттуда…

«КамАЗ» этот, про какой ты спрашиваешь, братья Махарадзе бросили. Допросить, задержать — не получилось, смылись. Полгода согласований всяких ждал, разрешений. Потом полетели втроем в Батуми. Местный прокурор согласие на их задержание не дал: мы, дескать, не можем выдать своих граждан, так как не знакомы с делом, не участвовали в расследовании. Может, наши граждане и не виноваты ни в чем.

— Вы хоть допросили этих Махардзе?

— Какой там! Они, узнав о нашем приезде, сбежали под благовидным предлогом — дескать, срочные коммерческие дела. А кто-то из их корешков пригрозил нам, подбросили в номер гостиницы, где мы жили, гранату, правда без взрывателя, попугать. Первый этаж, окна от жары почти всегда нараспашку… Ну, мы поднялись и улетели. С одобрения начальства, разумеется. Сейчас все эти согласования пошли по новой, на уровне чуть ли не правительств, министерств иностранных дел, представляешь? Пишем, звоним, деньги и нервы тратим. Грузинская сторона настаивает, чтобы мы познакомили их с материалами предварительного расследования, сообщили оперативные данные «для изучения специалистами». Хаха! Мы что — идиоты?! Те же Махарадзе — уверен! — будут читать наши документы и делать соответствующие выводы… А! Давай, Владимир Григорич, лучше еще по рюмашке!