Русская история - Сергей Платонов

Он работал во всех сферах государственной деятельности, и многим казались настолько большими значение Меншикова и его способности, что, по их мнению, дела стали бы, если бы не было Меншикова. Армия видела в Меншикове талантливого полководца. Но любовью он не пользовался за свою гордость, заносчивость и лихоимство. Последний порок привлекал внимание Петра: Меншикову не раз грозила ссылка, не раз государь собственноручно бивал его. В конце царствования Петра Меншиков находился под формальным следствием. Но любовь к нему Петра и нужда, которую чувствовал Петр в его способностях, заставляли держать Меншикова на высоте того положения, какого он достиг в государстве. Спасало его и заступничество супруги Петра – Екатерины, жившей до брака с Петром в доме Меншикова.

Были и другие заметные сотрудники Петра, взятые им из низших слоев общества. Таковы, например, оставивший по себе добрую память генерал-прокурор Сената Ягужинский и дипломат барон Шафиров. Оба они были не русские, а только обруселые люди с довольно темным происхождением. Выдвинули их недюжинные личные способности, разбирать которые Петр был большой мастер. Большинство сотрудников Петра достигло высокого государственного положения именно личными заслугами и талантами, а не аристократичностью положения. Великий канцлер граф Гаврила Иванович Головкин, генерал-адмирал граф Федор Матвеевич Апраксин, дипломаты Петр Андреевич Толстой, Матвеев, Неплюев, Артемий Волынский далеко не отличались родовитостью и вышли из рядов неродословного дворянства XVII века; их роды или вовсе не играли роли до Петра, или стали заметны (вследствие личной выслуги) очень незадолго до Петра. Из людей родословных на высоких административных постах при Петре удержались представители трех фамилий: Борис Петрович Шереметев, ставший графом и фельдмаршалом; князья Голицыны – Дмитрий Михайлович, сенатор, и Михаил Михайлович, фельдмаршал, и князья Долгорукие, из которых сенатор Яков Федорович стал героем исторических преданий как образец высокой честности и бесстрашия, он резко противоречил иногда распоряжениям Петра и в глаза Петру высказывал, например, что царь Алексей стоял выше царя Петра по внутренней государственной деятельности. (Из родовых лиц необходимо еще упомянуть князя Никиту Ивановича Репнина, фельдмаршала).

Так разнообразен был по своему социальному составу ближайший к Петру круг его помощников. И знатный, и незнатный, и русский, и обруселый иноплеменник одинаково мог подняться до непосредственной близости к царю-реформатору. Поднимались до такой близости и иностранцы, случайно появившиеся в России и ей чуждые; но Петр, лаская их и доверяя им, не ставил их на первые места: везде над ними возвышался русский человек, хотя бы и меньше иностранца знавший дело. (На назначение Брюса президентом, а не только вице-президентом Берг-коллегии указывают как на редкое исключение из этого правила). Из иностранцев, занявших видное положение в России, следует назвать упомянутого графа Брюса – отчасти ученого, отчасти военного деятеля, отчасти и дипломата; далее – барона Остермана, дипломата и администратора, способности которого Петр по справедливости ставил высоко; наконец, Миниха, который явился в Россию только в 1721 году и заведовал в качестве инженера постройкой Ладожского канала.

Вся среда, окружавшая Петра, при разнообразии деятельности отличалась, как мы уже заметили, разнообразием характеров и взглядов. В то время как одни руководились личными стремлениями и заботами исключительно о своей карьере (иностранцы), другие жили более широкими интересами, имели определенные взгляды на служебную деятельность (Меншиков и князь Яков Долгорукий в этом отношении резко противоположны во взглядах на самую реформу, деятелями которой они были). Далеко не все относились одинаково к тому, что совершалось на их глазах и их же трудами; в то время как Борис Шереметьев душою предан был культурной реформе и, помимо настояний Петра, сам стремился к западноевропейскому образованию, Голицыны были поклонниками староотеческих преданий и не одобряли ни слепого поклонения Западу, ни близкого общения с иностранцами.

Однако авторитет могучего государя, привычка к долгому совместному служебному и житейскому общению, привычка к новым формам государственной жизни и деятельности соединили всю эту разноплеменную и разнохарактерную дружину Петра в плотный однородный круг практических государственных дельцов. Не во всем понимая и разделяя планы Петра, его дружина вела, однако, государство по пути реформы и после смерти реформатора-государя. Если в частностях постановления Петра и нарушались, если его предначертания исполнялись не вполне, все же «птенцы» Петра не допустили реакции и обратного превращения Российской империи в Московское государство.

Все перечисленные нами люди действовали на широкой государственной арене, стояли над обществом. В самом обществе, в разных его слоях, находились люди, преклонявшиеся перед Петром и пред его реформой, и таких людей было немало. Необычайное распространение в обществе XVIII века дифирамбов личности и делам Петра, составленных современниками реформы, свидетельствует о том, что сочувствие Петру очень сильно среди более или менее образованных русских людей. У некоторых это сочувствие было вполне сознательно и явилось следствием того. Что сами эти люди своим умственным развитием были обязаны тем новым условиям жизни, какие создал Петр. Таков был, например, Василий Никитич Татищев, администратор, географ-историк, даже философ, один из первых серьезно образованных людей на Руси, теперь известный более по своей истории России и другим сочинениям ученого и публицистического характера. Таков был и зажиточный крестьянин подмосковного села Покровского Иван Посошков, сперва хромавший раскольничьим недугом и недовольный Петром, а затем поклонник и Петра, и реформы. В своих литературных трудах (главный – «Книга о скудости и богатстве») наблюдательный и умный мужик, с одной стороны, является апологетом Петра, с другой стороны – желающим по мере сил помочь и правительству, и обществу своим практическим советом по разным вопросам общественной жизни. Такие личности, как Татищев и Посошков, действуя в совершенно различных сферах общества, выполняли одно и то же назначение: они являлись хранителями новых начал общественной жизни, получивших силу с Петром; они своими трудами, речами и жизнью распространяли эти начала среди косной и недоверчивой массы и, увлекая многих за собой, были действительными сотрудниками Петра.

Хотя и достаточно было у Петра таких сотрудников, однако они оставались в меньшинстве перед косною массою народа. В конце уже царствования Петра Посошков с грустью замечал, что «видим мы все, как Великий наш монарх трудит себя, да ничего не успеет, потому что пособников по его желанию немного: он на гору еще и сам-десят тянет, а под гору миллионы тянут, то как дело его скоро будет?» Если дело Петра не пропало с кончиной его, а стало жить в истории, то причина этого не в непосредственном сочувствии общества, а в полном соответствии реформы с вековыми задачами и потребностями нации.

Семейные отношения Петра

Приведенные слова Посошкова до некоторой степени можно приложить и к семейной жизни Петра; Великий монарх не встречал полного сочувствия себе и в семейном кругу. Мы видели, что в молодости поведение и разница взглядов далеко отвели его от первой жены – Евдокии Феодоровны. Он нашел себе другую привязанность и дошел до открытого разрыва с родней жены – Лопухиными. По возвращении из-за границы он – в 1698 году – постриг свою жену, открыто ему не сочувствовавшую. С тех пор она жила в Суздальском Покровском монастыре под именем Елены, но далека была от верности вынужденным обетам монашества.

От брака с Евдокией у Петра был сын Алексей, родившийся в 1690 году. До девяти лет он жил при матери и, конечно, воспитывался в несочувствии к отцу. После пострижения матери он остался на попечении сестер отца в старом московском дворце, в старозаветной обстановке царевичей. Петр при своих постоянных заботах и поездках мало обращал внимания на воспитание сына; иногда мелькали у царевича воспитатели-иностранцы, обсуждался план образования царевича за границей, но не был приведен в исполнение, и воспитатели мало повлияли на Алексея, зато подействовала среда. От духовника царевича до последнего товарища его забав возле Алексея собрались люди старого закала, ненавистники реформ, боявшиеся и не любившие Петра. В старом забытом дворце уцелела и старая по направлению среда. Царевич впитал в себя дореформенные взгляды, дореформенную богословскую науку и дореформенные вкусы: стремление к внешнему благочестию, созерцательному бездействию и чувственным удовольствиям. Дряблая натура сына еще более усиливала его резкую противоположность отцу. Боясь отца, царевич не любил его и даже желал ему скорой смерти; быть с отцом для Алексея было хуже каторги, по его признанию. А чем больше рос царевич, тем чаще тревожил его отец. Петр привлекал его к делу, думал практическим трудом воспитать в сыне достойного себе помощника и наследника, давал ему поручения важного характера и часто возил его с собой. Но с первых же шагов он убедился, что сын хотя и умен, но к делу не способен, потому что бездеятелен по натуре и враждебен отцу по взглядам. Петр думал силою переделать сына, даже бивал его – и безуспешно. Сын оставался пассивным, но упорным противником.