Зачеловек - Юрий Никитин

Олег вынырнул метрах в двух от шхуны, обычная рыбацкая, разве что загаженная настолько, будто выплыла из Средневековья, когда не знали бытовых служб, не мылись всю жизнь, а помои и нечистоты выливали из окон на улицу. Отвратительный запах достиг ноздрей, а едва вскарабкались на борт, шибанул с такой силой, что Виктория ощутила дурноту.

Грязная палуба покрыта рыбьей чешуей и внутренностями, отрезанными головами, кое-где рыбины забились в щели и вяло трепыхаются, засыпая. Виктория по останкам узнала два вида рыб, занесенных в Красную книгу, ловить запрещено, а Олег поднял одну такую, она слабо шевельнула хвостом в его ладони, бросил за борт.

Из носовой кабины поднимается тошнотворная струя запаха подгорелого масла, уже много раз использованного, и жареной рыбы. Донесся пьяный смех. Олег крикнул громко:

— Эй, есть кто-нибудь?..

Смех раздался громче, внизу с визгом распахнулась дверь, вышел очень худой подросток, грудь впалая, ребра торчат под кожей, но живот выпирает, как у беременной бабы. Одной рукой придерживался за косяк, в другой бутылка виски, уставился в непрошеных гостей и спросил хриплым пьяным голосом, перемежая речь грязным матом:

— Какого… и кто… это наш катер… и чо?

Олег смолчал, уступая инициативу Виктории, она вскрикнула с возмущением:

— Вы ловите рыбу, которой почти не осталось на планете! Это запрещено!..

Она прервалась, снизу донесся тихий жалобный плач, безнадежный, детский. Олег насторожился, в плаче чувствуется сильнейшая усталость, словно силы уже на исходе. Виктория женским чутьем тоже поняла, спросила резко:

— На этом судне есть взрослые? Подросток ответил нагло:

— А ты чо… тебе больше всех надо… сука…

Олег шагнул вперед, хлестнула пощечина. Из разбитых губ парня брызнула кровь.

— Мы не полиция, — предупредил Олег. — Зачитывать права не будем. Не понравишься, сразу за борт. С камнем на шее, понял?

Парень вздрогнул, вытер кровь тыльной стороной ладони, ответил пугливо, чуточку протрезвев:

— Есть отец… Но он ужрался, там внизу спит. А мы с сеструхой поймали рыбки… сейчас жарим и… сами жаримся.

Виктория переспросила:

— Жаримся? Как это?

Олег пояснил с каменным лицом:

— Трахаются. Так говорят в этом регионе.

Она поморщилась только на миг, спросила резко: — Кто плачет?

Парень заколебался, Олег выразительно сжал пальцы в кулак, и парень сказал быстро:

— Младшая сестренка.

— Что с нею?

— Болеет, — ответил он неохотно.

Виктория спросила:

— Чем?

Он сдвинул плечами.

— А кто знает? Болеет, и все. Нас было девять, я старший… шестеро умерли.

Виктория, не говоря ни слова, быстро спустилась вниз. Парень, уже не страшась Олега, хоть тот и разбил ему рот, поспешно поднес к губам бутылку виски, жадно припал к горлышку. Огромный кадык несколько раз дернулся, послышалось бульканье. Оторвавшись с немалым облегчением, жестом предложил приложиться Олегу, тот с непроницаемым видом покачал головой. Похоже, принимает Викторию за знатную даму, а Олега за телохранителя, хорошо, пусть так и будет.

Через несколько минут Виктория поднялась на палубу, держа в руках ребенка лет пяти, девочку, жалобную, исхудавшую. Такими по телевидению показывали умирающих от истощения ангольских беженцев. Руки и ноги кажутся тонкими палочками, коленные и локтевые суставы непомерно вздуты, как утолщения на стеблях бамбука, ребра выпирают, все тело покрыто отвратительной красной сыпью, а на лице еще и язвы. К гноящимся глазам то и дело пристраиваются мухи, Виктория отмахивалась от них с раздражением и злостью.

— Она умирает! — вскрикнула она обвиняюще. — Там в каюте спит пьяный боров, синий от перепоя… Ребенок охрип от крика!.. Сестра тоже пьяная настолько, что ничего не видит, не понимает… Олег, это ужасно, ей не больше десяти!

Олег буркнул:

— А у этой какая-то сыпь. Не заразись.

Девочка плакала все тише, вся красная, покрыта волдырями, губы полопались от жара, в темных струпиках засохшей крови. Виктория повернулась к парню, тот с философским видом, раз уж не может прогнать незнакомцев, снова приложился к бутылке и тянул крепчайшее виски, как теленок сосал бы сладкое молоко.

Как вы можете! — закричала Виктория. — Девочка может умереть!

— Не умрет, — равнодушно ответил подросток. — Она уже неделю так… Было хуже.

— Еще хуже?

Едва ворочая языком, он подтвердил:

— Она… была… синяя, хи-хи!.. Как член девственника. Виктория задохнулась от возмущения, оглянулась на

Олега, потребовала:

— Мы должны немедленно доставить ее в больницу! Он подумал, посмотрел на солнце:

— Как? Их корыто не доползет к берегу и до утра.

— На твоей яхте, — сказала она решительно, незаметно перейдя на. — У ребенка, полагаю, временное улучшение… если это улучшение. Возможно, у нее уже нет сил бороться. Потому и не кричит, а только плачет.

Он поморщился, оглядел загаженную шхуну. Из раскрытой двери, откуда Виктория вынесла девочку, удушливый смрад грязных тряпок, остатков разлагающейся еды, роем вылетают толстые жирные мухи, все блестяще-зеленые, как жуки-бронзовки, настоящие мухи-падальщицы, помойные мухи, мухи городских свалок.

— А не проще ли, — предположил он нерешительно, — затопить это все здесь?

— Олег!

— А что? — удивился он. — Вот сейчас сделаем дыру в днище, это одна секунда, все это дерьмо опустится на дно, рыбы будут рады. Кому-то корм, кому-то каюты для жилья.

Парень дернулся, но смолчал, Виктория вскричала возмущенно:

— Ты что? Ты всерьез? Ах да, ты же никогда не шутишь!.. Олег, это маленький ребенок, ему нельзя дать умереть!

— Из нее вырастет гений? — спросил Олег саркастически. — Вряд ли. Да и зачем нам эти гении, скоро начнем воспроизводить их сами. Первый ассемблер уже заканчивают, через пару дней начнет готовить две копии… Виктория, что с тобой?

Она огрызнулась, прижимая ребенка к груди:

— Олег, они все наши! И даже те двое, перепившиеся так, что плавают в собственной блевотине. Олег!

Он пожал плечами.

— Да я что, я ничего. Я вообще-то готов отвечать, но как-то подразумевалось, что будем отвечать за достойных, а не всякую… словом, всякое.

— Я не собираюсь всех их тянуть в светлое будущее зачеловечества, — огрызнулась она. — Но достойное существование в их собственном мире можем им обеспечить, помочь… Мы везем этого ребенка к врачам или нет?

Он шагнул наконец ближе, всмотрелся в девочку.

— Парень прав, — сказал он громко. — Она уже почти выздоровела. Разве не видишь?

Виктория ахнула, девочка на ее руках заметно потяжелела, краснота ушла, сыпь и волдыри исчезли, как и гной из глазных впадин. На нее взглянули чистые детские глаза, а сама девочка озадаченно умолкла, не понимая перемен в организме.