Вампир поневоле - Ксения Баштовая

Дверью он хлопнул так, что, наверное, штукатурка посыпалась у соседей на три этажа вверх.

Данешти проводил его задумчивым взглядом и с непередаваемым чувством в голосе сообщил:

— Пороть его надо! Вот в наше время …

— Вода была мокрее, трава зеленее, а солнце желтее?

— Ага, — радостно закивал Вовочка, — особенно трава! В наше время она была высокой, кучерявой и, главное, такой кустистой!

Я не выдержал, фыркнул:

– Судя по всему, у тебя до сих пор остались запасы?

— Но-но! Попрошу без намеков! Я, в конце концов, юрист! Правовед! Специализируюсь на уголовном праве! — Вован воровато оглянулся по сторонам и шепотом закончил речь: — Прячу хорошо …

Хмыкнув, я поднял с пола выроненную монету. Разобиженный Ромочка так спешил, что даже не удосужился забрать свой трофей.

— Дай посмотреть, а? — протянул руку Вовка.

— Так ты ж ее сто раз видел, — удивился я.

— А я еще хочу ….

Дети, если вам будут предлагать выбор: пойти на расстрел или выполнить просьбу Владимира Данешти — всегда выбирайте первое. Это безопаснее.

Вовка осторожно двумя пальцами подхватил монету и, как в дурном американском фильме, медленно пропустил подарок Цепеша змейкой между пальцами — сверху вниз.

И где только научился?

– Любопытная, все-таки, ве …

Договорить он не успел: у меня перед глазами полыхнул яркий свет …

Хлопнула дверь в прихожей:

– Прикиньте, толкиенисты вообще обалдели, на людей кидаются … Андрей?.. Вовка?.. Где вы?..

Ветерок перебирает листву. Под сенью высоченного тополя стоит, небрежно опершись спиною о толстый ствол, стройная девушка в легком сарафане. Смотрит она куда-то вдаль и совершенно не обращает внимания, как легкий зефир перебирает ее волосы, шепчет что-то на ухо.

— Красавица, не хочешь прогуляться?

Девушка медленно оглянулась, удивленно заломила бровь, изучая скучающим взглядом какую-то странную личность, направляющуюся к ней. Одежда этой самой личности пребывала в художественном беспорядке, под глазом расцветал синяк, а запах перегара мог заменить любую химатаку.

— Проваливай, — хмыкнула она, издевательски искривив губы. — И чем быстрее, тем лучше.

Личность икнула, помолчала несколько мгновений, размышляя, что же делать, а потом завопила на всю улицу:

— Гордая, что ли?! Не хочешь пройтись? Да я, может быть …

Чем все-таки хотел похвастаться несчастный выпивоха — осталось тайной как для его собеседницы, так и для высокого парнишки, как раз выходившего из продуктового ларька с бутылкой минералки в обнимку: неожиданный резкий удар в спину — и пьянчужка отлетел в сторону. Покачиваясь, вскочил на ноги, оглянулся:

— Тыче себе позволяешь?! Да я … — Слова застряли у него в горле, и все, что услышали остальные участники (да и просто зрители) этой странной сцены, был тихий сдавленный сип. Сердце невольно пропустило несколько ударов …

— Даю три секунды, — медленно сообщил невесть как появившийся подле пьянчуги мужчина. Черный, небрежно накинутый на плечи плащ скрывал фигуру, а темные глаза не выражали ничего. — И если после этого увижу тебя поблизости …

В голосе его не было ни малейшего намека на угрозу, а вот …

Пожалуй, незадачливый ловелас сбежал раньше, чем закончилось отведенное ему время.

Мужчина же в черном плаще перевел взгляд на девушку, и она, слабо улыбнувшись, осторожно прикоснулась кончиками пальцев к его запястью:

— Ты куда пропал? Я уже минут двадцать тебя жду.

— Да так …

Невольный свидетель этой странной сценки рванулся к подъезду. Домой и поскорее.

Как известно, серый — самый спокойный цвет. Серое предрассветное марево скрадывает все цвета. Серых кошек найти в темной комнате еще труднее, чем черных. Ну а серая земля под ногами великолепно гармонирует с серым пасмурным небом. Вот только я в это не верю. Наверное, художника из меня не выйдет.

Странное-странное «место, куда попадает все сломанное, выброшенное и потерянное», ничуть не изменилось. Диковинный пейзаж в серых тонах вызывал боль в глазах. Блеклая пыль, покрывавшая утоптанную землю, осыпала ботинки, перекрашивая их в серые тона, ну а небо … Сказать, движется ли день к закату или только начался (а может, солнце вообще замерло в зените) было невозможно: самого солнца попросту не было видно. Облака, что ли?

— Да уж, — мрачно протянул Вовочка, оглядываясь по сторонам. — В хорошее местечко мы по твоей вине попали, Андрюшенька.

– По моей?! Да это ты все сделал!

Данешти только плечами пожал:

— Твоя ж монета была: Владик-то тебе ее отдал.

— Ну и что с того?! Крутил ее ты?.. Монета-то где, кстати?

— На, не нервничай! — вздохнул приятель, протягивая мне драгоценный грошик. — Делать-то что будем?

Идей было много, все требовали выхода и мгновенно пропали после Вовочкиного же:

– Задумок нет? Значит, будем биться головой о землю и рыдать. Вдруг Владик пожалеет и появится.

Я почему-то в этом сомневаюсь. Наверное, молчание было очень красноречивым: Вовочка помолчал и добавил:

— Или мы тут со скуки помрем. Пошли что ли?

— Куда? — не выдержал я.

В голосе товарища адвоката звучало искреннее удивление:

– Во Владиков замок, конечно.

Я тщательно оглянулся по сторонам. Бескрайнее серое поле даже без намеков на растительность. Блеклое небо. И ни малейшего намека на замок. Или хотя бы какую-нибудь хибару.

– Ты его видишь?

Данешти только плечами пожал:

– Сюда ж потерянные вещи должны попадать? Вот он и потерялся … уже здесь …

Очень смешно. Просто слов нет.

– Пошли искать, — вздохнул я. А что мне еще оставалось?

Если я надеялся так просто отделаться от Вовочки, я глубоко ошибался. Приятель мерно вышагивал рядом со мною, не затыкаясь ни на мгновение:

– Потерянный. Странно все-таки. Замок, и вдруг потерянный! Это ж не телефон какой-нибудь. Не представляю, как вообще можно потерять замок. Шел, значит, в карман положил, и дальше пошел. А карман дырявый … вот замок в подкладку и вывалился … Так, что ли?

Я не выдержал:

– Вов, ну сколько можно?! Достал уже.

Приятель обиженно замолчал. Ненадолго.

Минут через пять ему надоело идти молча (сказать, какое из этих слов ключевое, я вряд ли смогу). Вовка резко остановился и протяжно проговорил, явно пародируя какой-то фильм:

— Я е-э-э-эсть хочу! — о пародии я догадался, а вот вспомнить, над чем он издевается, так и не смог.