По стопам Господа - Грег Айлс

Придя в себя, я увидел совсем рядом светлый диск в мраморном основании алтаря. В серебряном диске было отверстие. Я протянул вперед дрожащую правую руку и положил ладонь на диск.

Боль в руке тут же уменьшилась.

– Вот, это именно то место, которое я искал! Здесь Иисус покинул землю.

– Мистер имеет правду, – сказал Ибрагим. – Этот диск находиться на место, где крест был стоять. Справа и слева два черный диски, где кресты, на который висеть разбойники – один хороший человек, второй плохой человек. Потом Иисус положить в могила Иосиф из Аримафеи и воскресать три дня позже.

– Неправда, – убежденно заявил я.

Ибрагим побледнел.

– Сэр, вы нельзя сказать такие вещи здесь!

– Говори лучше шепотом! – взмолилась Рейчел.

– Зачем в диске отверстие? – спросил я Ибрагима, поглаживая прохладное серебро.

– Вы имеете возможность поместить туда пальцы и прикасаться Голгофа. Камень Голгофа.

Я закрыл глаза и просунул два пальца в отверстие. Кончики моих пальцев ощутили грубую поверхность камня.

– Именно это тебе снилось? – нетерпеливо спросила Рейчел.

Но я не мог произнести ни слова. Что-то втекало в меня из живого камня. Голос Рейчел словно удалялся, потом и вовсе пропал. Я чувствовал, как каждая косточка во мне вибрирует – но чудесным, приятным образом, словно мое тело поет в унисон с Землей. Сначала это чувство было сладостно-радостным – внутренней упоительной дрожью, однако затем меня начало трясти буквально. А потом начались самые настоящие судороги.

"Припадок, – спокойно констатировал знакомый внутренний голос. Это говорил медик во мне. – Тонико-клонические судороги".

Словно из-под воды, я слышал вопли на разных языках. Потом я упал, и рядом испуганно закричала Рейчел.

Удара я не ощутил.

Казалось, я просто растекся по полу.

Глава 31

Белые Пески

Клиническая смерть Питера Година наступила в семь часов пятьдесят две минуты.

Рави Нара спал прямо в больничном ангаре, поэтому у кровати Година он оказался меньше чем через две минуты.

В происходящем для Рави не было большой неожиданности. Он давно готовился к худшему. По науке, нужно было шунтировать четвертый желудочек мозга, чтобы уменьшить давление и избежать водянки. Но в его нынешнем состоянии Годин не перенес бы подобную операцию.

Однако, примчавшись в Шкатулку, Рави обнаружил, что произошла другая, и непредвиденная, беда: у старика отказало сердце.

Медсестры уже интубировали больного и теперь пытались реанимировать его с помощью дефибриллятора. Рави взглянул на электрокардиограмму: да, медсестры правильно поставили диагноз – желудочковая тахикардия. Рави с жаром подключился к работе. В конце концов комбинация двух лекарственных препаратов и электрошок вернули старика к жизни.

Напоследок Рави взял кровь Година для анализа, чтобы по характерным энзимам определить степень ущерба, нанесенного сердцу.

Годин теперь был временно вне опасности, но без сознания. Рави присел, желая расслабиться и подумать.

Как он ненавидел клиническую медицину! Всегда что-нибудь наперекосяк, всегда какие-то неприятные сюрпризы! Пятнадцать лет назад Годин перенес операцию коронарного шунтирования, а в 1998 году ему поставили эндопротез сосуда. Таким образом, имелся значительный риск инфаркта, но Рави так напряженно занимался главным – годинской глиомой, что про опасность со стороны сердца почти забыл. Медсестры, разумеется, заметили его неловкость и растерянность в критической ситуации. Не того они ожидали от лауреата Нобелевской премии. Но после стольких лет лабораторных исследований Рави напрочь отвык от реальных больных. Ну и что? В простых случаях даже ветеринар способен успешно реанимировать инфарктника; Рави рожден для других, более великих дел.

Пока медсестра прилаживала вентиляционный прибор к дыхательной трубке Година, старик пытался что-то сказать.

Рави наклонился к его уху.

– Не пробуйте говорить, Питер. У вас была небольшая аритмия, – солгал Рави, – теперь ваше состояние устойчиво.

Годин зашарил перед собой правой рукой. Медсестра догадливо вставила в его пальцы ручку.

Годин нацарапал в блокноте:

НЕ ДАЙТЕ МНЕ УМЕРЕТЬ! МЫ ТАК БЛИЗКИ К ЦЕЛИ!!!

– Успокойтесь, вы не умираете, – сказал Рави, хотя оптимизма не испытывал. Гипоксии ничего не стоило спровоцировать летальную водянку мозга. Успокоительно пожав Годину плечо, Рави приказал медсестрам держать больного на вентиляторе. Это приведет старика в ярость, но ему придется смириться.

Чтобы не выслушивать бесполезные протесты Година, Рави тут же вышел из Шкатулки. Закрывая люк, он увидел Зака Левина, который мчался от входа в ангар к Шкатулке.

– Что случилось? – испуганно спросил Рави. – Какие-то неприятности?

Прежде чем Левин смог заговорить, он несколько секунд переводил дыхание.

– Нейрослепок Филдинга добивает последние алгоритмы! Он ухитрился состыковать части мозга, которые до сих пор существовали в «Тринити» раздельно: область памяти и область обработки информации! А теперь он создает совершенно новую схему интерфейса. Я просто шалею, никогда не видел такого фейерверка гениальных решений! Вот человечище, я вам скажу!

– Как странно вы говорите о компьютерной копии Филдинга – словно о живом!

– А его уже и сейчас от живого трудно отличить! «Тринити» пока что – или уже! – работает на пятьдесят процентов плановой мощности. Но при этом у меня полное впечатление, что я разговариваю с человеком, с которым я работал два последних года.

– Вы вышли на пятьдесят процентов?

Левин радостно улыбнулся.

– Ага! И стремительно набираем темпы. Зря я, дурак, не верил Питеру. Он сказал, что теперь как с горы покатимся. Так оно и есть. Правильное у него чутье!

Рави пытался скрыть свое потрясение. Годин предсказывал, что девяносто процентов работоспособности станут "порогом тринитизации", то есть именно с этого момента нейрослепок превратится в полноценное самосознающее и сознательное существо.

– Вы употребили выражение "разговариваю с человеком, с которым я работал последние два года", – сказал Рави. – Стало быть, синтезатор голоса действует? Филдинг с вами разговаривает?

– Это некоторое преувеличение. Его речи не хватает связности. Но он старается. Впрочем, гладкость речи – дело наживное. Он нам не все может объяснить, однако конкретные результаты его работы ошеломляющие, и это главное. Теперь начинается отсчет часов до полного успеха.

Несмотря на двусмысленность своих личных интересов в этой ситуации, Рави испытал большой эмоциональный подъем. Они так долго ждали этого момента!

– И сколько, по-вашему, остается?

– От двенадцати до шестнадцати часов.

– Порог тринитизации будет действительно преодолен?

Левин, счастливо улыбаясь, закивал.

– Мы во Вместилище уже делаем ставки на время. Я поставил сто долларов на двенадцать часов. И я не единственный оптимист.

Рави невольно посмотрел на часы.

Через двенадцать часов.

Рехнуться можно.

– Насколько вы уверены в успехе?

– Настолько, насколько можно быть уверенным, когда имеешь дело с техникой такой сложности. Я должен немедленно доложить Питеру.

Это никак не устраивало Рави. Годин должен узнать о происходящем не раньше, чем Рави переговорит со Скоу.

– К Питеру сейчас нельзя. Он вас все равно не сможет выслушать. Мы его только что вытащили из клинической смерти.

Левин окаменел.

– Но он ведь жив, да?

– Жив. Однако на вентиляторе.

– В сознании?

– Да, но сознание затуманено. Вас он не поймет. И говорить не может.

– Он должен знать о нашем прорыве! Это удвоит его желание бороться за жизнь.

Рави прикинулся сочувствующим.

– У Година воли к жизни всегда было в избытке.

– Нет, вы не понимаете. Это известие его из могилы поднимет!

– Сожалею, Зак, я вас к нему пустить не могу.

Левин смерил Рави презрительным взглядом.

– Не вам принимать решения. Какое у вас право скрывать от Питера информацию такой важности?

– Я его лечащий врач.

– Ну так и занимайтесь своей гребаной работой. А мне и без медицинского образования ясно, что в этой ситуации лучшее лекарство для Питера – прямо сейчас узнать, что дело его жизни накануне успешного завершения!

Левин возмущенно отвернулся от Рави, вступил на платформу перед Шкатулкой и нажал кнопку ультрафиолетового дезинфектора.

Рави было заспорил, однако инженер, слушая ровное жужжание аппарата и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, полностью игнорировал невролога.

Остановить упрямого Левина не было никакой возможности. Не драться же! Да Годин и сам, чуть придя в себя, затребовал бы Зака к себе.