Музыка для мужика. История группы «Ленинград» - Максим Семеляк

У Шнурова уже тогда было неплохо с деньгами, но это не слишком поменяло его привычки.

Его физиономию стали узнавать на улице где-то к 2003-му. Осенью 2002-го мы еще могли неузнанными дойти до метро и купить еды и алкоголя. Потом это стало невозможно, и дорога в магазин превращалась в бесконечную автограф-сессию.

Весной 2003-го мы пили красный «Джони Уокер». У Шнурова уже было достаточно денег, чтобы позволить себе любые напитки, но красный «Дж. Уокер» — это, пожалуй, был максимум алкогольной буржуазности, которую он себе позволял. У него вообще не было в плане денег той консьюмеристской метаморфозы, которая обычно происходит со всеми рок-звездами, неважно, здесь или там. Денежного сора. На машины там или хотя бы алкоголь, одежду, баб и проч.

Красный «Джони Уокер» — вполне себе плебейский, самый заурядный виски. Такой могут пить все, зарабатывающие в месяц тысячу долларов. Это абсолютно немаркированный алгоколь. Рок-звезде в положении Шнурова положено пить розовую «Вдову Клико» или «Кристаль». Так делают почти все. Но это как-то даже в голову не приходило.

Мы пили красную этикетку и закусывали ее болгарскими консервированными голубцами. Их надо разогреть прямо в жестяной банке. Страшная вещь, с привкусом железа.

Я вообще не помню, чтобы Шнуров когда-либо выказывал какие-то гастрономические капризы. Голубцы, грибной суп — вот, собственно, и все. И дома у него почти никогда не было ничего съедобного. Я однажды жил у него в Питере, в квартире на Мучке. Открыл холодильник, а там музей кетчупов и початых майонезов. Буквально по двадцать банок и того, и другого. И все едва початы. Видимо, ходили ночью в магазин, покупали пельмени или сосиски и к ним кетчуп или майонез. И так всякий раз, потому что Шнуров просто не помнил, что у него в холодильнике уже музей этих кетчупов.

Я их выкинул все. Получилось две большие сумки.

Алина Крупнова

Они с Акиньшиной в тот момент были самой красивой парой в масштабах страны. Даже и это он сделал. Когда он пошел навстречу глянцевым журналам, он в какой-то момент сообразил, что Джонни Деппа с Ваннессой Паради у нас нет. И он взял и подарил людям эту историю. Это был, разумеется, абсолютно спонтанный и естественный роман, но тем не менее люди, которые отказывались восхищаться Певцовым с Дроздовой, нашли себе достойный объект для любования.

Сергей Шнуров

То, что в метро узнают, это все хуйня. Самое страшное — когда ты понимаешь, чего от тебя ждут. Вот это пиздец.

Алексей Зимин

Роман Шнурова с Акиньшиной, разумеется, аукнулся в прессе массой мощных исторических аналогий. Чаще всего, понятно, вспоминали Володю и Марину. Шнуров с Акиньшиной даже пару раз сфотографировались в духе парадных портретов Высоцкого и Влади. Потом были еще съемки а-ля Джон Леннон и Йоко Оно и пр. Шнурова это развлекало, а Акиньшину бесило. Как-то раз я напечатал в GQ профайл Сержа Генсбура: как он жил, что у него было с бабами, сколько пачек он выкуривал в день и т. д. Вручил номер с этим текстом Шнурову, вот, дескать, фактически про тебя написано. Он уволок журнал с собой в Ленинград. Через месяц приезжаю, Акиньшина на меня чуть ли не с кулаками: «Зачем ты ему дал это почитать?! Он меня теперь со свету сживет. В Лондон к Джейн Биркин переезжать придется».

Сергей Шнуров

Кремлевские работники подарили мне телефон Vertu.

Светик даже предположила, что там стоит жучок.

Дело было так. Я снимался в документальном фильме для Пятого канала. Март месяц, я был заебанный совершенно. И тут мне звонят и говорят, что неплохо бы мне прилететь на встречу с Сурковым. А он тогда еще не был таким известным персонажем. Я говорю: занят, не могу. Мне в ответ: мы тебе все оплатим, только прилетай. А съемки были как раз рядом с аэропортом, ну, думаю, слетаю. Встреча происходила в гостинице. Собралась вся рок-н-ролльная пиздобратия. Ко мне тут же подбегает человек, говорит: давайте нам ваш билет, мы вам деньги отдадим. Я говорю: спасибо, но я за свой счет. Потом пришел Сурков с двумя какими-то кренделями. Ну и начались разговоры про передовое общество, про новую Россию, ну и все в таком духе. Общие фразы в основном. Ничего конструктивного. Гребенщиков представлял кремлевскую позицию, Земфира делала «фи», что, однако же, не помешало ей вскоре выступить на сборище «Наших». Группа «Чайф» просила создать профсоюз, чтоб музыканты на пенсии получали деньги. Я сидел, слушал. Но когда «Би-2» сказали, что неплохо бы побороться с пиратством, я не выдержал. Да вы, говорю, охуели — вы налоги с концертов платите, тогда у вас и лицензионные диски будут продаваться. Сурков сказал: поднимите руку, кто из вас ни разу не играл на политических мероприятиях. Я поднял руку и Земфиру заставил поднять, хотя она-то как раз где-то играла. Потом Сурков заметил, что ни один великий художник не существовал без мецената, и я ему тут же привел массу примеров обратного. В общем, с Сурковым говорил один я.

Бутусов за все время встречи не проронил ни слова. Когда все закончилось, я его обнял и сказал: «За что я тебя, Слава, люблю, так это за твое красноречие».

Вера Рейнхат

Кроме обычных кнопок на телефоне «Верту», как известно, имеется особая — для связи со специальным диспетчером, который действует по типу справочного бюро, а также оказывает некоторые услуги типа вызова такси на такой-то адрес (например, находясь в Англии, можно связаться с диспетчером, и он закажет такси, чтобы встретили тебя в аэропорту Франции, ну и так далее). Короче говоря, наши были в Германии, напились, как обычно. В какой-то момент Пузо нажал на волшебную кнопку и произнес следующую речь: «Мы находимся в Кельне, как нам связаться с местным наркодилером?» Диспетчер вежливо ответил, что в Германии наркотики противозаконны. После этой истории телефон «Верту» быстро всем разонравился, и Пузо использовал его как открывашку для пива.

Сергей Шнуров

Мне очень нравятся деньги. Особенно большие суммы. Но когда мне предлагают пиздец какую сумму и говорят «только тебе придется быть не собой», я, к великому сожалению, вынужден отказаться. Я не собой быть не умею. Это в моем случае элементарно нерабочая концепция. И поэтому я честен до конца. Я чувакам из кремлевской администрации так и сказал: ну не получится, поэтому давайте вы сами по себе, а я сам по себе. Я перекроиться не смогу. Чего доброго, возьму деньги и наебу потом, а зачем мне людей подводить? Я же все равно не смогу написать песню про последнюю осень. Разве что про первую.