Почти дневник (Статьи, очерки) - Валентин Катаев

Мы создаем свои Булонские леса и Елисейские поля.

Гремят оркестры.

Мелькают, отражаясь в Мавзолее, пехота, артиллерия, кавалерия, самокатчики, танки, грузовики...

Покрывают небо тройка, пятерка, девятка эскадрилий военной авиации.

Проносятся бреющим полетом истребители.

Они круто взмывают вверх. Они отвесно ползут по воздуху.

Это высшая школа пилотажа.

Идут районы.

Плывут воздушные шары, портреты, флажки.

Колонна семнадцатилетних юношей и девушек гордо несет плакат: "Нам семнадцать лет".

Это ровесники Октября, ровесники века социализма.

Появляется громадный самолет "Максим Горький".

С него гремит "Интернационал". Самолет плывет над площадью, как гигантский музыкальный ящик.

Отцы держат на руках детей.

Маленькая девочка сидит на цоколе трибуны. В одной руке у нее красный флажок, в другой - надкушенное антоновское яблоко. Сизые щечки замурзаны, и глазенки широко смотрят вокруг на весь этот радостный, гремящий, четкий и грозный мир Октябрьского парада.

Девочка отражается в зеркале Мавзолея.

1934

ПРОЛЕТАРСКИЙ ПОЛКОВОДЕЦ

Передо мной на столе стоит медная гильза трехлинейного винтовочного патрона. Недавно ее нашли в лимане, на месте знаменитых перекопских боев. Пятнадцать лет пролежала она в крепком рассоле Сиваша.

Я беру в руку перекопскую гильзу. Она окислилась, позеленела. Пятнадцать лет назад она была наполнена порохом. Сейчас она набита солью. Она тяжела и устойчива. Бирюзовая накипь времени каменными слоями покрывает ее некогда блестящую поверхность.

Как она волнует, эта небольшая вещица, почти камень!

Я вижу мелкую сине-зеленую воду Сиваша. Я слышу каменное слово Перекоп. История вставила в свою обойму самые мужественные слова нашей неповторимой эпохи: Октябрь, большевик, Коминтерн, Кремль, "Аврора".

Перекоп принадлежит к числу этих слов.

Сказав "Перекоп", нельзя не сказать "Фрунзе".

С 7 на 8 ноября 1920 года командующий Южным фронтом М.В.Фрунзе провел в районе расположения Шестой армии, в бывшем имении Фальц-Фейна "Аскания-Нова". 5-го числа он отдал приказ по войскам Южного фронта ворваться в Крым и энергичным наступлением на юг овладеть всем полуостровом, уничтожив последнее убежище контрреволюции.

Утром 8 ноября Михаил Васильевич ждал командарма Шестой с докладом о положении дел на линии. Он встал рано и умылся ледяной водой.

Он несколько раз выходил на крыльцо, прислушиваясь, не слыхать ли канонады. Но вокруг все было тихо.

В жизни каждого человека бывают особенно значительные дни, полные ожидания и скрытого волнения, дни, когда с раннего утра все душевные силы собраны, уравновешены, как бы приготовлены для принятия важных событий, меняющих всю жизнь.

Именно таким днем был для Фрунзе день 8 ноября 1920 года.

Резервы подтянуты. Дивизии на линии. Приказ отдан.

Фрунзе подошел к окну. Термометр показывал десять градусов ниже нуля. Голые акации сада стояли, как нарисованные углем на серой бумаге озябшего до синевы утреннего неба. Телефонисты вели через сад провод.

Ровно в десять, с пунктуальной точностью офицера генерального штаба, приехал командарм-6. В сопровождении двух порученцев, в ладно пригнанной походной офицерской шинели, блестя ясными стеклами пенсне, неторопливым шагом он прошел под окном и вошел в сени. Фрунзе выпрямился и через левое плечо ловко повернулся к двери. В дверях навытяжку стоял Корк. Фрунзе не терпелось.

- Здравствуйте, Август Иванович, с добрым утром, пожалуйте.

Они крепко пожали друг другу руки. От Корка вкусно пахло солдатским сукном, ноябрьским крепким морозцем и скрипучей кожей амуниции.

- Товарищ командующий фронтом, - сказал Корк, сосредоточенно сдвигая свои колосистые пшеничные брови и взвешивая каждое слово, - выполнение поставленной вами задачи протекает успешно.

- Отлично, - сказал Фрунзе и подошел к столу, где были разложены карты и карандаши.

- Ударная группа Шестой армии в составе Пятнадцатой и Пятьдесят второй стрелковых дивизий ночью овладела Литовским полуостровом и развивает свой удар в юго-западном направлении, в тыл перекопско-армянской группе врангелевцев. Пятьдесят шестая дивизия ведет артиллерийскую подготовку для атаки Турецкого вала.

- Почему же не слышно пушек?

Корк напряженно порозовел.

- Сегодня утром, до девяти часов, в районе боевых действий Пятьдесят первой дивизии имелся густой туман, поэтому Пятьдесят первая дивизия запоздала с началом артиллерийской подготовки на два часа, то есть артподготовка началась вместо восьми в десять...

Фрунзе остановил Корка жестом. Он прислушался. В стекла мягко ударил очень отдаленный орудийный выстрел. Через минуту еще.

- Очень хорошо, - с удовлетворением заметил Михаил Васильевич и прошелся по комнате. - Сейчас мы позавтракаем как следует, а потом уже... Он потер руки, которые все еще не согрелись после умывания.

Они плотно позавтракали. Фальц-фейновский повар зажарил прекрасную курицу и соорудил замечательную глазунью. Чай пили крепкий, душистый. Предлагая гостю стакан, Фрунзе погладил себя по высоким каштановым, студенческим волосам, потрогал усы и бородку, и вдруг в его глазах блеснули веселые точечки.

- Кстати, о чае, - сказал он, заливаясь добродушным хохотком. - Никак не могу забыть. Курьезнейший случай. Еще в девятнадцатом году. В Самаре. Сиротинский рассказывал. Насчет какао. У меня там в штабе Четвертой армии один старый генерал работал. Не буду называть фамилию. И вот, знаете ли, какой у него разговор с Сиротинским произошел. Угощает этот самый генерал Сиротинского какао и показывает банку: "Это, говорит, какао Эйнем, я его еще в пятнадцатом году купил в лавке Гвардейского экономического общества. Осталось всего полкоробки. Вот допью это самое какао, и уж больше никогда в жизни его пить не придется". - "Почему это?" - "А как же? - говорит. - Ведь у большевиков-то какао никогда не будет. Откуда же большевики, вы то есть, какао достанете? Нет уж, я на какао больше не надеюсь". - "Позвольте, говорит мой Сиротинский, - почему же это у нас какао не будет? Откуда вы взяли? Обязательно будет. Вот увидите. Дайте только нам социализм построить". - "Разве что при социализме, - говорит наш генерал сумрачно. - И то, наверное, по кружке на человека!" Понимаете? Оказывается, какао у нас не будет!

Фрунзе весело засмеялся, откинулся на спинку стула и вдруг помрачнел.

- Этот же почтенный генерал как-то поведал мне свои сомнения. "Вы, большевики, говорит, вряд ли победите". - "Почему же?" - "Родины у вас нету. Не за что бороться. Те хоть за родину сражаются. А вы за что?"