Воспоминания о передвижниках - Яков Минченков

   Где же было чутье художника во всех этих случаях? А при расширении и перестройке дачи его в Куоккала -- чего только не нагромоздил он там, сделав из дома какой-то птичник. Если здесь он не почувствовал нескладицы, отсутствия логической связи, то откуда же вытекала в его лучших вещах такая продуманность, художественная логика и красота?

   Новые формы, новая живопись картин часто ставили его в тупик, а пейзажисты-импрессионисты приводили в раздражение. Чтобы получить его голос за интересную, но по-новому написанную вещь, близкие ему товарищи брали Репина на буксир, подводили к баллотируемой картине и осторожно расхваливали ее. В большинстве случаев Ренин как бы поддавался внушению и соглашался с оценкой товарищей.

   Модернисты не любили Репина, обвиняли его в непонимании красоты, приписывали ему даже мещанство. Для них Репин был прост и груб, а красоту, которую все же они не могли исключить из его произведений, они объясняли случайностью. Репин, по их мнению, не искал красоты, а, натолкнувшись на нее случайно, умело передавал видимое. Он забрасывал в жизнь огромный невод и вытаскивал на поверхность все, что туда попадало: и ценное и мусор.

   Как и все передвижники его времени, он зарядку получал чаще всего от литературы, улавливая идеи народничества. Более слабые его товарищи тонули в публицистике, теряя самое главное в искусстве -- художественное воплощение образа; огромный талант Репина выручал его и выводил на широкий простор живописных задач. Чутьем художника он находил яркие образы для воплощения своих идей, облечь же их в живописные формы для него, огромного мастера, не представляло трудностей. Казалось так, что тенденция вытекала из его картин, а не картина из тенденций.

   Поленов удивлялся неутомимости Репина в работе и легкости, с какой он справлялся с натурой.

   Когда они в 70-х годах жили в Париже, то в кружок русских художников приходили французские литераторы и художники.

   Тогда же появилась впервые и фотография, которой художники увлекались и делали много снимков.

   Репин тоже попробовал воспользоваться аппаратом и накрыл голову сукном, но скоро бросил экспозицию.

   -- Да тут удушиться можно, -- говорил он. -- И кому в голову пришло изобретать этот аппарат, когда можно просто нарисовать портрет?

   И действительно, углем он делал рисунки-портреты, которые, как художественные произведения, вернее, правдивее передавали натуру, чем фотография.

   -- И когда мы надрывались при рисовании с натуры, -- вспоминал Поленов, -- Репину она давалась так легко, точно он играл на балалайке.

   Я застал Ренина в зените его славы. Общество, меценаты преклонялись перед ним, считали, что он может сделать все, и обращались к нему с различными заказами, от которых ему приходилось отказываться.

   Московский коллекционер, купец Свешников, приставал ко мне: "Попросите Илью Ефимовича, чтоб он написал мне такую картину: поет артистка Патти, а слушает ее не пустая голова, как я или другой такой же, а сам великий муж, Илья Репин, который может оценить ее, как великий великую".

   Репин смеялся, когда я передал ему эту просьбу. "Скажите, пожалуйста! Патти -- куда еще ни шло, а себя, великого мужа, пришлось бы писать с затылка".

   Увлечение одной лишь формой или красками, уход в прошлое, изысканность -- все это было не для Репина. Ему нужна жизненная тема, живые люди, широкая пластика, экспрессия, сильные переживания.

   Когда идеи народничества стали выдыхаться в литературе, а жизнь в эпоху реакции не давала ничего для широкого размаха в искусстве, Репин приостановился в своем творчестве. На темы современности он ответил лишь картинами дуэли при узаконении ее Александром III. Один вариант "Дуэли" был приобретен Флоренцией. В нем есть нечто от мелодрамы. Другой, что в Третьяковской галерее, более репинский. Под обезумевшим лицом закуривающего убийцы на белой сорочке черный круг галстука; взято умело по-репински сильно.

   На этюдной выставке в Петербурге много было интересных репинских работ. Там был эскиз к картине "Распятие": Христа прибивают к кресту, собаки лижут кровь, стекающую по дереву. И это страшно, жестоко, зверино, а может -- так и не нужно.

   Не находя ничего в окружающем, Репин делает вылазку в символизм и мистику. Пишет большой эскиз "Искушение". На горе, на фоне зловеще раскаленного оранжевого неба стоит изможденная фигура Христа. За ним, как нетопырь, жирное чудовище -- сатана. Из горы подымаются струями миазмы. Дух и омерзительная плоть, соблазны и отвержение их.

   Здесь было много репинского умения, но не его дух; была красивая выдумка, но не живой, репинский сколок жизни. Картина в большом размере вышла слабее эскиза, а когда через год к ней были приписаны еще ангелы, она стала совсем дешевой.

   Некоторые находили, что "Искушение" было ответом Репина на приглашение его перейти в общество "Мир искусства".

   Неисчерпаемый материал Репин находил в портретной живописи. Не было выставки, на которой бы не было его портретов в большинстве мастерских и особо убедительных. Однажды Серов подвел нас, своих учеников, к портрету-рисунку, сделанному с него Репиным, и сказал: "Срисовать-то и мы срисуем, а вот так посадить и охватить всего -- мы не сумеем".

   Репин оставил довольно много воспоминаний, писем в печати. И здесь он рисует больше образы, не интересуясь причиной тех или других явлений, и, как в живописи, впадает в противоречия. Перо его больше скользит по поверхности жизни, и образы в его письмах гораздо слабее, чем в картинах.

   Один раз в жизни написал он стихи живым украинским языком.

   В Москве праздновали юбилей писателя и критика В. А. Гиляровского ("дяди Гиляя"). Гиляровский всегда был закадычным другом художников и в особенности юношества. Критикуя молодых художников-учеников, он улавливал лучшее, что было у них, поддерживал в них веру в свои силы и сам, вечно бодрый, с отзывчивым сердцем, передавал эту бодрость и другим.

   Ему, юбиляру, Репин писал:

   Ось, чуете? Москва гуде,

   Козак Гиляй гуляе,

   Мотнею улицю мете,

   Метелицю вздымае.

   Словце крылатое мета

   То с ядом, то с риготом,

   В веселi вiрши, заплета

   Кого щадыть, кого пыта,

   Кого доймае потом.

   Вiн характерник не спроста..

   Як Бульбу дядька знають,

   До себе зазивають,

   Шанують, поважають всi,

   Пивом-медом наповають.

   Илля Репин.

   А москвичи-художники, посетители шмаровинских "сред", поднесли адрес с подписями, рисунками и извинением за текст: "Пером мы не горазды, а кистью борзее".