Чаша Владычицы Морей - С. Алесько

— Кэти, милая, ты не поняла. Мы хотим, очень хотим, но я боялся, ты еще не готова… Но если ты… Все будет, как пожелаешь…

Она какое-то время внимательно смотрела на него, но не поверила. Вздохнула и ответила:

— Нет, наверное, действительно еще рано.

Потом села и стала одеваться, не глядя на него. Сэндклифу очень хотелось сжать Кэтрин в объятиях, целовать, бормотать глупые нежности… Он уже сглотнул застрявший в горле комок, но внезапно представил, как девушка, не в силах побороть отвращение, каменеет от его прикосновений. Картинка оказалась столь яркой, что капитан ограничился невнятными извинениями, стянул сапоги и забрался в гамак. Девушка молча заправила койку и вышла. Через несколько минут в каюту ввалился злой как морской черт Мартин и чуть не вытряхнул друга на пол.

— Что у вас произошло?

— С Кэт что-то не так?

— Да! Опять не так! Я только-только стал надеяться, что все наладится, а она опять сидит на носу, по-моему, хочет плакать. Меня попросила уйти. Так что произошло?

— И ты оставил ее одну?

Мартин рыкнул по-медвежьи и выругался.

— Я, по-твоему, дурак? Юнгу попросил приглядывать. — Капитан облегченно вздохнул. Пятнадцатилетний мальчишка был почтительно влюблен в Кэт, он не позволит ей выкинуть какую-нибудь глупость. — Ты ответишь, или сначала придется тебе в морду дать? — наседал Мартин.

Сэндклиф рассказал об их с Кэтрин разговоре. Мартин взбесился еще больше, хотел действительно врезать другу по физиономии, но в последний момент передумал и проломил кулаком стенку каюты. Капитан не собирался уклоняться от удара, так погано было у него на душе.

— И этот недоумок считает, что разбирается в женщинах, — проворчал молодой человек, выходя из каюты. — Я в них больше понимал, когда пешком под стол ходил.

Сэндклиф ничего не ответил, натянул сапоги и отправился к корабельному плотнику за инструментом, а потом полдня заделывал дырку, пробитую кулачищем медведя.

С того дня Мартину оставалось лишь наблюдать, как расширяется трещина между Кэтрин и капитаном, будто растет полоса темной воды между причалом и уходящим кораблем. Сэндклиф и девушка по-прежнему, если не в большей степени, избегали смотреть друг на друга. Каждый считал себя виноватым и боялся увидеть в глазах другого подтверждение своей вины. Сколько раз Мартин замечал, как Сэнди, которого он теперь шпынял при каждом удобном случае, пытался приласкать девушку, она поначалу тянулась к нему, но потом нечто будто заставляло ее стыдиться его прикосновений.

Кэтрин стыдилась не капитана, а себя. Она не говорила Мартину и уж тем более Сэнди о постоянно гложущем ее чувстве вины за свою покорность в плену у пиратов. Она позволила чужим сделать с ней все, что они хотели, не оказав ни малейшего сопротивления. Ей казалось, это делает ее грязной и нежеланной для ее мужчин, как если бы она изменила по доброй воле. Лишнее подтверждение этим мыслям девушка получила, услышав от капитана смущенный отказ на ее предложение снова быть вместе. Сэнди, конечно, не хотел обижать ее, попытался смягчить ситуацию как мог, но она все поняла. Что ж, ей в свое время потребовалось три года, чтобы простить измену Марти. Возможно, ее мужьям понадобится столь же долгий срок.

Сэндклиф быстро перестал обращать внимание на понукания друга в отношении Кэтрин. Да, поначалу он пытался приголубить подругу, вдохновленный ее робким вопросом, на который он так бездарно ответил. Но все его действия приводили лишь к тому, что Кэт не выдерживала и начинала каменеть от его прикосновений, как ему и представилось тогда в каюте. И он лишь утвердился в мысли, что ей противно ощущать руки и губы того, из-за кого пришлось пережить позор и унижение.

Мартину девушка тоже не смогла позволить ничего серьезного в последние недели плавания, но он не боялся смотреть ей в глаза и говорить о своих чувствах, поэтому смог добиться хоть какого-то понимания. Капитан же, заметив, как Кэтрин начинает замыкаться, тут же сам прятался в раковину своей вины не хуже испуганного моллюска. Мартин был уверен: если б друг постоянно не отгораживался от Кэти, в их жизни все давно стало бы по-прежнему, а прошлое осталось позади.

На Джибролте троица поселилась в гостинице у Антонио, взяв прежний номер с большой кроватью. Об этом мужчин попросила Кэтрин. Они ей, конечно, не отказали. И снова стали спать втроем, просто спать в одной постели. Девушка не могла обходиться без близости своих мужей, хоть и выражавшейся в столь опосредованном виде. Пусть это были лишь скромные поцелуи, легкие касания, полуобъятия. Кэтрин за время плавания слишком истосковалась по возможности каждую ночь уютно устраиваться меж двух теплых родных тел.

Правда, теперь, боясь почувствовать невольное желание мужчин избежать ее случайных нескромных прикосновений, девушка спала в длинной закрытой ночной рубашке. Сэндклиф, впервые увидев ее в этом одеянии, в очередной раз с трудом сдержался, чтобы не завыть с горя, а потом всю ночь провисел на самом краешке кровати, не желая тревожить Кэт. Мартин, обрадованный тем, что Кэти в городе снова стала ходить в платье, ничуть не расстроился, и всю ночь проспал, сжимая любимую в объятиях. Ведь рубашка до пят из плотного полотна надежно предохраняла ее от излишне откровенных порывов его тела.

Хозяин гостиницы несказанно удивился, увидев в холле знакомых клиентов. Прошло почти полгода, а они все еще вместе, только от их счастья, похоже, мало что осталось. Девочка на себя не похожа: испуганная, неуверенная. Капитан и его друг обращались с ней, как с ледяным цветком, которые, говорят, растут в горах Подлунной: боялись лишний раз дохнуть, чтобы она не исчезла. Но ничего не помогало, и с каждым днем эти трое все больше отдалялись друг от друга. Антонио даже стал им сочувствовать. Троица долго пробыла вместе, куда дольше, чем он предполагал, и теперь необычный, но, с его точки зрения, весьма трогательный союз распадался у него на глазах.

Для Мартина теперешнее положение вещей в их семье начинало становиться пыткой еще по одной причине. Он не привык к воздержанию, а рядом с любимой и желанной женщиной, которая раньше никогда не отказывала, держать себя в руках оказалось гораздо труднее. Молодой человек был уверен: она не скажет «нет» и сейчас, но просить ее об этом первым не решался, боясь сделать больно. Кэтрин же молчала, по-прежнему полагая, что ее мужьям неприятно иметь с ней дело, они брезгуют ею как женщиной. Раз Сэнди сказал: еще рано, он и должен определить, когда придет время. Поэтому по ночам, после того как девушка засыпала, Мартин подолгу лежал и скрипел зубами из-за неутоленного желания. Капитан выглядел пришибленным, угрюмым и, казалось, ничего не хотел.

В конце концов Мартин не выдержал. Как-то вечером, когда Кэтрин уснула, он вылез из постели и, позвав друга, отошел подальше в угол.

— Чего тебе, Марти? — проворчал Сэндклиф, вырванный из только-только начавшей затягивать его дремы.

— Я уйду на час-другой. Прикрой меня перед Кэти, если что.

— Куда это ты собрался?

— Пар выпустить. Не могу больше.

— Сдурел? Как ты можешь так поступать с Кэт?

— Думаешь, будет лучше, если она в одну прекрасную ночь наткнется на мой торчащий член?

Сэндклиф выругался.

— Иди, раз приперло. Прикрою.

— Я вернусь и отпущу тебя.

— Вот спасибо! Шел бы ты знаешь куда со своей заботой! Мне девки не нужны.

— У тебя там отсохло? Давно удивляюсь, как тебе удается держаться? Я себе уже мозоль на руке натер, а ты, по-моему, ни разу не подрочил.

— Очень просто. Как только мне начинает хотеться, вспоминаю, какой я ее нашел в каюте на «Фантоме», и все как рукой снимает.

Мартин взглянул на друга как на ненормального и покачал головой.

— Так у тебя точно скоро ничего не зашевелится. Дурак ты, Сэнди. Лучше бы попросил у Кэти прощения, если считаешь себя в чем-то виноватым, и попытался б ее приласкать.

— Иди, Марти, со своими советами, куда собрался.

Мартин ушел и вернулся, Кэтрин во время его отсутствия не проснулась. Сэндклиф, прежде чем пустить друга в кровать, чуть ли не обнюхал его.

— Отстань, извращенец, я зашел на обратном пути в купальню, — отмахивался от него Мартин. — «Лисички» тобой очень интересовались.

— Мне почему-то кажется, ты их за двоих отдрючил, оборотень недоделанный. Если б я не опасался вопросов Кэт по поводу разбитой физиономии, так бы тебе в морду и дал!

Мартин засопел, полез под одеяло и с чистой совестью прижался к Кэтрин, не боясь, что его дружок в ближайшее время потревожит девушку. Он не считал себя виноватым. Для него Кэти — единственная, но раз уж она не может пока быть с ними, приходится как-то выходить из положения. Он и раньше не мог долго обходиться без женщины, а теперь звериная составляющая сделала воздержание и вовсе невозможным. Да и Кэти тоже изменилась. После всех приключений в Стонторе Мартин был уверен: она поняла бы его правильно.