Броненосцы победы. Топи их всех! - Вячеслав Коротин

Василий мотнул головой и снова направился в низы броненосца. Предстояло долго и упорно копаться в проводке, чтобы к следующему дню наладить хоть какие то возможности боевого освещения.

Не повезло, однако. Повалило броненосец в развороте совсем некстати. И совсем некстати попался Василию под ботинок тот ошмёток, на который угораздило его наступить в неподходящий момент. И понесло обалдевшего лейтенанта прямо на развороченное недавним взрывом железо. Соймонов, нелепо взмахнув руками, ударился грудью об хищно выставившую свои шипы разорванной стали переборку. Только боль… Василий успел почувствовать только боль…

– Прекратите, господин лейтенант! – пощёчина не то чтобы привела Соймонова в чувство, но всё-таки частично вернула в этот мир. В лёгком тумане Василий видел лицо Александровского.

– Счастлив ваш бог, Василий Михайлович, – врач дружелюбно улыбнулся своему пациенту, – ещё чуть-чуть – и не беседовали бы мы больше с вами. Ребро вас спасло. Грудная мышца распорота, но внутрь железо не проникло. Пару- тройку дней поболит, а потом как новенький будете.

А сейчас – спать!

– Какой там спать! – попытался возразить Василий…

– А ну молчать, пациент! – доктор и друг стал неожиданно суровым, – это там, в бою, вы старший специалист. А здесь я для вас главнее всех адмиралов вместе взятых, понятно? Только попробуйте мне тут свой гонор демонстрировать. Ни секунды не сомневаясь доложу Николаю Оттовичу. И зря думаете, что он примет вашу сторону.

Соймонов скрипнул зубами и оставил пререкания. На глазах выступили слёзы. Не столько от боли, сколько от обиды: надо же было так глупо и нелепо влипнуть. Смеяться ведь будут – на ногах устоять не смог. Офицер, чёрт побери!

А грудь действительно здорово болела, даже дышать было больно пока не стал действовать укол морфия, сделанный доктором. Чертовски хотелось повернуться на правый бок, но пока организм весьма остро реагировал на любую попытку пошевелиться. Пришлось лежать на спине.

Несколько минут Василий пытался "собрать в кучу" разбегающиеся по углам сознания мысли, вспомнить сегодняшний день… Безуспешно. А потом пришёл милосердный сон.

Уже засыпая Соймонов слышал мольбы комендора Малинина, лежавшего на соседней койке с развороченным животом: "Доктор, Христом-Богом прошу! Помогите до Владивостока мне дотянуть! Чтобы не в море, чтобы в российской земле моя могила была"…

Александровскому действительно было не до лейтенанта с его хоть и болезненным, но не угрожающим жизни ранением: почти весь бой в лазарете было скучно ("Пересвет" почти не обстреливался), а вот потом, на протяжении часа, раненых поставляли десятками. И каких раненных! Дальномерщику Харитонову вырвало полбока и наружу проглядывали белые рёбра, комендору Гузееву разворотило пах и он орал от боли до тех пор, пока ему не вогнали убойную дозу кокаина, барабанщик Скворцов лишился глаз, было огромное количество обгорелых, из которых многим можно было поставить диагноз: "не жилец", но облегчить их последние минуты было необходимо…

Некоторые бредили и в помещении лазарета регулярно раздавалось что то типа: "Наводить по "Асахи"! Стрелять бронебойными!".

Работа корабельного врача по сравнению с его сухопутным коллегой – ад и ювелирное мастерство: постоянно качается хирургический стол, раны такие страшные и обширные, что даже смотреть жутко, пациенты прибывают зачастую десятками после каждого удачного попадания противника, квалифицированных помошников практически нет…

Но работали. Справлялись. И вытаскивали из могилы тех, на кого Смерть уже вроде бы наложила свою костлявую лапу…

Глава 9

Миноносцы… Лихие кавалеристы флота!

Действительно, очень похожи главные задачи кавалерии на суше и минных сил на море: Преследовать разбитого противника и добивать его, превращать победу в разгром. И так же как кавалерии настоятельно не рекомендуется атаковать нерасстроенную пехоту, для миноносцев самоубийственна атака на неповреждённый броненосец или крейсер. Выходить относительно безопасно только на корабль уже почти беззащитный, с почти выбитой артиллерией, а то… Слишком многое принесено в жертву главному – скорости: облегчённый корпус, отсутствие брони, слабая артиллерия, небольшие дальность плавания и мореходность, условия жизни экипажа. Всё на алтаре посвящённом ЕЙ!

Сблизиться как можно скорее на те убийственные три-пять кабельтовых, когда каждый, самый мелкий снаряд, может вывести твой корабль из строя. Сблизиться и выпустить по противнику мину (торпеду, как мы называем сейчас) Всё ради этого! А мины в те времена были ещё ой как не совершенны! Хорошо если одна из трёх шла прямо к цели. Хорошо, если одна из трёх, цели достигнув, всё-таки взрывалась. Но всё равно. Шли в атаку надеясь, что если не твой миноносец, то товарищ по отряду всё-таки добьётся того рокового попадания, которое отправит на дно огромный корабль врага. А значит всё будет не зря! Это днём.

А вот ночью… Миноносцы – хозяева моря. Бояться им практически некого, боятся их. Маленьких, юрких, незаметных, скоростных… Попробуй догадайся, когда и где этот маленький кораблик принесёт тебе смерть. Можно конечно загородиться бивнями прожекторов и встречать каждую тень шквальным огнём всей артиллерии… Возможно. Когда целы все прожекторы и в строю большая часть пушек. И вражеских миноносцев немного…

А если большинство прожекторов разбито в дневном бою? Как и большинство орудий. Если команда после многочасового боя еле волочит ноги от физической усталости и морального опустошения? Если у матросов и офицеров глаза слипаются так, что хоть спички между веу вставляй? Если у врага не просто десяток миноносцев и истребителей, а несколько десятков?

Только спрятаться! Укрыться шапкой-невидимкой темноты и бескрайних просторов моря. И молиться, чтобы тебя не нашли.

Именно они, миноносцы, были последним козырем адмирала Того, на них была вся надежда после достаточно неудачного дневного боя: ночью атаковать ставшие вполне беззащитными и слепыми русские корабли. Несколько удачных минных попаданий и полупоражение превратится в полную победу. Даже с одной минной пробоиной ни один корабль противника уже не будет способен дойти до Владивостока, ему дорога либо на дно Японского моря, либо сдача в плен. Правда на последнее японский командующий не расчитывал – русские показали сегодня небывалое упорство и мужество в бою. Но если ночью миноносцы успеют выбить несколько кораблей врага, то даже оставшихся от флота страны Ямато боеспособных кораблей, будет достаточно, чтобы добить, доломать то, что останется от эскадры Рожественского.

Изначально флоту был отдан приказ: После окончания дневного боя следовать в точку рандеву на север. Там предполагалось встретится утром и атаковать русские корабли, которые уцелеют. А миноносцам всё море южнее этой точки отдавалось на растерзание: всё, что плавает в обозначенной зоне – враг! Атакуй и топи!

Конечно, японцам должно было очень повезти в минных атаках, чтобы оставшиеся боеспособными их корабли были способны нанести серьёзный ущерб остаткам русской эскадры. Но это была их последняя надежда на более-менее благоприятный исход сражения.

Однако первый приказ пришлось отменить – японский флот после сражения уже не имел никакой возможности нанести сколько-нибудь серьёзный удар по русским даже при самом удачном для себя иоходе ночных атак. Артиллерийские корабли ушли в Сасебо и Такесики. Но распоряжения миноносцам остались в силе. И молодые капитан-лейтенанты, стоящие на их мостиках, готовились приложить все силы для нанесения врагам страны Ямато максимального ущерба.

Ещё перед сражением командиры русских кораблей получили совершенно категорический приказ: Открывать боевое освещение и огонь только (ТОЛЬКО!) в случае минного попадания.

Ни обнаружение рядом вражеских миноносцев, ни факелы из труб замеченные рядом, ни обстрел из пушек, ни даже замеченный выстрел минного аппарата и идущая в борт мина не являлись "уважительной причиной" для открытия огня ночью. Мина может и не попасть и не взорваться, даже почти наверняка не попадёт, а вот рыщущие поблизости вслепую другие вражеские миноносцы, не преминут атаковать обнаружившую себя мишень. Только сам взрыв, когда терять всё равно уже нечего, давал право на активную оборону.

Секи, командир "Чидори" и, вместе с ним, всего четырнадцатого отряда миноносцев, конечно не спал в эту ночь. Он находился на мостике и, вместе с сигнальщиками напряжённо вглядывался в темноту.

Ближе к заходу солнца, японские минные силы перешли на западные румбы, относительно русской эскадры: на фоне ещё светлого неба, силуэты вражеских кораблей просматривались весьма чётко, а вот готовящиеся к атаке миноносцы уже не были освещены. Самое время приблизиться на минимальную дистанцию, чтобы, при наступлении полной темноты атаковать.