Багдадский вор - Андрей Белянин

– А тут зачем?

– Да так… для загадочности… вообще-то это на любителя…

– Нам нравится.

Примерно через пару часов (в час они не уложились) в стеклянном цилиндре плавала первая инопланетная женщина. Яйцеголовые возбуждённо пищали. Довольный Лев утомлённо вытирал пот со лба. Кажется, получилось…

Влажная киска и мокрая кошка – далеко не одно и то же.

Оболенский искренне любовался на дело рук своих, как, может быть, художник-профессионал с детским восхищением ходит кругами у мольберта с законченным шедевром. В заметно увеличившемся цилиндре полусонно плавала воплощенная эротика инопланетян из галактики с долгопроизносимым номером. Маленького, но обаятельного роста, с элегантными ушными, ротовыми и носовыми отверстиями, копной черно-бело-рыжих волос (вот где пригодилась кошачья шерсть!), гитарообразной фигуркой, грудью впечатляющего объема и большущими фасеточными глазами в обрамлении чуть загнутых ресниц. Даже у самого «консультанта» это творение вызывало положительные эмоции, а что уж говорить об обалдевших инопланетянах… Коротышки носились вокруг едва ли не вприсядку, безалаберно споря о том, кто будет экспериментировать первым. Нет, не подумайте, Льву они тоже предложили, но он отказался. Дескать, феодальное право «первой ночи» уже отжило своё, и если у девушки первым мужчиной будет именно человек, то нет гарантии, что после этого её хоть когда-нибудь заинтересуют инопланетяне. Объяснять почему, не стал, понадеялся, что яйцеголовые умеют сравнивать…

– Ну что, выпускаем?

Инопланетники кивнули, понажимали на кнопочки, что-то чавкающе заурчало, убирая из цилиндра жидкость. Пятью минутами позже извлечённая и обсушенная девица кокетливо покачивала ножкой и оценивающе вглядывалась в четырёх создателей. Лев, естественно, выделялся, как новенький «фиат» среди детских самокатов, неудивительно, что первые вопросы были именно к нему. Телепатически, естественно…

– Зачем ты создал меня, человек?

– Хороший философский вопрос… – не сразу нашёлся мой друг, он ожидал от девушки какого-нибудь младенческого агуканья, но не такие проблемы, и сразу в лоб. – Если попытаться ответить покороче, то я взял на себя смелость напомнить гостям из далёкого космоса о красоте и любви. Вот ты и полетишь как первый секс-символ к ним на родину.

– Я знаю, что такое любовь и красота… – грациозно потянулась искусительница, а самый впечатлительный из экипажа от избытка чувств рухнул на пол. – Какая-то часть меня очень хорошо это помнит… Ночь, крыши, длинные серенады усатых самцов, увенчанных шрамами. Всепоглощающая дикая страсть в пылающей крови и кончиках холодных ногтей! Кто будет биться за право быть со мной?

– М-м… я-то уж точно нет. Вот эти трое, – указал Лев, – пожалуй, будут. Но, может быть, вы тут без меня решите все интимные вопросы посредством Высшего Разума?

– Решим, решим! – хрипло прозвучали голоса инопланетян. – Иди, человек, мы тут сами… мы вспомним… природа подскажет!

– А я напомню, мышки мои…

Оболенский понял, что душа блудливой кошки нашла себе самое подходящее вместилище, и если он не хочет быть втянутым ещё и в эту оргию, то надо линять, пока есть время.

– Ты – будешь лежать у моих ног! А ты – почёсывать меня за ухом! Ну а ты… иди сюда, повернись, отлично… Спой мне!

– Как скажешь, о… – От восхищения у всех троих перемкнуло телепатическую связь.

Девица на мгновение нахмурила лобик и поманила Оболенского:

– Человек, они не знают, как ко мне обращаться. Дай мне имя!

– Справедливо… – что-то прикинул в уме Лёвушка. – Есть несколько традиционных вариантов, например Ева?

– Нет.

– Ну и правильно, так ещё звали покойную супругу Гитлера… А если Венера или Афродита?

– Нет.

– Хм… вообще-то хорошие имена. Разве что одно какое-то болезненное, а другое чересчур эстрадное. Что же мне для тебя выбрать, аляпистая ты наша?

– Вот!

– Аляпис… Аляпка?! – от души поразился Лев, но девушка-кошка была довольна по уши. Удовлетворённый Оболенский не сразу сообразил, что его недвусмысленно подталкивают к выходу из лаборатории. Кажется, трое инопланетян и впрямь ощутили незнакомые доселе муки ревности. Ухмыляясь, Багдадский вор позволил сопроводить себя к так называемому выходу. В рифлёном полу открылся круглый люк, снизу ударило предзакатным отсветом и прохладой.

– Эй, Казановы, а вы ничего не забыли? Я ведь не горный орёл и с такой высоты без парашюта сигать не намерен.

– Мы спустим тебя, – торопливо засуетились яйцеголовые.

– Как воду в унитазе?!

– Аллегория не ясна.

– Это шутка. Надеюсь, там, под нами, город?

– Да. Ты будешь доставлен на крышу одного из высотных зданий. Встань сюда. О результатах эксперимента мы сообщим…

Оболенский послушно шагнул на красную ступеньку, сверху вспыхнули огни, и всё его тело охватил знакомый холодок антигравитационного луча. Хотел было стырить пистолет-парализатор, но одежды нет, куда его сунешь?

Переноса он не почувствовал…

А что всё это время творилось в клинике, это, я вам скажу, в двух словах не описать. Машу Оболенскую срочно вызванивали и дома, и на работе. Из двух институтов были приглашены профессора, студенты-медики гурьбой лезли посмотреть на живое чудо. Относительно живое… То есть чудо на данный момент пребывало в состоянии медленного выхода из комы. Больной подавал большие надежды и уверенно шёл на поправку, вселяя в окружающих врачей уверенность в превосходстве отечественной медицины. И тут вдруг ни с того ни с сего – нате вам – здрасте! Выздоровливающий резко вернулся к исходному состоянию, прекратил отзываться на любые раздражители и, что хуже всего, – весь покрылся непонятными цветными пятнами. Да ещё такими яркими, словно беднягу вымазали финской краской «Тиккурилла»! Тело больного было чётко поделено на четыре цветовых зоны: голова и плечи – синие; грудь, живот и локти – красные; бёдра и кисти рук – жёлтые, а ноги – изумрудно-зелёные. Подобного регресса не знала даже мировая медицина… Предусмотрительные нянечки и медсёстры помоложе внаглую фотографировались на фоне кровати с разноцветным Львом. С телевидения спешили корреспонденты, иностранные врачи срочно покупали билеты в Россию, но увы… примерно через час лафа кончилась. К больному настолько быстро вернулась естественная окраска, что у четверых доцентов буквально обвисли хвостики… Ярких люминесцентных пятен как не бывало! Прибывшие светила недоумённо пожимали плечами, разводили руками и глубокомысленно удалялись в курилку. Гипотез было много, однозначного ответа – ни одного. Оболенский вновь стал шевелить рукой и даже более активно поворачивать голову. Медики так и не пришли к более-менее логическому выводу, что это было. Но мне теперь абсолютно ясно, что в этом деле как-то замешаны инопланетяне. И Лев, лежащий в клинике, наверняка был просвечен теми же лампочками, что и его двойник в летающей тарелке. Хотя вот… был ли двойник? Как уже упоминалось в самом начале – это один из вопросов, так и по сей день оставшийся неразгаданным. Могла ли душа человека, лежащего в коме, путешествовать по параллельным мирам? Вполне! Но почему же тогда она не вселилась в кого-нибудь, а разгуливала в своём собственном теле Льва Оболенского?! Он же лежал в клинике! Ей-богу, если кто-нибудь из знатоков не раскроет эту загадку – в клинику попаду я сам. Просто от неудовлетворенного любопытства…

Наш герой пришёл в себя, потягиваясь на теплой, нагретой солнцем площадке среди оранжерей… эмирского гарема! Как только до него дошло, куда он опять влип, Лёва-джан молитвенно опустился на колени, проникновенно обращаясь к небесам:

– О, Аллах, всемилостивейший и всемогущий! Ничего не скажу, удружил… Это ж такой подарок! Просто слов нет… но ты знал, ты зна-а-л! Большое тебе мусульманское сенкью! Не буду задерживать, ещё раз спасибо, я пошёл…

Стеной тот город окружён,

И в нём имеют общих жён.

Вечера на Востоке короткие, муэдзины объявляют вечернюю молитву до заката солнца. В идеале таких молитв должно быть пять, но… Какой же бай позволит своим работникам «отдыхать» трижды в день, тратя драгоценное время на общение с Аллахом? Ни торговля, ни пахота, ни военная служба таких перерывов тоже не подразумевали, поэтому багдадцы ограничивались утренней и вечерней молитвами. Кто мог себе позволить пять – хвала Аллаху, а кто нет… В конце концов, важно не количество молитв, а их искренность! Голый Оболенский благодарил Всевышнего совершенно искренне, так что у него даже слёзы на глазах выступили от религиозного экстаза. Не подумайте, что в свой прошлый визит в это благословенное место Лев стыдливо прикрывал глазки. Ничего подобного! Кроме рыжекудрой Ириды он присмотрел ещё не менее двенадцати роскошных тёлочек и был полон решимости разгуляться от души. То гостеприимное окошечко, в которое его «пригласили» в предыдущий раз, он нашёл довольно быстро и, свесившись с крыши, деликатно постучал в узорчатую раму. Удивлённая красотка, выглянувшая в окно, едва не взвизгнула от восторга, только подняв глаза. Лев сыто облизнулся и, целомудренно прикрываясь ладошкой, на одной руке попробовал соскользнуть вниз. Сверзился бы сразу… Увы, порок восторжествовал, любителя гаремов подхватили и утроенными усилиями втянули внутрь. Здесь наше повествование обрывается аж на целых три дня. Ибо о трёх днях, проведённых в эмирском гареме, мой друг не мог сообщить ничего вразумительного. Он только закатывал глаза, тихо вздыхал, и на лицо его набегала такая романтическая дымка, словно его только вчера выкинули из рая. Причём за неуспеваемость… Там было больше пятидесяти женщин, даже если выбирать через одну, то всё равно – как успеешь?! Теперь-то уж он точно знал, какие бывают гурии и на что они способны… Эмир в эти дни гарем не посещал, был занят на пирах, устраиваемых в честь избавления города от Багдадского вора. Евнухов девицы обводили вокруг пальца просто играючи. К особо верным и любящим жёнам Оболенский не совался, вполне довольствуясь молоденькими и особенно обделенными вниманием девчонками от восемнадцати до двадцати пяти. В общем и целом ему было так хорошо, что он даже ни разу не вспомнил о своих друзьях… А проблемы рухнули романтично, как снег на голову. Как-то утром Лев сибаритствовал, наслаждаясь тайским массажем и танцем живота, когда одна из прелестниц вбежала в комнату с воплем ужаса: