Волевой поступок - Барбара Брэдфорд

– И все это ты должен был расчистить один? Ты, должно быть, страшно устал, Винсент. Ты посинел от холода. Иди к огню и грейся.

– Они даже не предложили мне чашку чая двенадцать часов…

– Господи, что же это за люди! – Одра посмотрела на Винсента в изумлении.

Он ничего не ответил.

Когда он подошел к огню, Одра заметила в его лице нечто, что сильно встревожило ее.

– Винсент, – начала она и остановилась в нерешительности. – У тебя все в порядке?

Он продолжал молчать, стоя спиной к огню, пытаясь согреться. Минуту спустя он опустил руку в карман и что-то вытащил оттуда. Повернув к Одре свое измученное, усталое лицо, он раскрыл дрожащую руку.

– Вот что они заплатили мне, – сказал он голосом, звенящим от обиды, показывая ей лежащую на ладони монету.

Одра не могла поверить своим глазам. Шестипенсовик! Она была в ужасе.

– Они заплатили тебе всего шесть пенсов за шесть часов работы. Но это возмутительно… эти люди…

Она не могла продолжать – гнев душил ее.

– Да…

Одра глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.

– Ох, Винсент, Винсент, дорогой мой… – Она вскочила и бросилась к нему с выражением глубокого сочувствия на лице. Нежно взяв его за руку, она сказала: – Я больше никогда не позволю тебе делать что-нибудь подобное. Никогда.

Он покачал головой и отвернулся. Спустя минуту или две он вновь повернулся к ней. В глазах его застыла печаль.

– На этой стране лежит проклятие, – произнес он.

26

«С днем рождения тебя, с днем рождения тебя, с днем рождения, дорогая мама, с днем рождения тебя». Кончив петь поздравление, Кристина бросилась через всю комнату к Одре и, почти сбив ее с ног, крепко ее обняла.

Затем, подняв глаза, она посмотрела на мать и сообщила:

– Мы устраиваем праздник в честь твоего дня рождения, мам. Мы приготовили все сами, и праздник будет для нас троих. Это наш сюрприз.

Одра улыбнулась, глядя на поднятое к ней маленькое серьезное личико.

– Это просто чудесно, дорогая, – сказала она, откидывая прядь волос со лба шестилетней дочери и думая, что сегодня она кажется очень похожей на своего отца.

Хотя у Кристины был ее цвет волос, она унаследовала от Винсента тонкие черты лица и от Лоретт черные глаза с поволокой. „Она, безусловно, в большей степени Краудер, чем Кентон, по крайней мере внешне", – снова подумала Одра. Это сходство дочери с Краудерами всегда было заметно, но в последнее время больше, чем когда-либо. Кристина сильно вытянулась, обещала быть высокой; это тоже было характерно для Краудеров.

– С днем рождения, любимая, – сказал Винсент, подходя к Одре и целуя ее в щеку.

– А я думала, что вы забыли о нем. – Одра усмехнулась.

Винсент затянулся сигаретой.

– Как мы могли? Ты последнее время делала достаточно много намеков, – поддразнил он жену.

– Мам, пожалуйста, пойдем, пойдем! Сюда! – крикнула Кристина, хватая Одру за руку и пытаясь оттащить от входной двери. – Ты должна войти сюда, в гостиную – и ты тоже, папа. Ох, пожалуйста, пойдем!

Рассмеявшись, Одра положила сумочку на маленький столик возле двери и позволила этой удивительно сильной и решительной девчушке втянуть себя в соседнюю комнату.

– Вот, – сказала Кристина, легонько и нежно подтолкнув ее, – садись, сюда, мам, на диван, а ты, папа, – она взглянула через плечо на Винсента, – можешь сесть вон на тот стул.

– Правильно, – заметил Винсент, обращаясь к Одре. – Я думаю, в ней все задатки армейского генерала.

Одра кивнула – это и в самом деле было забавно. Она откинулась назад, разгладила свое хлопчатобумажное платье и выжидающе посмотрела на Винсента.

Он встретил ее взгляд с бесстрастным выражением лица.

Кристина метнулась к старинному шкафчику в углу и вернулась с несколькими конвертами.

– Вот твои поздравительные открытки, мам, почтальон принес их сегодня утром сразу же после того, как ты ушла в больницу. Я буду давать их тебе по одной. – Она вручила Одре открытку и, наклонившись, попыталась разглядеть ее. Не в силах больше сдерживать любопытство, она спросила: – Это от кого?

– Это от тетушки Лоретт и дядюшки Майка. – Одра показала открытку. – Птички-голубянки, сидящие на ветке. Красиво, правда?

Кристина кивнула.

– Если ты дашь ее мне, я поставлю ее на каминную полку… о, спасибо, мам. – Она протянула Одре другой конверт. – Теперь открой вот этот…

Одра заметила австралийскую марку и узнала почерк Уильяма.

– Ну, это мы знаем от кого, да? – радостно воскликнула она.

– Можно посмотреть? – Кристина положила руку на плечо матери и принялась вместе с ней разглядывать открытку. – Эта тоже красивая, мам, но есть еще много других.

Конверты медленно вручались, вскрывались и после восторженных восклицаний осторожно выстраивались в ряд на каминной полке. Из Сиднея пришла еще одна открытка от брата Фредерика и его жены Марион; были открытки и от прочих членов клана Краудеров; была открытка от Гвен, которая все еще помнила день ее рождения.

Последняя из стопки была вручена девочкой особенно эффектным жестом. При этом вид у нее был торжественный – она так старалась сделать этот день необычным для своей мамы.

– А это от нас, – прошептала она, ближе наклоняясь к Одре и нежно касаясь ее щеки. – Ее выбирал папа, но он взял меня с собой в магазин, и я ему помогала.

Одра надорвала конверт и вынула поздравительную открытку. Она была самой дорогой, на глянцевой бумаге с продернутым желтым шелковым шнуром, завязанным на сгибе. На открытке была изображена ваза с желтыми розами, стоящая на столе у открытого окна, а над вазой порхала красная бабочка.

– Очаровательно! – сказала Одра, прежде чем заглянула внутрь и прочитала напечатанный стишок. Под ним была приписка от Винсента: „С пожеланиями еще многих и многих счастливых дней рождения, с любовью от мужа и дочери". Ниже стояла его подпись, к которой Кристина приблизила свою.

– Спасибо, за всю мою жизнь я не получала поздравительной открытки лучше этой, – заявила Одра, подняв глаза и улыбнувшись сначала Кристине, потом Винсенту.

Они сияли. Кристина сказала:

– Сейчас я принесу наш подарок, мам.

Она бросилась к комоду, достала из ящика сверток и принесла его матери.

– Это от папы и от меня, – сообщила она, торжественно улыбаясь.

Одра развязала ленту и принялась развертывать бумагу, гадая, что же они ей купили, и чувствуя себя бесконечно счастливой оттого, что они сделали из ее дня рождения такое событие. Это так тронуло ее, что какое-то время она не могла ничего сказать. Она увидела, что держит в руках вставленную в рамку акварель. Когда же она слегка повернула ее к свету, чтобы получше рассмотреть, то глаза ее широко раскрылись, дыхание пресеклось от удивления и восторга. На картине был летний сад на закате, пронизанный солнечным светом. На листьях сверкали дождевые капли, как если бы перед тем, как художник взялся за кисть, прошел короткий ливень.