Карьера подпольщика (Повесть из революционного прошлого) - Семён Филиппович Васильченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В нахичеванском кружке работу вел саратовский интеллигент, профессионал «Иван Иванович», действительная фамилия которого была Станчинский.
Среди организованных Матвеем рабочих оказались и такие мастеровые, которые уже прежде бывали членами кружков.
Они стали спрашивать Матвея — какую форму связи с комитетом думает создать их организатор, и Матвей заявил, что комитету он предъявит прежде несколько требований и только после согласия комитета на эти требования он войдет с ним в связь.
Это означало ультиматум организации, и Матвея начали спрашивать о мотивах такого поведения. Матвей провел с товарищами несколько бесед и те согласились с его точкой зрения.
Немедленно же о бунтарском намерении активного Станко стало известно в комитете, и Матвею передали от имени Локкермана предложение притти на один из бульваров на свидание.
Матвей в назначенное время встретился с руководителем комитета.
Это было вечером в конце слякотной зимы. Локкерман шлепал взад и вперед на протяжении двух кварталов пустынного бульвара в калошах, а рядом с ним месил грязь Матвей. Моросила с. неба полуснежная жиденькая мразь. Благополучные обыватели Ростова спали, а сторожа прятались за ворота или в будки. Только кое-где торопливо пробирался среди луж запоздавший несчастливец. Казалось, что никому нет дела не только до вопросов тайного революционного движения, а и вообще до каких бы то ни было вопросов, кроме одного — как бы поскорее добраться до теплой, сухой комнаты и почувствовать там себя в полной безопасности от пронизывающего ветра, проникающих за шею холодных струй и скользкой грязи под ногами.
Матвей и Локкерман как-будто не замечали погоды.
Локкерман подошел к теме разговора издалека.
— Вы тот Станко, который вывез у Шпака когда-то литературу и совершил нападение на провокатора, выдавшего Соколова? — спросил он, очевидно, для того, чтобы заверить Матвея, что он знает с кем имеет дело и отдает должное индивидуальности Матвея.
— Да...— ответил коротко Матвей, надеясь, что Локкерман не будет много тратить время на пустяковые, не относящиеся прямо к делу разговоры.
— Это хорошо, потому что я, значит, имею дело с товарищем, который, судя по всему, знает, чего он хочет.
Матвею не нравился подход Локкермана. Он сдержанно возразил:
— Об этом вы могли бы судить по тому уже, что то, что было поручено мне сделать в Тихорецкой, я исполнил не хуже, чем это требовалось. Вы это знаете.
— Да, если бы не вы, в Тихорецкой, может-быть, не произошло бы тех событий, которые там были, — подтвердил Локкерман.
— Зачем же вы меня позвали?
— Чего вы хотите, Станко, распространяя в организа
ции слух о том, что вы будете вести кружки независимо от комитета? И верно ли это?
Матвей минуту помолчал.
— Организация для меня и для тех моих товарищей, которые солидарны со мной — очень дорога... Это для нас святыня. Я думаю, что мы для нее уже многим жертвуем и будем жертвовать еще большим. Мы, сознательные рабочие, отдаем ей энергию, часы отдыха. Отдадим, где нужно будет, жизнь... Поэтому ко всему, что в ней будет происходить, мы не можем относиться безразлично. Мы хотим знать, для чего мы отдаем самих себя. Мы не допустим в организации во всяком случае легкомысленной игры в революцию, бабьей нерешительности, трусливого колебания... По нашим наблюдениям все эти вещи в организации у нас теперь наблюдаются...
— В чем вы их заметили? — вспыльчиво остановился Локкерман.
— Сейчас скажу... обождите...
Матвей собрался с мыслями. Он чувствовал, что Локкерман большую часть обвинений относит непосредственно к себе. Матвею это было безразлично.
— Во-первых, легкомысленная неделовитость. Я лично наблюдал случай, когда новинки партийной литературы растекаются по рукам знакомых влиятельных комитетчиков. Таким образом буржуазный дармоедник Хейфец, примазавшийся зачем-то в «Донской Речи» к газете, во всяком случае не потому, что ему нужно добывать средства к существованию, имеет номер «Искры» уже от этого месяца, в то время как мы, организаторы кружков, только через несколько месяцев получим газеты с описанием стачки.
— Хейфец член организации, — перебил тоном, не допускающим возражений, Локкерман.
— Хейфец член организации? — протянул Матвей. — Ну, тогда, конечно, я не член организации. Что делает Хейфец в качестве члена организации?
— Он платит членские взносы. Помогает своими связями при сборах в пользу Красного Креста заключенным. Сочувствует взглядам социал-демократов.
— И по вашему это достаточно, чтобы считать его членом организации?
— Конечно! Он беспрестанно оказывает партии услуги.
— А что этот ваш член организации, если комитет ему скажет, — завтра, мол, молодой человек, уличная демонстрация, возьмите знамя и идите впереди демонстрантов,— пойдет он?
— Так этого партия и от меня даже не потребует. Конечно, он не пойдет. Конечно, и я даже не пойду.. Но мы достаточно знающие и революционно воспитанные люди, чтобы самим знать, где мы принесем наибольшую пользу...
— Вот что! — вспыхнул Матвей...— Это странное деление людей на знающих и не знающих, где они принесут пользу. Но тем хуже и для вас и для нас. Потому что я понимаю обязанности наши перед организацией так: скажет организация мне, или Стояну, или Сократу, Греку, Неустрашимому, — Матвей перечислял псевдонимы наиболее видных рабочих — иди, разбросай прокламации, — пойдем разбросаем, а на другой день скажут, — иди, ори на весь город «долой самодержавие», пойдем и будем орать, пока в участке зубы нам не раздробят. Если же не согласится кто-нибудь из нас подчиняться распоряжениям организации, то такому в организации делать нечего. Он либерал или самозванный социал-демократ. И тут я с вами не соглашусь, хоть вы сколько хотите называйте меня раскольником. Иначе всякий буржуй, раскошеливающийся на подачки организации, будет членом партии.. Извините, товарищи хорошие, мы этого не хотим.
И
