Спасатель. Серые волки - Андрей Воронин

Из-за крыши длинного, приземистого административного здания выглянули, как из окопа, и весело заблестели на солнце покрытые сусальным золотом купола и кресты старинной церквушки. Заметив их, Владимир Николаевич всем корпусом развернулся в ту сторону и трижды быстро-быстро перекрестился, скороговоркой бормоча: «Господи помилуй!» При Беглове и Макарове он не делал этого никогда, не имея ни малейшего желания выслушивать их подначки, за которыми, по его твердому убеждению, скрывался самый обыкновенный страх. В Бога ни тот, ни другой, конечно же, не верили и никогда бы не признались, что боятся того, чье существование столь категорично отрицают. Но они боялись – помнили ту ночь в церкви, боялись возмездия и, как дети малые, надеялись, что авось пронесет. Во что они по-настоящему не верили, так это в возможность искупления. Да они и не хотели ничего искупать, потому что жить так, как они жили, им было удобно, и ради этого временного, преходящего удобства они были готовы пожертвовать спасением души.

Владимир Николаевич Винников, разумеется, был им не чета. Когда не видели эти два идиота, он не упускал случая продемонстрировать свою набожность. Грех на нем, конечно, был, и не один, но он верил, что не совершил ничего непоправимого. Нет такого греха, которого ему не отпустил бы знакомый священник – такой же высокопоставленный чиновник в церковной иерархии, как он в иерархии государственной. Потому что он не делал ничего такого, чего не делали бы другие – те, кто вместе с ним стоял на церковных службах, а затем подходил к исповеди и причастию. Ограбление храма? Убийство священника? Но при чем тут он? Он пришел туда против своего желания, его заставили, почти насильно сделав соучастником преступления. Того старого монаха он и пальцем не тронул; убийство совершил Макаров, а Владимир Николаевич был просто невольным свидетелем – если не юридически, то по своим личным ощущениям. Топор был в руке у Кота, вот Кот пускай в этом и исповедуется…

Слушая доносящееся с заднего сиденья «господи помилуй», водитель служебной иномарки едва заметно усмехнулся. Как и многие его коллеги, сдержанно, не перегибая палку, лебезя перед своим сановным пассажиром, в душе он его глубоко презирал. Он был искренне убежден, что если молитвы Владимира Николаевича кто-то где-то и слышит, то проживает этот кто-то наверняка не на небесах и произносимые заместителем генерального прокурора заклинания этого кого-то, должно быть, очень потешают. Выбирать надо что-то одно: или Богу молиться, или обеими руками грести хабар и сажать людей, сплошь и рядом ни в чем не повинных, за решетку. Так считал водитель служебной «ауди» Винникова, который, как и сам Владимир Николаевич, относился к непогрешимой, всегда и во всем правой породе искателей соринок в чужих органах зрения.

Прошуршав покрышками по сухому гладкому асфальту подъездной дорожки, машина плавно причалила к подножию лестницы. Гранитные ступени вели с грешной мостовой, по которой слоняется кто попало, в обнесенный высокой узорчатой решеткой, поднятый над землей на высоту в три человеческих роста уютный зеленый дворик с фонтанами, скамейками, цветниками и прочими изысками ландшафтного дизайна. Под двориком скрывался вместительный подземный гараж, а над ним возносилась в подернутое мутной пеленой смога безоблачное небо сверкающая башня из стекла и бетона, на двадцать втором этаже которой Владимир Николаевич пару лет назад приобрел уютную квартирку площадью в каких-нибудь полторы сотни квадратных метров. В тесноте, да не в обиде; по крайней мере, им с женой, на которую была записана эта скромная хибарка, на двоих этого худо-бедно хватало.

Наказав водителю завтра явиться за ним к половине девятого утра, Винников выбрался из машины, приложил электронный чип к контакту замка, толкнул кованую чугунную калитку и стал неторопливо подниматься по лестнице. Калитка с деликатным металлическим клацаньем захлопнулась у него за спиной. Он рассеянно кивнул в ответ на вежливое приветствие сбегающего навстречу по ступенькам подростка с роликовой доской под мышкой. Что это за сопляк, в какой квартире живет и кто его родители, Владимир Николаевич не знал, поскольку редко удосуживался запоминать имена и лица людей, от которых не зависел и которых не рассчитывал как-либо использовать в своих целях.

В просторном, изысканно отделанном холле с ним поздоровался охранник – здоровенный бугай в полувоенной униформе, со смутно знакомой физиономией, имя которого Владимир Николаевич наверняка слышал, и не раз, и, возможно, когда-то даже помнил, но потом забыл за ненадобностью. Николай? Виктор? Стас? А, плевать! Кому интересно, как зовут этот говорящий дверной замок? Хоть Навуходоносор – какая, в самом-то деле, разница?

Коротко, небрежно кивнув, Винников проследовал к лифту. Он уже вошел в кабину, когда в холл вбежал какой-то прилично одетый молодой человек лет двадцати пяти – тридцати, высокий, спортивного телосложения, в дорогом пиджаке и белой рубашке без галстука, в похожих на долго бывшую в употреблении половую тряпку джинсах стоимостью не менее полутора тысяч долларов, в модельных туфлях и при модельной стрижке. Издалека – да, наверное, и вблизи тоже – он смахивал на хорошо оплачиваемого стилиста, дизайнера, модельера или креативного директора – одним словом, на гомосексуалиста.

– Владимир Николаевич, одну минуточку! – изо всех сил торопясь к готовому уехать лифту, воскликнул он голосом, который целиком и полностью соответствовал наружности. – Умоляю, подождите!

Охранник напрягся, увидев незнакомое лицо. Но Винников, для которого все лица, кроме тех, что числились в его личном рейтинге VIP, выглядели одинаково и который на этом основании решил, что человек, знающий его по имени и отчеству, должно быть, какой-то его сосед, уже нажал кнопку «Стоп» и, посторонившись, с ледяной казенной вежливостью произнес:

– Прошу вас.

Охранник расслабился, потеряв к незнакомцу всяческий интерес. Жилец с ним знаком и сам впустил его в лифт – значит, все в порядке. Что это за знакомство, с какой целью этот патлатый, воняющий духами, как баба, педераст явился к заместителю генерального прокурора, что их связывает и почему господина Винникова так редко можно увидеть в компании жены – все это не его охранничьего ума дело. Станешь любопытствовать и всюду совать нос – потеряешь непыльную работенку, так что пускай господа жильцы спят с кем хотят – хоть со стилистами, хоть с постовыми полицейскими, хоть с жирафом из зоопарка.

Очутившись в зеркальной кабине скоростного лифта, предмет размышлений гетеросексуального охранника с одышкой поблагодарил, извинился и нажал сначала кнопку восемнадцатого этажа, а затем – ту, на которой виднелась надпись «Ход». Створки дверей мягко сомкнулись, лифт тронулся почти без толчка, в окошечке над пультом замелькали, сменяя друг друга, светящиеся зеленоватые цифры. Попутчик Винникова сунул правую руку за пазуху и замер в характерной позе человека, пытающегося что-то отыскать во внутреннем кармане пиджака: левая рука придерживает отведенный в сторону лацкан, правая шарит внутри, голова наклонена так, что вмонтированной в потолок кабины видеокамере видна только гладко причесанная темноволосая макушка. Винников стоял, с отсутствующим видом глядя в зеркальную стену поверх этой макушки, со своеобычной уксусно-кислой миной на рыхлой бабьей физиономии.

Молодой человек нашел то, что искал, довольно быстро, где-то между шестым и седьмым этажом. Вынув правую руку из-за пазухи, он сделал ею короткое, резкое движение. Заместитель генерального прокурора Владимир Николаевич Винников охнул, согнулся и присел, прижав ладони к тому месту, где из-под его нижнего правого ребра торчала простая деревянная рукоятка заточки. Удивленный взгляд его округлившихся глаз переместился с этой рукоятки на лицо молодого человека.

– Привет от Беглова, – негромко сказал тот, и на этот раз в его голосе не прозвучало ни единой гнусаво-напевной голубой нотки.

Взгляд Винникова остекленел, колени подломились, и, мягко повалившись на бок, он скорчился в позе зародыша на полу кабины. Киллер не стал его добивать, поскольку в этом не было необходимости. Полученные в спецназе и отточенные в зоне навыки владения холодным оружием никогда его не подводили, и бил он всегда только один раз.

Когда кабина остановилась на восемнадцатом, он вышел. Двери закрылись, и мертвое тело поехало к себе на двадцать второй. Убийца вызвал другой лифт, погрузился в него и нажал кнопку первого этажа. Примерно там же, где умер Винников, между шестым и седьмым, он вынул из кармана предмет, похожий на портативную рацию, и большим пальцем утопил единственную виднеющуюся на корпусе кнопку.

Одна из стоящих в уютном дворике с фонтанами, скамейками и плакучими ивами дизайнерских мусорных урн взорвалась с оглушительным хлопком, от которого задребезжали оконные стекла в нижних этажах элитного жилого небоскреба. Всполошившийся охранник покинул пост и выбежал из подъезда, дабы выяснить, что стряслось. Пока он вставал со стула и, топая обутыми в армейские ботинки сорок шестого размера ножищами, бежал через вестибюль, спускающийся с восемнадцатого этажа лифт достиг первого и остановился. Раздался мелодичный звонок, створки дверей плавно разъехались в стороны, и молодой человек с внешностью гея и навыками крапового берета спокойно, как ни в чем не бывало, вышел в пустой вестибюль. Он шел наклонив голову, так что длинные локоны практически полностью скрывали от следящих видеокамер лицо, развязно повиливая бедрами и прищелкивая пальцами в такт слышной только ему одному мелодии.