58 1/2 : Записки лагерного придурка - Валерий Фрид

— Скажите, вы из Москвы?

— Да.

— Вы наверно были студентом? В каком институте?

— В институте кинематографии. Слыхали про такой?

— Слыхал — ВГИК… Давайте знакомиться. Моя фамилия Каплер.

А до Юлика все еще не доходило. Из вежливости он поинтересовался:

— Не родственник Алексею Каплеру?

Каплер грустно усмехнулся:

— Вы английский язык знаете?

— Немножко.

— Ай эм.

Юлик так и сел на борт тачки. У него сделалось такое лицо — об этом мне рассказывал уже Каплер, — что Алексей Яковлевич на всю жизнь проникся к нему нежностью.

Вдвоем они таскали носилки со шлаком — и разговаривали, разговаривали, разговаривали. Их бригада строила дорогу для вывозки мусора. Я видел эту дорогу: она доходила до края оврага и круто обрывалась. Грешным делом, я подумал, что они, увлекшись разговором, завели дорогу не туда, куда следовало. Но мне объяснили: именно туда. Там мусор сбрасывали в овраг.

Про этот отрезок их лагерной жизни Каплер рассказывал и такое. Когда бригада — по пятеркам, взявшись за руки — возвращалась в зону, сосед Алексея Яковлевича по шеренге каждый раз жалобно просил быть поаккуратней: очень болит рука, привычный вывих. Кто-то из работяг по секрету шепнул Каплеру, что его сосед в немецком лагере военнопленных работал «жидоловом» — выявлял евреев. Ему же немцы доверяли расстреливать их. Вот так и получился вывих — от отдачи автомата…

С блатными Алексей Яковлевич общался мало: так уж сложилось его лагерная судьба. Но как писатель он сумел оценить богатство их языка.

— Представляете, Юлик, они даже в числительные ухитряются вставить свое любимое словечко. Мишка мне сказал: «И дали мне два, блядь, с половиной года!»

От этого же Мишки он впервые услышал: «Вот. Дали ему год. Отсидел тринадцать месяцев и досрочно освободился». Услышал и восхитился Мишкиным остроумием. Но мы это слышали тысячу раз: самая ходовая лагерная присказка.

О своем деле Алексей Яковлевич рассказывал неохотно. Теперь-то оно ни для кого не секрет, но на всякий случай напомню — коротко.

В него влюбилась дочка Сталина Светлана. В те годы Каплер был на вершине успеха — «Ленин в Октябре», «Ленин в 1918 г.». Был обласкан властями, принят в «высшем обществе»— если условно назвать так кремлевскую элиту. Влюблялись в него женщины и покрасивее рыжей вчерашней школьницы. Но внимание «кронпринцессы» ему очень льстило. Романа, собственно, не было: держась за ручку, они гуляли по Москве, разговаривали. И повсюду за ними ходил провожатый — дочери Сталина полагалась охрана.

Светланиному папе эти прогулки сильно не нравились. В один прекрасный день раздался звонок. Грубый голос велел:

— Каплер, перестаньте крутить мозги дочке Сталина! Будет плохо.

Алексей Яковлевич не поверил, а зря.

Как-то раз Светлана пришла в слезах: из-за Каплера она опоздала на папин день рождения. Он рассердился, шмякнул об пол тарелку с праздничным пирогом, накричал на дочь… В общем, Алексею Яковлевичу лучше уехать.

Он послушался, уехал. Сначала отправился в «партизанский край», потом на сталинградский фронт — собкором «Правды». И погорел на литературном приеме: своим корреспонденциям с фронта он придал форму писем некоего лейтенанта к любимой девушке. Лейтенант писал примерно так: «Помнишь, любимая, как мы гуляли по Александровскому саду, как смотрели на Кремль с Каменного моста?..» Именно эти маршруты фигурировали в ежедневных отчетах Светланиного охранника.

Сталин пришел в ярость: он решил, что этот наглый еврей таким хитрым способом объясняется в любви его дочери. Газета «Правда» получила первый в своей истории выговор по партийной линии. А Каплера арестовали, дали пять лет по ст. 58.10 ч. II (антисоветская агитация: «восхвалял мощь германской армии… выражал сомнение…») и отправили на Воркуту.

Начальником Воркутлага был тогда генерал Мальцев, человек не глупый и не трусливый. Он не побоялся расконвоировать своего знатного узника и предложил написать что-нибудь о «заполярной кочегарке» — Воркуте.

Алексей Яковлевич, походил, присмотрелся — и отказался писать. Объяснил: рассказать, как оно есть, не позволят, а писать, что Воркуту, как «город на заре», Комсомольск, построили комсомольцы-добровольцы — это ему совесть не позволяет. Генерал не настаивал.

Каплер хорошо фотографировал. Ему разрешили выписать из дому всё необходимое, и он стал городским фотографом. Возможно и по сей день сохранилась в Воркуте будочка «Фотография «Динамо». Лет двадцать назад она еще стояла: Каплер ездил на Воркуту с женой, Юлей Друниной, и показывал ей свою бывшую резиденцию. Правда, мемориальной доски: «Здесь жил и работал А. Я. Каплер» не было…

Воркута гордилась своим театром. Труппа была смешанная: вольные и зеки. Смешанным был и репертуар — даже оперы, по-моему, ставили. Или оперетты? Главные роли играла длинноногая красавица Валентина Токарская. Кто видел довоенный фильм «Марионетки», наверняка помнит ее.

В войну она вместе с фронтовой бригадой московских артистов попала к немцам в плен. Явных евреев расстреляли, а неявные вместе с русскими стали работать в теперь уже немецких фронтовых бригадах — выступали большей частью перед власовцами. Репертуар был совершенно аполитичный. Когда война кончилась, особых претензий к артистам «органы» не имели. Но на беду в руки одного из военных корреспондентов (знаю кого, но из симпатии к его дочери не назову фамилии) попала фотокарточка: Токарская и другие актеры сняты были в компании власовских офицеров. В сердце корреспондента застучал пепел Клааса. Этот стук был услышан, и Валентину Георгиевну посадили, дав ей на бедность лет пять.

На Воркуте она, как и Каплер, была расконвоированной. У них начался роман.

Встречаться и всё прочее можно было в фотографии «Динамо». Для безопасности в заднем торце кабинки Каплер устроил узенький тамбур. Внутреннюю дверь загородили шкафом с химикалиями. Подкованный шарикоподшипниками, он легко отъезжал в сторону. В случае тревоги Токарская пряталась в тамбуре и там пережидала. Если же нежелательные гости задерживались надолго, она уходила: массивный замок на наружной двери был декоративным — так хитро, на одну сторону, крепились обе петли.

В сорок восьмом году у Каплера кончился срок, и они с Токарской решили пожениться. Алексей Яковлевич, превратившийся из з/к в в/н, продолжал работать фотографом, но мечтал вернуться в кино. Понимал, что в Москву или Ленинград его не пустят — но ведь была и на Урале студия, в Свердловске? И он отважился попытать счастья. Взял командировку в Киев, а по дороге заехал в Москву, к старым друзьям — Константину Симонову и Ивану Пырьеву. Те встретили его с распростертыми объятьями, обещали похлопотать — но не успели: на второй день московского визита Каплера арестовали, отвезли на Лубянку и дали второй срок. На этот раз обвинение было пустяшным: придрались к нарушению паспортного режима (зачем сунулся в столицу?) и осудили по ст. 7-35 УК — по-другому это называлось СВЭ, социально вредный элемент. По этой статье судили бродяг и проституток, когда за ними не числилось конкретных преступлений.