Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Мириамель была удивлена осторожностью дворров. Что, они думают, она притащила в это подземелье? Надушенные записочки от поклонников? Изящное белье разгуливающей по замку принцессы? Крошечные хрупкие безделушки?

Исарда робко подошла и начала исследовать содержимое седельных сумок. Ее муж опустился на колени подле Мириамели.

— Мы искренне огорчены, что вынуждены поступить так. Это действительно не в наших обычаях. Мы никогда не навязываем никому свою волю. Никогда. — Он отчаянно хотел убедить ее.

— Я все еще не могу понять, чего вы боитесь.

— Это то место, где шли вы и ваши два спутника. Это… это — на языке смертных нет известных мне слов, чтобы объяснить. — Он переплетал длинные пальцы. — Там есть… силы, которые спали… а теперь они проснулись. Лестница в башне, по которой вы шли, место, где эти силы очень могущественны. Каждый день они становятся все сильнее. Мы еще не поняли, что происходит, но, пока не поймем до конца, не должно случиться ничего, что могло бы нарушить равновесие.

Мириамель остановила его нетерпеливым жестом:

— Подождите, Джисфидри. Я пытаюсь понять. Во-первых, это… существо, которое напало на нас на ступенях, не было нашим спутником. Бинабик, кажется, узнал его, но я никогда прежде его не видела.

Джисфидри возбужденно покачал головой:

— Нет, нет, Мириамель, не сердитесь. Мы знаем, что тот, с которым сражался ваш друг, не был ваш спутник, — это была ходячая пустота, наполненная небытием. Возможно, когда-то это был смертный человек. Нет, я имел в виду спутника, который шел немного сзади вас.

— Сзади нас? Нас было только двое, если только… — Сердце ее подскочило. Мог ли это быть Саймон, разыскивающий друзей? Неужели он был так близко, когда ее схватили? Нет, это было бы слишком жестоко!

— Значит, вас преследовали, — твердо сказал Джисфидри. — Для зла или для добра, мы не можем сказать. Мы знаем только, что трое смертных были на лестнице.

Мириамель покачала головой, ничего не понимая. Слишком много путаницы, замешанной на слишком большом горе.

Исарда издала птичье щебетание. Ее муж обернулся. Она подняла вверх Белую стрелу Саймона.

— Конечно, — выдохнул Джисфидри. Другие дворры столпились поблизости. — Мы чувствовали ее, но не знали… — Он повернулся к Мириамели: — Это не наша работа, иначе мы знали бы точно, как вы знаете собственную ладонь. Но ее сделал Вандиомейо, один из зидайя, которого мы научили нашему мастерству. И видите? — Он протянул руку, чтобы взять стрелу у жены. — Это часть одного из Главных Свидетелей, — он показал на дымчатый серо-синий наконечник стрелы, — неудивительно, что мы почувствовали ее.

— И нести ее по лестнице было опасно? — Мириамель пыталась понять, но ее очень долго терзал страх, и теперь усталость тащила за собой, как отлив. — Как это может быть?

— Мы объясним, если сможем. Все меняется, а равновесие очень неустойчиво. Красный камень в небе разговаривает с камнями на земле, и мы, тинукедайя, слышим голоса этих камней.

— И эти камни требуют, чтобы вы похищали людей на лестницах? — Она изнемогала. Трудно было сохранять вежливость.

— Мы не хотели приходить сюда, — мрачно ответил Джисфидри. — То, что происходило в нашем доме и в других местах, гнало нас все южнее, но когда мы прошли по старым туннелям и оказались здесь, то поняли, что угроза здесь даже сильнее. Мы не можем идти вперед, мы не можем идти назад. Но мы должны понять, что происходит, чтобы решить, как лучше уклониться от этого.

— Вы хотите бежать? — спросила Мириамель.

— Мы не воины. Мы не наши бывшие хозяева — зидайя. Дети Океана всегда хотели только выжить.

Мириамель огорченно покачала головой. Они поймали ее, оторвали от друга, потому что только так могли избежать чего-то, чего она не понимала.

— Отпустите меня!

— Мы не можем, Мириамель, мы сожалеем.

— Тогда позвольте мне поспать. — Она отползла к стене пещеры и свернулась на своем плаще. Дворры не препятствовали ей и снова начали переговариваться. Их голоса, мелодичные и непонятные как пение сверчка, убаюкали ее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

2

СПЯЩИЙ ДРАКОН

Пожалуйста, Боже, не дай ему уйти!

Колесо несло Саймона наверх. Если Гутвульф и говорил что-то еще в темноте внизу, Саймон не слышал его из-за скрипа колеса и звона тяжелых цепей.

Гутвульф! Неужели это был тот человек, которого Саймон так часто видел раньше, Рука Верховного короля? Он руководил осадой Наглимунда и был одним из наиболее могущественных друзей короля Элиаса. Что он делает здесь? Это, наверное, кто-то другой. И все-таки, кто бы он ни был, у него человеческий голос.

— Ты слышишь меня? — прохрипел Саймон, опустившись вниз. Кровь с монотонностью прилива ударила ему в голову.

— Да, — прошептал Гутвульф. — Не говори так громко. Я слышал здесь других и боюсь, что они схватят меня. Они отберут все, что у меня осталось.

Саймон видел его — смутная согнутая фигура, — но этот человек был высоким, как и Рука короля. Несмотря на сутулость, плечи его были широки. Он как-то странно держал голову, как будто она причиняла ему боль.

— Можно мне… еще воды?

Гутвульф окунул руки в шлюз под колесом. Когда Саймон опустился достаточно низко, Гутвульф вылил воду на лицо пленника. Саймон задохнулся и попросил еще.

Гутвульф три раза наполнял сложенные ковшом ладони, прежде чем Саймон поднялся слишком высоко, чтобы до него можно было дотянуться.

— Ты на… на колесе? — сказал человек, как будто не мог поверить в это.

Утолив жажду впервые за долгое время, Саймон задумался над этим вопросом. Он что, слабоумный? Как может человек, если только он не слепой, сомневаться в том, что это колесо? Внезапно странная манера Гутвульфа держать голову стала ему понятна. Слепой. Конечно! Неудивительно, что он ощупывал лицо Саймона.

— Вы… граф Гутвульф? — спросил Саймон, когда колесо пошло вниз. — Граф Утаньята? — Помня, что ему сказал его благодетель, он не повышал голоса. Поэтому вопрос пришлось повторить, когда он подъехал поближе.

— Я… думаю, что был им. — Руки графа беспомощно повисли, с них капала вода. — В другой жизни. До того, как пропали мои глаза. До того, как меч забрал меня…

Меч? Он потерял зрение в сражении? На дуэли? Саймон отбросил эту мысль. Было много гораздо более важных вещей, о которых следовало подумать. В животе у него была вода и больше ничего.

— Ты можешь принести мне поесть? Нет! Ты можешь освободить меня? Пожалуйста! Они мучат меня, пытают… — Такая длинная фраза оказалась непосильной нагрузкой для его голосовых связок, и Саймон разразился приступом кашля.

— Освободить тебя? — В голосе Гутвульфа было изумление. — Но… ты не хочешь быть здесь? Все это так… так не похоже… Мне трудно вспомнить.

Он сумасшедший. Единственный человек, который может помочь мне, и он сумасшедший!

Вслух он сказал:

— Пожалуйста! Я страдаю. Если ты не поможешь мне, я умру. — Рыдание не дало ему говорить. Сказав это, он внезапно понял, что это чистая правда. — Я не хочу умирать! — Колесо снова потащило его вверх.

— Я… наверное, не смогу. Голоса не дадут мне ничего сделать, — прошептал Гутвульф. — Они говорят, что я должен пойти и спрятаться, а иначе кто-то отберет все, что у меня есть. — Его голос стал ужасающе тоскливым. — Но я слышал тебя. Ты издавал звуки, дышал. Я знал, что ты настоящий, и я хотел услышать твой голос. Я так давно ни с кем не разговаривал. — По мере того как колесо уносило Саймона, ему становилось все труднее расслышать. — Это ты оставлял мне еду?

Саймон не имел ни малейшего представления, о чем говорит слепой, но слышал, что он медлит уходить и обеспокоен болью Саймона.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это я! — Он не хотел кричать и надеялся, что Гутвульф все-таки услышит его, несмотря на шум колеса. — Это я, я приносил еду!

Пожалуйста, пусть он будет здесь, когда я вернусь, молился Саймон. Пусть он будет здесь. Пожалуйста!

Когда Саймон снова оказался внизу, Гутвульф протянул руку и провел ею по его лицу.