Сон Демиурга - Алексей Корепанов

Речь Гусева произвела впечатление.

– Что скажете, парни? – закончил он ее вопросом.

Однако коллеги отвечать не спешили.

Саня Веремеев сосредоточенно изучал землю под ногами. Сергей смотрел куда-то вдаль, но ничего не видел.

– По-моему, это чистый бред, – наконец сказал Саня. Впрочем, сказал очень неуверенно, словно сомневаясь в собственных словах. – Это называется «искать на свою задницу приключений». У них же армия…

Гусев прищурился:

– Но у Фиделя же получилось? Сколько их там было, когда они пошли власть захватывать? Главное – ты против самой идеи ничего не имеешь?

– А черт его знает, – сказал Саня. – Я – как вы.

– Ага, – удовлетворенно кивнул Гусев и повернулся к Сергею. – А ты как, Серый?

– Лонд Гарракс и король – давние друзья. Гарракс не пойдет против короля.

– Еще как пойдет, дорогой! Побежит! Дружба дружбой, но если есть возможность занять место повыше, о дружбе не думают, я тебе говорю. Мы же короля убивать не собираемся. Может, вообще, он пятым будет. Пятивират.

– Квинтавират, – вновь поправил Гусева Сергей. – А как же американцы?

– Пристроим куда-нибудь, – пообещал Гусев. – Марсианин афроамериканский пусть какие-нибудь полезные ископаемые ищет, то же золотишко, а командир… Найдем место и командиру.

– Ловко! – усмехнулся Саня Веремеев. – Ты, Геннадий, конечно, извини, но замашки-то у тебя чисто диктаторские. Какие там на фиг триумвираты! Сам ведь наверху усядешься – если, конечно, выгорит это бредовое дело, – а нас на конюшню. Или и вовсе в расход…

– Сдурел, Веремей? – возмутился Гусев. – Это, выходит, ты меня такой падлой считаешь? Спасибочки тебе, дорогой! И ты, Серега, тоже так думаешь?

– Не знаю, – после довольно долгого молчания ответил Сергей, не глядя на него.

Гусев крякнул, тяжело поднялся и повесил на плечо автомат. Обвел сослуживцев мрачным взглядом.

– Ладно, поговорили, – процедил он. – Возвращаемся в лагерь – и можете катиться куда угодно, а я к мастерам пойду, за оружием. Когда стану диктатором – заходите, кашей и телками обеспечу.

Сдернув с головы шапочку, Гусев развернулся и размашисто зашагал к мертвому лесу.

– А говоришь – втроем, – бросил ему вслед Саня Веремеев, но Гусев не обернулся.

– Нам всем нужно держаться вместе, – сказал Сергей. – Нельзя отпускать его одного.

– Согласен.

Саня Веремеев поднялся на ноги. Сергей тоже встал с поваленного ствола, и они направились вслед за претендентом на королевский трон Таэльрина.

Сергей шел по чужой земле, под чужим небом – и все-таки надеялся, что вот-вот… вот-вот… Вот-вот вновь полыхнут багровые выбросы, ударит в лицо ледяной ветер запредельности – и понесет их в родные края.

Но стояло вокруг полное безветрие, и этот мир не собирался давать трещину и открывать дорогу назад.

Гусева они догнали возле деревьев. Тот стоял и разглядывал белые, как обглоданные кости, ветви с отпавшей корой. Но нет, ветви уже не напоминали обглоданные кости. На них – о чудо! – набухали почки и кое-где выглядывали зеленые кончики молодой листвы. Мертвый лес оживал!

Не говоря друг другу ни слова, они зашагали дальше, к лагерю, – уже вместе. Саня Веремеев тоже наконец снял «шапку-невидимку» и расстегнул куртку. День намечался погожий, солнечный, спокойный – очередной день в неведомо каких пределах…

…Уже минут пять они пробирались сквозь зазеленевший сухостой, который наливался жизненной силой, пробуждался от мертвого сна – и Сергея вдруг бросило в жар. Шагающий неподалеку Гусев выругался, а у Сани Веремеева от изумления округлились глаза. Потому что впереди, там, где должен был еще тянуться лес, виднелись многочисленные просветы. И в них что-то желтело.

– Небо… – просипел Гусев, подняв голову. – Небо другое…

Да, небо действительно стало другим – не голубым и прозрачным, а белесым, выцветшим, – и походило на застиранную тряпку. Никто из бойцов не заметил, когда оно успело так измениться.

Не сговариваясь, они бросились к просветам, уворачиваясь от зеленеющих веток. Выскочили из-за деревьев – и ошеломленно застыли на месте.

Не было впереди ни горных склонов, ни леса, ни лагеря таэльринских воинов. Во все стороны тянулись однообразные барханы – бесконечные копии самих себя, и очутившееся вдруг очень высоко в небе солнце заливало песок жаркими лучами.

– При… плыли… – срывающимся голосом выдавил из себя Гусев.

Сергей резко обернулся. Позади тоже не было леса, лес исчез, сменившись пустыней.

– Похоже, мы уже где-то в другом месте, – растерянно сказал Саня Веремеев.

Гусев швырнул автомат под ноги. Сел и, замычав, с силой ударил по песку кулаком:

– С-сволочи!..

Саня наклонился, набрал пригоршню песка и принялся недоуменно рассматривать его.

А Сергею опять вдруг представилось Марсианское Лицо. Лицо издевательски улыбалось, а в бездонных черных страшных глазах беспрерывно мелькало что-то, и отражалось, отражалось, отражалось…

22. Пустота

– Эй, хватит разлеживаться! А ну-ка, вставай! – сказал кто-то строгим металлическим голосом, и она открыла глаза.

И увидела знакомое розовато-желтоватое небо с бледными разводами облаков. В спину впивалось что-то мелкое и твердое. Она села, ощутив внезапное мимолетное головокружение – словно что-то сместилось, чуть-чуть изменившись и образовав какой-то новый узор, – и огляделась.

Неподалеку, метрах в ста, стоял посреди равнины посадочный модуль. К его боку, как собака к ноге хозяина, жался марсоход. Люк модуля, в нарушение инструкций, был открыт. Невзрачное солнце висело довольно низко, но все-таки давало возможность увидеть, что колеса вездехода чуть ли не до половины занесены рыжей пылью. Похоже, над равниной пронеслась небольшая пылевая буря. Непонятная атмосферная аномалия никуда не делась, и здесь, в Кидонии, по-прежнему было тепло. И воздух все так же не отличался от земного, делая ненужными баллоны и шлемы. Медленно поворачивая голову, она убедилась в том, что все видимые отсюда искусственные, предположительно, объекты Кидонии находятся на своих местах. И только сейчас обнаружила отсутствие своего комбинезона. На ней был плотный облегающий черный костюм наподобие трико – обычная полетная одежда, и высокие ботинки, а вот комбинезона не было. Словно она забыла его надеть перед тем как покинуть модуль. И вообще она абсолютно не помнила, когда, как и зачем вышла из модуля под марсианское солнце. И еще это странное, непонятно на чем основанное ощущение того, что тело ее должно быть покрыто глубокими ранами…

С замиранием сердца она осторожно ощупала себя, каждое мгновение готовая закричать от боли. И облегченно вздохнула, не обнаружив никаких ран. Наверное, ей просто приснился кошмарный сон, и чтобы стряхнуть остатки этого сна, она и выбралась из модуля на открытое пространство. Возможно, это начали проявляться признаки скрытой клаустрофобии.

Сон настолько затуманил ее сознание, что она никак не могла вспомнить свое имя. Она не хотела думать об этом сне – ей отчего-то казалось, что такие размышления грозят психическим срывом, а то и полным безумием. И поэтому начала перебирать в памяти разные имена, надеясь наткнуться на свое собственное имя. Видимо, она все-таки еще полностью не пришла в себя, поскольку и свою личность, и все окружающее осознавала как-то отстраненно, словно пыталась разглядеть и себя, и мир сквозь толстое мутное стекло. Разбегались врассыпную по темным углам обрывки каких-то невероятных воспоминаний, не позволяя определить свои формы… Вернее, она умышленно отказывалась от погружения в эти воспоминания, интуитивно чувствуя, что ни к чему хорошему это не приведет.

«Вирджиния?… Патриция?… Кларенс?…» – мысленно проговаривала она разные имена, рассчитывая на то, что попадание в цель встряхнет и пробудит память.

Но эти имена скользили холодными ледышками мимо, не вызывая у нее никакого отклика.

«Мэг?… Джудит?… Николь?…»

Устроившись в позе лотоса, она попробовала очень-очень осторожно прикоснуться к своим воспоминаниям. Нет, не к тому страшному сну, о котором она запретила себе думать, а к другим, касающимся прежней ее жизни.

Но у нее ничего не получилось. Словно воздвиглась в памяти глухая стена, отгородив ее-прежнюю от теперешней. Она знала, что находится не на Земле, а на Марсе, знала, что она нанотехнолог, что умеет управлять посадочным модулем и водить марсоход, – но этого было слишком мало. Она не сомневалась в том, что должна знать и помнить неизмеримо больше – и внезапно поняла, в чем здесь дело.

Она была нездорова. Возможно, оттого что подверглась воздействию каких-то неизвестных местных факторов.

«У меня психические девиации, – подумала она, растерянно блуждая взором по представлявшейся ей почему-то угрюмой громаде Марсианского Сфинкса. – Надо вернуться в модуль и лечь. Заснуть – и постараться проснуться здоровой…»