Клуб патриотов - Кристофер Райх

— Вот хорошо! — пробормотал Фицджеральд. — Очень хорошо.

Он закрыл глаза, позволяя Марте заниматься своим делом. Невероятно, что такая маленькая женщина может быть такой сильной. Пальцы прямо как сталь. Он с облегчением вздыхал, когда она разбивала напряжение мышц на отдельные кусочки, запрещая ему скапливаться в одном месте. Да, надо почаще делать массаж и поменьше дискутировать на Капитолийском холме.

Шесть миллиардов два миллиона долларов. Ему никак не удавалось выкинуть из головы эту цифру.

Возможно, в эту сессию получится завернуть законопроект, но он все равно всплывет в следующую, да еще и миллиард-другой добавится, учитывая инфляцию. Фицджеральд разрывался: с одной стороны, лучше придержать законопроект — лиса не полезет в курятник, если у нее нет зубов, а с другой — надо бы подумать и о безопасности солдат армии США.

А тут еще Джаклин предлагает должность в «Джефферсон партнерс», размышлял Фицджеральд. Бывают и похуже места для окончания карьеры даже при всем его презрении к этому тщеславному, самоуверенному выскочке. Впрочем, политика навсегда отучила его держать зуб против кого бы то ни было. На Капитолийском холме не знали, что такое дружба, как не знали и что такое ненависть. Повсюду царил прагматизм. Сенатор представил, как он важно шествует по коридорам инвестиционного банка или принимает клиентов в своем просторном, хорошо оборудованном кабинете. Вид на Потомак обязателен. И у него будут и престиж, и власть, и деньги — всего полная чаша. Не надо ходить далеко, чтобы увидеть, сколько зарабатывают компаньоны в «Джефферсон партнерс». Джаклин и его ближайшее окружение — все до единого миллиардеры. Миллиардеры! Он бывал у некоторых дома, видел, какие машины покупают себе люди, сделавшие имя на Капитолийском холме, а затем продавшие его «Джефферсон партнерс».

Фицджеральд рос на молочной ферме в 30—40-х годах. В его семье иметь деньги значило получить возможность купить на Рождество новую одежду и достаточно еды, чтобы можно было позволить себе завтрак, обед и ужин. А если семья каждый год ездила летом на побережье, она считалась богатой. За всю жизнь его отец не зарабатывал больше двух тысяч долларов в год.

Миллиардер. Если уж Джаклин так печется о благополучии армии, почему бы ему не бросить несколько собственных сотен миллионов в этот котел? Вряд ли он ощутит существенную потерю.

Сильные ласковые пальцы продолжали свою работу, распутывая клубок напряжения сегодняшнего дня. В голове прояснялось. Фицджеральд взвесил альтернативные варианты. Ну выиграет он ближайшую выборную кампанию и останется в прежней должности. Это даст ему еще шесть лет работы в коридорах власти. Еще шесть лет хитроумной политической игры… а вместе с тем гарантированное угасание под солнцем Чесапикского залива. А это для уроженца зеленого штата Вермонт было слишком.

Конечно, всегда можно вернуться домой к жене, устроиться в университет преподавателем и зарабатывать еще меньше, чем сейчас. При этой мысли он захрапел так громко, что Марта даже подскочила.

— Прости, моя дорогая, — открыв глаза, произнес он, глядя на милую любящую женщину рядом с ним.

И что будет с Мартой?

Протянув руку, он коснулся ее ноги. Она тут же схватила его руку и передвинула ее выше.

— О нет! — воскликнул Фицджеральд, снова отводя руку в безопасную зону. — Я слабею от одной мысли. А мне сегодня еще идти на званый ужин. Начнем сейчас кувыркаться, и я вырублюсь до утра.

Марта улыбнулась. Такая уж она страстная, что есть, то есть. Он притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Нет, свою Марту он не покинет никогда.

Шесть миллиардов два миллиона долларов.

Не такие уж большие деньги в наше время.

«Позже», — сказал он себе. Решение он примет позже.

53

Франсискас поспешил по коридору в регистрационный кабинет, в углу которого стоял похожий на копир желтовато-коричневый аппарат в пол человеческого роста — сканирующий терминал TouchPrint 3500 LiveScan. Три года назад Франсискас последний раз снимал отпечатки пальцев с подозреваемого при помощи старенькой чернильной подушки, пытаясь получить на специальном бланке десять отчетливых оттисков. Далее мороки становилось больше, не говоря уже о потерянном времени, поскольку отпечатки предписывалось снимать еще дважды по мере прохождения преступником всех инстанций уголовно-правовой системы. Сначала их снимали для полиции штата в Олбани, затем для министерства юстиции в столице. Зато теперь требовалось только прижать поочередно пальцы подозреваемого к небольшому сканеру, проверить на мониторе полученное изображение, и — пожалуйста! — результат автоматически передавался в базу данных полиции в Олбани и одновременно в Вашингтон. Все это одним нажатием кнопки.

Открыв крышку сканера, Франсискас поместил на стекло пленку с отпечатками, а сверху, чтобы изображение получилось отчетливее, проложил лист белой бумаги. Аппарат зажужжал, оцифровывая и копируя изображение. Детектив отправил отпечатки в Национальный центр информации по преступлениям в Кларксберге, штат Западная Вирджиния, а также в Отдел уголовно-правовой информации ФБР. Там их прогонят по всем делам, какие есть в объединенных базах данных, а также по всем спискам федеральных служащих, военных, как находящихся на службе, так и уволенных в запас, и лиц без американского гражданства, которым выдано разрешение на временное проживание в США. Кроме того, через базу автоинспекции сорока восьми штатов.

Выйдя в коридор, Франсискас прикрыл за собой дверь. Результат будет примерно через час. Если отпечатки будут идентифицированы, на компьютер Франсискаса придет извещение.

Идя по коридору, детектив заметил Майка Мелендеса, выглядывающего из помещения для инструктажа.

— Привет, Джон.

— Привет, Майк, что тут у вас происходит? — Франсискас заметил, что Мелендес чем-то озабочен.

— Тебя надо спросить. Шеф требует к телефону.

— Какой шеф? Лейтенант?

— Бери выше. Эспозито. На первой линии.

— Не может быть. Уже шестой час! — Франсискас поспешил к своему столу.

Шефа полиции звали Чарли Эспозито. Главный Чарли — для друзей, Чарли-подхалим — для остальных. Но и для тех и для других он был копом, занимавшим одну из самых высоких должностей в этом городе. Только комиссар полиции и его заместитель стояли выше, но они были назначенцами. В молодости Франсискас и Эспозито вместе учились в академии. Но если Франсискас стал полицейским, потому что любил свою работу, то Эспозито всегда искал выгоду. Он ни разу не принял ни одного решения, не спросив себя, а поможет ли это продвинуться по карьерной лестнице. Формально, впрочем, они оставались друзьями.

— Детектив Джон Франсискас, — произнес он, непроизвольно расправив плечи.

— Джон, это шеф Эспозито. Как я понимаю, ты копаешься в каком-то старом деле.

— В каком именно?

— Об убийстве Шеперда и О'Нилла в Олбани.

Франсискас молчал как громом пораженный: он-то было подумал, Эспозито хочет дать ему взбучку за то, что он не подал в отставку по состоянию здоровья. Теперь, когда эта иллюзия развеялась, он почувствовал еще большее замешательство. Откуда Чарли узнал о его неофициальном расследовании? Но даже если и узнал, то с какой стати звонить?

— И что?

— Это дело закрыто.

— Неужели? Насколько я знаю, там есть подозреваемая, которая уже четверть века находится в бегах.

— По этому делу уже вынесено решение, — отрезал Эспозито.

— Простите, сэр, но у меня другая точка зрения.

Последовало красноречивое молчание.

— Оставь это дело, Джон.

Франсискас вздохнул. Следовало догадаться, о чем пойдет разговор, как только Эспозито назвал себя шефом.

— Чарли, послушай, долго объяснять, но это дело каким-то образом связано с сегодняшним происшествием на Юнион-сквер, — тихо и доверительно проговорил детектив. — Ночью к нам пришел парень по имени Том Болден…

— Болден? Это же убийца Вайса. Мы повсюду разослали его фотографию. Им занимается ФБР, и это не твой участок: пусть Южный Манхэттен поработает.

— Нет, Чарли, выслушай меня. Знаешь, как звали девушку, которую ранили на Юнион-сквер? Дженнифер Дэнс. И она — девушка Болдена. Когда все случилось, он был рядом с ней. Улавливаешь, Чарли? Кто-то хотел убрать Болдена, но промахнулся.

— Я не улавливаю, как убийство в Олбани связано с этим происшествием, и, честно говоря, улавливать не хочу. Ты и так развил слишком бурную деятельность. Оставь Болдена Южному Манхэттену. Не связывайся.

— Чарли, и это ты говоришь мне?

— Джон, ты меня слышал. Подумай о себе.

— О себе или о тебе? Ну, давай, Чарли, скажи, кто там тебе позвонил?

— Джон, мне сообщили, у тебя не все в порядке со здоровьем: работая в таком состоянии, ты формально нарушаешь должностные инструкции. А я знаю, что ты, как никто другой, приверженец этих правил, поэтому официально отстраняю тебя от службы. Можешь считать, что с этого момента ты находишься в оплачиваемом отпуске.