На вулканах - Гарун Тазиев

В первом из перечисленных случаев, когда стенка магмы в один и тот же момент доходит до поверхности склона и до дна одного из крупных вершинных кратеров, газы бурно прорываются наружу в этом кратере, а лава довольно мирно изливается из трещины ниже по склону. Именно так "работала" северо-восточная бокка на протяжении почти четверти века, и, очевидно, по той же схеме шло извержение в марте 1983 г.

Чтобы удостовериться в этом, следовало подняться к кратерам и убедиться в наличии явлений, подтверждающих эту гипотезу. К сожалению, на следующий день задул сильный ветер, со скоростью более 100 км/ч, и подниматься на полтора километра до интересующих нас кратеров, да еще без тренировки, было рискованно. Уже после нашего отъезда Антонио, а за ним Фанфан Легерн поднялись-таки наверх и выяснили, что из весьма глубокой бокки Нуова действительно бьют мощные и временами очень бурные потоки газа.

Второй день нашего краткого посещения мы провели у самых фронтов потока, остановка которого оказалась кратковременной. Я не оговорился не у фронта, а именно у фронтов, ибо расширяющийся книзу, как обычно, поток состоял из целого ряда отростков, или русел, отщепившихся от огненной реки, которую мы долго созерцали предыдущей ночью. Каждый из этих бесчисленных рукавов тек как хотел, совершенно независимо от остальных, быстрее или медленнее в зависимости от уклона местности, от препятствий, от напора у истока, они шли параллельно, расходились, порой вновь сливались, текли узким ручьем или разливались на сто-двести шагов, поднимаясь над землей то на два метра, то более чем на пятнадцать...

Восточный ветер, не позволивший нам подняться к вершине, дул довольно сильно даже на сравнительно небольшой высоте 1700 м, где проходил фронт потока. Находиться здесь было тяжело: дым лез в глаза и вызывал порой невыносимый кашель. Не удивляйтесь, что газ продолжал выделяться у самого фронта потока: несмотря на мощный выход газа в верхней части трещины, в массе лавы остается достаточно летучих веществ, постепенно высвобождающихся на всем протяжении потока. Кроме того, к обычному вулканическому газу здесь присоединялся самый настоящий дым, то есть взвесь в воздухе мельчайших частичек от горения всего, что пожирала лава, - сосен, дубов, берез, каштанов, зарослей дрока, травы, домов, пластмассы, краски. Среди сильного и резкого запаха подземных глубин порой отчетливо ощущался смрад городской свалки.

Лишний раз мы убеждались, что каждое новое извержение несет в себе нечто поучительное. А уж я, кажется, достаточно навидался подобных вещей, чтобы разбираться в характере извержений как на Этне, так и на других вулканах мира. Никогда ранее, однако, не приходилось мне наблюдать столь непредсказуемое поведение отдельных рукавов потока, которые пересекались, сливались и наползали один на другой, образуя сложное переплетение. Именно так вел себя каждый из множества потоков, за которыми мы неотступно следовали целый день, чтобы посмотреть, как они текут через сосновый бор, лесосеку, дубняк, плотные ряды высоких деревьев. Нам надо было выяснить, с какой скоростью продвигаются отдельные языки, образующие единый поток шириной до километра, чтобы оценить возможные убытки, а также грозящую опасность. И понять, какие в связи с этим следует принять меры.

Не надо забывать, что все мы - и Вье-Лесаж, и Кужар, да и я сам на этот раз приехали сюда не ради удовлетворения научного интереса, а в качестве сотрудников государственной организации, отвечающих за уменьшение последствий от стихийных бедствий, причем каждый из нас отвечал за свой участок. Доминик занимался юридическими вопросами, имевшими первостепенную важность, Рено как администратор наблюдал сразу за всем и прорабатывал те вопросы, в которых я ничего не смыслю, например финансовую сторону. Что касается меня, то я осуществлял общее руководство, а также уточнял технические детали.

От дороги круто вверх шел густо поросший лесом склон, нам удалось без труда подняться сразу метров на сто по пересекавшему его каменистому руслу высохшего ручья, где идти было легко. На исходе дня, миновав перелом профиля, мы наткнулись на огромный массив уже затвердевшего серого базальта, там и тут испещренного розовыми и красными жидкими ручейками.

Этот чудовищный язык лавы поднимался над землей на высоту пяти-шестиэтажного дома, продолжая ползти вперед со скоростью нескольких сантиметров в секунду. Вокруг непрерывно шуршали стекающие вниз ручейки камешков, щебенки и кусочков шлака, временами катились крупные камни и целые глыбы, ярко-алый цвет которых указывал на высокую температуру порядка 1000oС. В изумление меня приводила не столько значительная скорость продвижения лавы на расстоянии 2 км от точки выхода (мне приходилось наблюдать и в сто раз более стремительные потоки, уходящие еще дальше от жерла), сколько невероятная толщина этого языка - около 15 м, то есть в пять-шесть раз больше, чем у обычного базальтового потока такого типа. Эта лава, вязкая и потому таившая в себе опасность взрыва, с первого взгляда напоминала андезит. К счастью, это оказалось не так.

Следовало бы, конечно, подняться выше вдоль языка, чтобы проследить, откуда он течет, какова его длина, почему он достиг такой толщины, но это было слишком сложно: деревья стояли плотной стеной, сверху, высоко подскакивая, катились камни, ветер бросал в глаза клочья едкого дыма.

Судя по скорости продвижения, можно было предположить, что менее чем через час лава выйдет к шоссе и вновь перережет его. Поэтому мы спустились вниз и предупредили ожидавших нас там карабинеров и лесников, после чего пошли смотреть, что происходит с другим языком-отростком, за которым мы долго наблюдали несколько часов назад. Измеряя его скорость и оценивая расход вещества, мы пытались предугадать, куда направится этот рукав, выдвинувшийся к тому времени впереди других медленно ползущих огненных рептилий.

Мы обнаружили, что скорость продвижения данного отростка, составлявшая незадолго до того примерно 50 м/ч, успела возрасти раза в четыре. Если раньше лава продиралась сквозь заросли дубов и сосен, то теперь она вырвалась на безлесный участок и светилась в сумерках миллионами огней, что делало ее еще более похожей на сказочного дракона. Такое сравнение напрашивалось само собой еще и потому, что наступающая темнота скрадывала расстояния, путая масштабы, и, казалось, прямо перед мордой этого чудовища висят в воздухе мириады огней Николози и других селений, непрерывной чередой тянущихся до Катании.

При скорости 200 м/ч лава за считанные сутки могла подобраться к любому из близлежащих поселков Педаре, Николози, Рагальпе, Бельпассо. Но я полагал, что до этого не дойдет. Если напор останется прежним, если не откроются новые жерла, если эруптивная трещина не прорежется дальше вниз и не выпустит наружу более жидкую лаву, которая быстро покатится вниз с небольшой, а потому опасной высоты, то можно было считать, что ничто не угрожает всем этим селениям, жители которых, я был уверен, в настоящий момент не отрывают глаз от Гадюки и ее огненных языков.

Мы заторопились обратно, чтобы не пропустить момент, когда на шоссе выползет тот самый чудовищный толстый язык лавы, обнаруженный нами часом раньше. К нашему удивлению, он не только не вышел к шоссе, но его даже не было видно. Как мы ни задирали голову, не удавалось разглядеть ни фронт лавы, ни хотя бы свечение, оповещающее о его близости. Не вспыхнуло ни одно дерево, как это обычно бывает. Вообще деревья ведут себя в объятиях лавы довольно необычно: они не только не загораются сразу от температуры порядка 1000oС, но, даже погибнув, остаются стоять вертикально в море жидкого огня, завязнув нижним концом ствола в куске отвердевшей лавы. Дело в том, что, несмотря на свою высокую температуру и огромное количество выделяемого тепла, лава не может воспламенить ни древесину, ни листву, ни даже траву, пока из них не улетучатся последние остатки влаги. А ведь растения состоят большей частью из воды. Трава и листья вмиг становятся сухими, вспыхивают и исчезают Деревья же стоят, как стояли, пока из них не испарится одна или несколько тонн содержащейся в них воды, но даже и загоревшись, они не сразу сгорают. Бывает, однако, и так, что к моменту, когда ствол достаточно высох, лава успела слишком сильно остыть, чтобы древесина загорелась.

Мы стали взбираться вверх по направлению к огромному потоку, не пришедшему на свидание в назначенное нами время, и на полпути застыли в изумлении: колоссальный фронт успел съежиться до высоты меньше человеческого роста и еле-еле двигался. Что с ним приключилось? Мы этого не знали, как не знали и того, каким образом он сумел ранее достичь своей невообразимой для базальта толщины. Я объяснил это для себя попеременным "выключением" из основного потока бесчисленных отростков-рукавов, забиравших в себя часть лавовых масс.