Тревожное небо - Эндель Пусэп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Повезло!» — подумал он и залез под брезент. Там было совсем темно и пахло не то маслом, не то краской. Когда поезд тронулся, устроился поудобнее и мало-помалу успокоился. Вскоре по брезенту застучали капли дождя.
«Буду стараться попадать на платформы, где есть брезент, — думал он, — и теплее, да и дождь нипочем».
Поезд мчался с грохотом на восток. Изредка останавливался, но ненадолго и снова несся вперед. Вихорев силился разглядеть на часах время, но ночь была настолько темна, что это ему так и не удалось. Несколько раз порывался чиркнуть одну из нескольких оставшихся спичек, но страх обнаружить себя удержал его. Время от времени высовывался на дождь и ветер, чтобы не прозевать зарю. Когда ему показалось, что уже рассветает, он на очередной остановке слез. Привыкшие к темноте глаза быстро нашли черневший вдали лес. Подходя к его опушке, заметил вдруг светлый квадрат, который оказался окном небольшой избушки. Капитан осторожно обошел ее и зашел подальше, в кусты, пожевал сырую репу и довольный удачным путешествием уснул. Спал чутко, проснулся от непонятного скрипучего звука, который раздавался со стороны избушки. «Ничего страшного!» — успокаивал он себя, так могла скрипеть только открываемая дверь. Летчик весь превратился в слух. Кто-то двигался прямо на него. Раздалось фырканье лошади, и послышался тяжелый стук копыт. Мимо притаившеюся в кустах Вихорева ехал всадник. Он успел лишь заметить, что всадник держал в руках двустволку. Собаки, к счастью, не было и на этот раз.
Обождав, пока не стало слышно стука копыт, капитан осторожно подкрался к избушке. Как он и предполагал, она оказалась пустой: дверь снаружи была подперта колом. Откинув кол, капитан забрался в избушку. Быстро обшарил печь, полки и небольшой шкафчик. Нашел початый каравай черного хлеба, полчугунка вареной в мундире картошки, горсть соли в деревянной плошке и целую коробку спичек. Распихав все эти драгоценности по карманам и за пазуху, быстро ретировался. Забрался в кусты, закусил картошкой и снова уснул. К вечеру, выспавшись и подкрепившись хлебом, капитан снова подбирался к полустанку.
Когда подкатил эшелон, Вихорев забрался «а загруженную лесом платформу, спрятался за ее бортом и продолжал свой нелегкий путь на восток, к своим.
Так в течение 19 дней, днем отдыхая и добывая всеми возможными способами пищу, Вихорев по ночам мчался на попутных эшелонах к линии фронта. Он так освоился со своим положением, что рискнул прокатиться сперва через Киев, а затем и Харьков, не задумываясь над тем, что эшелон может быть расформирован, и ему придется укрываться в большом городе, где оставаться незамеченным гораздо труднее, чем в кустах у глухих полустанков.
Рано утром на девятнадцатые сутки капитан слез с очередной платформы на небольшой станции невдалеке от городка Коротояк. Впереди оставалась короткая, но самая трудная часть пути — переход через линию фронта. Кругом кишмя кишели вражеские солдаты: немецкие, итальянские, румынские, венгерские. Те немногие русские, которые по милости завоевателей были облечены «высоким доверием» и оставались вблизи передовых позиций, чуть не предали беглеца в руки врага. Первый же из них, когда Вихорев просил указать, где легче перейти к своим, сделал энергичную попытку арестовать его. Но капитан оказался проворнее предателя, и эта попытка осталась для того и последней…
После этого летчик решил полагаться лишь на самого себя. Несмотря на то, что все дороги и тропинки контролировались вражескими солдатами, он все же благополучно пробрался через передовые позиции фашистов, добрался до Дона и, переплыв реку под покровом ночи, очутился на первой линии обороны Воронежского фронта.
— Товарищ подполковник, подпишите, пожалуйста, — прервал мои воспоминания голос начальника штаба. Я взял от него итоговое донесение. Взрывы, пожары, точки ПВО… и в конце лаконичная фраза: «Два самолета не вернулись на свой аэродром…»
Подписав донесение, побрел домой.
— Пойду сосну часок, — козырнул я начальнику штаба, вышедшему меня провожать.
«Придут», — уверял я себя, шагая к даче, отведенной под жилье. «Не может быть, чтобы все погибли».
Несколько дней спустя, я сидел за разбором ежедневных текущих дел. Рядом стоял адъютант и докладывал суть документов.
Раздался робкий стук в дверь, и через порог переступил босой, без головного убора, в грязных брюках и гимнастерке, небритый и улыбающийся Вихорев.
Вскочив со стула, я рассыпал папку с бумагами, схватил его за плечи и крепко обнял.
— Вихорев! Черт этакий! Вернулся!.. А я ведь знал… знал точно, что вернешься!
Усадив майора на стул, спросил:
— Голодный?
— Нет, я уже поел. Хотел привести себя в порядок, а начальник штаба говорит, иди покажись командиру, какой ты есть, — вставая, проговорил Вихорев.
— Сиди! Сиди и рассказывай, — заставил я его снова сесть.
— Товарищ подполковник! Разрешите доложить! Не уберег я корабль, — снова вскочил со стула майор.
— Да успокойтесь вы, — перебиваясь с «вы» на «ты» я насильно посадил Вихорева обратно на стул. — Корабль потерян в бою, его не вернешь… Зато людей сберегли. Ведь экипаж ваш вернулся. Это дороже любого корабля. Рассказывайте все, как было.
Наконец немного успокоившись, майор начал обстоятельно рассказывать.
Рассказ Вихорева
— Взлетел я, сами видели, точно вдоль левой кромки бетонной полосы, как по ниточке. Настроение хорошее: вчера приехала жена, а такое редкое счастье выпадает на долю далеко не каждому. Война ведь. Лечу себе и думаю, как бы перехитрить вражеские зенитки и прожектора. Уж очень много расставил их чертов фриц вокруг Орла.
Подходя к цели вижу, что там кто-то уже крушит находившиеся на путях эшелоны и паровозы, а вокруг, как языки гигантских хамелеонов, тянутся вверх лучи прожекторов. Поймали в вышине корабль и набросились на него скопом. Через несколько секунд вокруг самолета засверкали разрывы зенитных снарядов. Разве мыслимо потерять такой корабль? Смотрю, огоньки-то из глушителей ярковаты, того и гляди, истребители прицепятся.
— Внимательней за воздухом! — командую стрелкам.
— Есть внимательней!
— Товарищ майор, захожу на цель. Двадцать градусов влево, — слышу голос штурмана, капитана В. М. Алексеева.
Корабль стал на боевой курс. Через пару секунд открылись бомболюки. Несколько раз дернулся корабль кверху: полетела бомбы. В тот самый момент, когда Алексеев доложил, что бомбы сброшены, нас ослепило ярким светом. Приказал закрыть люки и на полном газу, с разворотом и снижением выскочил из луча прожектора. Кругом сверкали разрывы зениток. Весь этот фейерверк оставался теперь левее и сзади. Довернув еще немного правее, взял курс на восток. Через несколько минут корабль снова попал в луч мощного прожектора. Разрывов кругом не было. Спокойно ведя корабль, спрашиваю второго летчика:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});