Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский

Приор мрачно посмотрел на меня, но не ответил. Почему-то промолчали и другие. После паузы Хайгелорх проговорил задумчиво, совершенно не обращая внимания на мой разъяренный вид:

— Ну что, вы этого хотели?

Я хотел ответить, хотя и не понял реплики, затем сообразил, что обращается не ко мне.

Кроссбрин буркнул:

— Полагаете, он годится?

— Не очень, — ответил Хайгелорх. — Но почему не попробовать?

Отец Леклерк поднял голову и сдержанно улыбнулся. Кроссбрин сказал с неудовольствием:

— В нем, как все мы видим, слишком сильна кровь Змея. Либо не выдержит искус, либо употребит полученную силу на свое возвышение и удовлетворение своих низменных страстей.

Отец Мальбрах тут же добавил:

— Хотя нам и нужен дикарь, способный биться яро и проливать кровь недрогнувшей рукой, но в то же время…

Он запнулся, подбирая слова, отец Хайгелорх сказал благожелательным голосом:

— Отец Мальбрах, как я понимаю, хочет сказать, что если бы взять свирепого дикаря и, к примеру, брата Целлестрина, смешать их в одного человека, то получился бы как раз такой… гм… стоящий посредине. И кровожадный по натуре, и в то же время стремящийся к всеобщему благу.

Я зыркнул на него с подозрением, случайно ли говорит так ясно, или же это лишь философские раздумья. Но на самом деле я достаточно дик, как все молодые, и в то же время видел больше, чем остальные люди этого мира…

— Хорошо, — сказал я, — вы нашли этого дикаря. Я сам пришел! Меня всю дорогу пугали искусами и тяжкими испытаниями, но… может быть, не будем тратить на них время?

Отец Мальбрах смотрел на меня из-под приспущенных век, голос прозвучал почти сонно:

— Что вы имеете в виду, брат паладин?

— Давайте подумаем, — сказал я, — как остановить Маркуса. Мне в том мирском… э-э… мире уши прожужжали про невероятную мощь обитателей Храма. А что оказалось?

Кроссбрин скептически искривил губы.

— А оказалось, что мы не в состоянии убить даже мышь. Верно?

Я промолчал, потому что все только вздыхали и отводили взгляды. Наконец Леклерк проговорил с тоской:

— Наверное, мы может сказать брату паладину? Он так много для нас сделал… В общем, всесильность наша только в самом Храме. Покидать его не можем… Понимаете, брат паладин, не можем… это совсем не то, что не хотим.

Я ощутил себя не в своей тарелке, спросил довольно глупо:

— Совсем?

Он кивнул, сказал совсем уж мрачно:

— Однажды брат Каролинус, пройдя все испытания, уверовал в то, что сумеет выйти из Храма и принести миру полученную здесь истину…

Я спросил:

— И что с ним?

— Он исчез, — ответил Леклерк, — на пороге Храма. От него ничего не осталось, ни волоска, ни ресницы, ни запаха… Как исчезает тень, когда зажигают свечи, что породило еще одно предположение о том, кто есть мы…

Я помолчал, неудобно такое спрашивать, но, с другой стороны, мы же здесь все называем друг друга братьями…

— А кто… вы?

Он отвел взгляд.

— Предположений, как я уже сказал, много.

— Хорошо, — сказал я поспешно, — я так просто… я же новичок, а новички люди простые, любопытные. Если не можете покидать Храм, то могу я. Если нужно выкопать где-то зачарованный меч — как же они достали! — только крякните, сбегаю и вырою раньше, чем. То есть я готов рыть на ровном месте!

Они переглядывались, молчали, но меня не оставляло ощущение, что обмениваются хотя бы репликами, но я почему-то единственный здесь глухой как тетеря. Тетеря — это, наверное, тетерев, хотя тетерева, как знаю, птицы с прекрасным слухом.

Хайгелорх сказал после тягостной паузы:

— Давайте отложим решение до завтра. Я за то, чтобы дать брату паладину проявить свое естество, о котором он говорит… гм… без всякого отвращения.

Я просиял, но спросил на всякий случай:

— А я не сгорю… переступив порог?

Он покачал головой.

— Вы же не монах.

Глава 2

Бобик наскакивал на меня, валял по полу и требовал играть с ним, раз уж мы заперты в этом каменном муравейнике. Иногда поддавался, и тогда я наваливался на него и впивался зубами в горло, но у него там такая шкура, что только довольно похрюкивает, вытягивает шею и просит почесать зубами еще.

Я даже не заметил в азарте схватки, когда чуть приоткрылась дверь, монах заглянул вполглаза и сказал торопливо:

— Брат паладин, вас ждет аббат с отцами Храма.

Я оставил Бобика, развалившегося в истоме на полу, поднялся. Монах торопливо поклонился, глядя на мой громадный рост.

— Ого, — сказал я, — с отцами Храма… Звучит! Как отцы церкви. В самом деле они строили Храм?

Монах застеснялся, торопливо поклонился и пробормотал:

— Идите за мной. Здесь рядом.

В соседнем зале аббат Бенедарий, приор Кроссбрин, отцы Мальбрах и Форенберг, все переговариваются слишком эмоционально и в несвойственной для монахов манере, тем более для священников высокого ранга, но когда заметили мое приближение, умолкли разом и повернулись в мою сторону, очень серьезные и настороженные.

Кроссбрин сказал сухо:

— Мне пришлось приложить изрядные усилия, чтобы собрать тех, кто знает о проблеме.

— А где пятый? — спросил я.

Отцы Мальбрах и Форенберг обменялись взглядами, но смолчали, а Кроссбрин ответил с резкостью:

— Брат паладин, не испытывайте наше терпение. В другой раз не соберете и троих. Да я и сам не приду.

— Хорошо, — сказал я. — Будем считать, что кворум есть. Пойдемте, что-то покажу. Надеюсь, что покажу.

Кроссбрин спросил:

— Но можете и не показать?

— Я бы вам еще не то показал, — заверил я, — но не все зависит от меня, что вообще-то странно, как думаете? Я тоже удивляюсь и удивляюсь…

На всякий случай я шел медленно, все-таки старики, да и солидность не позволит идти быстро, это же ронять достоинство, а монахи по части этикета дадут сто очков рыцарству.

По дороге иногда попадались монахи, но Кроссбрин делал легкий жест рукой, и все поспешно исчезали.

Я долго вел по лестнице вниз, престарелый аббат спускался медленно, несмотря на помощь, наконец впереди показалась келья с разбитой дверью.

— Кто-нибудь помнит, — поинтересовался я, — кто здесь… обитал?

Кроссбрин зло ответил за всех:

— Все знают, почему мы спустились сюда!

— Ах да, — сказал я, — тогда заходите…

Ударами ноги я обрушил оставшиеся обломки двери, отшвырнул в сторону, чтобы никто не запнулся и не упал, а то костей не соберешь, снова буду виноват.

Они заходили один за другим, остановились у стены возле входа. Я протянул кирку отцу Кроссбрину.