О мышах и людях. Жемчужина. Квартал Тортилья-Флэт. Консервный Ряд - Джон Эрнст Стейнбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой! – вскрикнул он. – Вот он, Пилон!
Находка была большой и квадратной. Они принялись лихорадочно выкапывать ее, хотя в темноте совсем не видели, что это такое.
– Осторожнее! – предостерег Пилон. – Не повреди его.
Утро наступило прежде, чем они успели выкопать свой клад. Пилон почувствовал под рукой что-то металлическое и наклонился в сером полумраке, стараясь разглядеть, что же они нашли. Нашли они бетонную плиту внушительных размеров. Сверху в нее была вделана круглая бронзовая бляха. Пилон прочел по складам:
«Геодезическая служба Соединенных Штатов + 1915 + Высота шестьсот футов».
Пилон сел на дно ямы, и плечи его уныло сгорбились.
– Значит, это не клад? – жалобно спросил Большой Джо.
Пилон ничего не ответил. Большой Джо внимательно осмотрел плиту, и брови его задумчиво сдвинулись. Он повернулся к опечаленному Пилону.
– Может, мы отдерем эту прекрасную медную дощечку и продадим ее?
Пилон поднял склоненную в горести голову.
– Джонни Помпом нашел такую штуку, – сказал он со спокойствием безмерного разочарования. – Джонни Помпом отодрал медную дощечку и попробовал ее продать. За выкапывание таких штук полагается год тюрьмы, – тоскливо заключил Пилон. – Год тюрьмы и две тысячи долларов штрафа.
Томимый страданием, Пилон хотел только одного: поскорее уйти от этого рокового места. Он встал, вырвал пук высокой травы, чтобы завернуть бутылку, и начал спускаться с холма.
Большой Джо сочувственно затрусил позади.
– Куда мы идем? – спросил он.
– Не знаю, – сказал Пилон.
Когда они добрались до берега моря, солнце уже сияло вовсю, но Пилон не остановился даже здесь. Он брел по слежавшемуся песку вдоль самой воды до тех пор, пока Монтерей не остался далеко позади, и только песчаные дюны Сисайда да сверкающие волны залива могли видеть его печаль. Наконец он сел на сухой песок под горячими лучами солнца. Большой Джо сел рядом с ним, и ему показалось, что в молчаливых страданиях Пилона почему-то повинен он.
Пилон снял траву с бутылки, вытащил пробку и сделал несколько больших глотков; но печаль – это матерь сострадания, и он протянул бесчестному Джо принадлежащую ему же бутылку.
– Как мы старались! – вскричал Пилон. – Как влекли нас наши мечты! Я уже думал: вот мы несем Дэнни мешки с золотом. Я видел, каким станет его лицо. Он удивился бы. И долго-долго не мог бы этому поверить. – Пилон отобрал бутылку у Большого Джо и сделал чудовищный глоток. – И ничего этого не будет. Нынешняя ночь развеяла все надежды.
Солнце уже сильно припекало. И, несмотря на свое тяжкое разочарование, Пилон почувствовал, что его охватывает коварное успокоение, предательское желание отыскать в случившемся хорошую сторону.
Джо Португалец, по обыкновению, втихомолку отпил больше, чем ему полагалось. Пилон в негодовании отобрал у него бутылку и несколько раз основательно к ней приложился.
– В конце концов, – философски заметил он, – если бы мы отыскали золото, оно, быть может, и не пошло бы на пользу Дэнни. Он ведь всегда был бедняком. И, разбогатев, мог бы рехнуться.
Большой Джо торжественно кивнул. Вино в бутыли все убывало и убывало.
– Счастье лучше богатства, – сказал Пилон. – Если мы постараемся сделать его счастливым, это будет куда лучше, чем дарить ему деньги.
Большой Джо снова кивнул и разулся.
– Сделать его счастливым – это ты правильно говоришь.
Пилон меланхолично напустился на него.
– Ты всего только свинья и недостоин того, чтобы жить с людьми, – коротко сказал он. – Тебя, похитителя одеяла Дэнни, следовало бы держать в конуре и кормить картофельными очистками.
Теплые солнечные лучи совсем их разморили. Маленькие волны, шепчась, набегали на песок. Пилон разулся.
– Остаток пополам, – сказал Большой Джо, и они допили все вино до последней капли.
Пляж мерно покачивался, подымаясь и опускаясь, как океанская зыбь.
– Ты неплохой человек, – сказал Пилон.
Но Большой Джо Португалец уже спал. Пилон снял куртку и прикрыл ею лицо. Через несколько секунд он тоже погрузился в сладкий сон.
Солнце описывало в небосводе привычную дугу. Прилив разлился по пляжу и вновь отступил. К спящим, подпрыгивая, стайками приблизились зуйки и внимательно их осмотрели. Бродячая собака обнюхала их. Две пожилые дамы, собиравшие морские раковины, увидели их неподвижные тела и торопливо прошли мимо, – а вдруг эти мужчины проснутся и кинутся вслед, чтобы напасть на них с преступными намерениями! Просто ужасно, единодушно решили они, что полиция не желает принимать никаких мер для предотвращения подобных случаев.
– Они пьяны, – сказала одна из дам.
Другая обернулась и посмотрела на спящих.
– Пьяные скоты, – согласилась она.
Когда наконец солнце скрылось за соснами на холме позади Монтерея, Пилон проснулся. Рот его пересох, словно обожженный квасцами, голова болела, а тело совсем затекло от долгого лежания на жестком песке. Большой Джо продолжал храпеть.
– Джо! – окликнул его Пилон, но Джо даже не пошевелился.
Пилон приподнялся на локте и посмотрел на море.
«Не худо бы смочить рот глотком вина», – подумал он и поднес к губам бутыль, но ни единая капля не увлажнила его сухого языка. Тогда он вывернул карманы в надежде, что в них, покуда он спал, произошло чудо, – однако чуда в них не произошло. Он обнаружил только сломанный перочинный нож, за который уже раз двадцать тщетно пытался получить стакан вина. И еще рыболовный крючок в куске пробки, обрывок грязной бечевки, собачий зуб и несколько ключей, не подходящих ни к одному из известных Пилону замков. Среди всей этой коллекции не было ни одной вещи, на которую Торрелли польстился бы даже в припадке умопомешательства.
Пилон задумчиво посмотрел на Большого Джо.
«Бедняга, – подумал он. – Когда Джо Португалец проснется, его будет мучить точно такая же жажда. Он будет рад, если я припасу для него глоток вина».
Он попробовал растолкать Большого Джо, но тот, буркнув что-то невнятное, продолжал храпеть, и Пилон обшарил его карманы. Он нашел медную брючную пуговицу, металлическую бляху с надписью «В «Голландце» кормят вкусно», пять обгорелых спичек и кусок жевательного табака.
Пилон присел на корточки. Выхода не было. Хотя его глотка властно требовала вина, ему оставалось только иссохнуть в этих песках.
Тут его внимание привлекли саржевые брюки Португальца, и он тихонько пощупал их.
«Хорошая материя, – подумал он. – С какой стати должен этот подлый Португалец расхаживать в штанах из такой хорошей материи, когда все его друзья носят бумажные?»
Затем он вспомнил, как плохо сидят эти брюки на Большом Джо, как тесны они ему в поясе, даже когда он не застегивает верхних пуговиц, как они ему коротки. «А ведь человек благопристойного роста был бы счастлив обзавестись такими штанами».
Пилон вспомнил, в