Успеть, чтобы выжить - Андрей Таманцев

— Глоттер на связи.

Пастух подтолкнул итальянского капитана к микрофону.

— Делайте, что я вам сказал, и все будет в порядке, — приказал он.

— Глоттер, — с искренней яростью прорычал капитан, — предлагаю вам немедленно привести сюда синьору с ребенком! На этих условиях меня отпустят.

— Мистер Каноцци, — возразил майор, — эти люди — террористы. Нельзя поддаваться на их условия… — Это вы террорист, Глоттер, — взорвался капитан. — На моем судне по вашей милости заложники! Я моряк, а не мафиози!.. Приказываю вам немедленно отпустить заложников.

— Вы за это ответите, капитан, — буквально прошипел Глоттер.

— Я отвечу перед своим командованием, а не перед вами! — отрезал капитан.

Наступила пауза. Там, внизу, разыгрывалась трагическая сцена. В радиорубку, откуда майор вел переговоры, вошел старший помощник «Марианны» с двумя вооруженными матросами.

— Синьор Глоттер, потрудитесь исполнить приказ капитана. Иначе я прикажу арестовать вас. — Старпом выразительно кивнул в сторону решительно настроенных матросов. В его взгляде явственно читалась давняя неприязнь к «сухопутным крысам», извечная нелюбовь итальянцев к наглым янки и личное отвращение.

— Вы понимаете, что срывается важнейшая операция? — тихо спросил Глоттер.

— Я понимаю, синьор, что не вы командуете на этом судне, — отрезал старпом.

Спустя полчаса обмен состоялся. Скрежеща зубами, майор был вынужден подчиниться. Когда испуганные Ольга и Настена поднялись в рубку, Пастух спихнул капитана вниз и молча обнял жену.

— Потом наобнимаетесь, — бросил им Артист, забирая из рук Пастуха ничего не понимающую, насмерть перепуганную Настену. — Сейчас бы и уйти надо. Ну что ты, дурочка, — нежно забормотал он Настене, прижимая ее к своей груди, — это же папа за тобой приехал, это же мы, Настенька… Док, не говоря ни слова, сделал друзьям знак уходить. Он занял позицию над люком, приготовившись, если что, стрелять. Таким образом он дождался, пока все его товарищи не оказались на борту яхты и не помогли перебраться туда пленницам.

Убедившись, что все покинули шхуну, Док выскочил на мостик. Там он перемахнул через перила и приземлился на деревянной палубе яхты. Старик Туна уже стоял у руля, готовый в любую секунду увести яхту в море.

— Ходу, Туна, ходу!… — крикнул Муха и кривой турецкой саблей, позаимствованной в каюте Фейзи, принялся что есть силы рубить канаты, удерживающие яхту.

Картина получилась в стиле капитана Блада из книг Саббатини: рассветный сумрак, открытое море, двухмачтовое судно (на котором хохмач Артист, не удержавшись, предварительно водрузил-таки черный пиратский флаг с черепом и костями), и вдоль борта кровожадно носится полуголый Муха с саблей в руках.

Но любоваться этой картиной времени не было. Взвыл двигатель, и яхта отвалила от белого борта «Марианны». В этот момент по палубе «Ачык Егле» ударила автоматная очередь. Кто-то стрелял из открытого иллюминатора. Пули, словно горох, застучали по борту яхты, зазвенели разлетающиеся стекла окон. Как по команде, все залегли вдоль бортов и открыли в ответ беглый огонь по противнику.

Но желаемого результата это не принесло. Попасть в небольшое отверстие иллюминатора было не просто.

— Жми, Туна, — заорал Пастух, перезаряжая автомат.

Но яхта продолжала все так же не спеша двигаться вдоль борта корабля, и ребятам ничего не оставалось, как продолжать отстреливаться. Наконец «Марианна» осталась за кормой. Стрельба прекратилась.

Боцман вдруг почувствовал сильную боль в ноге и упал на бок, что-то пробормотал и со зловещей улыбкой достал заветную коробочку с красной кнопкой.

— Прощальный сюрприз, макароны по-флотски, — хмыкнул он, надавил кнопку, и через мгновение ходовая рубка шхуны озарилась изнутри вспышкой. Вслед за ней последовал негромкий хлопок, и во все стороны полетели стекла. — Теперь это просто груда металлолома, — объяснил тот. Ни связи, ни управления… У-у, черт, больно… — Сюда… — раздался крик Мухи.

Пастух и Док бросились на его призыв и только теперь поняли, почему яхта все это время продолжала двигаться с прежней скоростью: Муха склонился к сползшему на палубу Туне. Несмотря на обильное кровотечение, старик продолжал из последних сил цепляться за штурвал своего корабля. Последняя неожиданная очередь из иллюминатора «Марианны» нашла-таки свою жертву… — Муха, встань на руль, — приказал Пастух, разжимая пальцы Туны.

Яхта прибавила ход и стремительно понеслась в сторону открытого моря, навстречу разгоравшейся вовсю утренней заре. А сквозь иллюминатор нижней палубы «Марианны» майор Джозеф Глоттер провожал ее сверкающим от бешенства взглядом. В руках он держал еще горячий после стрельбы автомат, и в голове его крутилась глупая мысль, что, как настоящий офицер, он обязан теперь застрелиться. Но холодный рассудок и в этот раз удержал его от опрометчивого шага….

Между тем на несущейся в открытое море яхте умирал Фейзи Туна, старый турецкий контрабандист. Док, видевший за свою жизнь немало ран, сразу понял, что пуля, поразившая старика, принесла ему смерть. Жизнь уходила вместе с не останавливающимся потоком крови из раны в животе. Собственно говоря, когда планировалась операция, предполагалось, что старика с собой не возьмут. Он и так выполнил свой контракт на все 200 процентов. Однако, услышав, что его не собираются брать с собой, старый турок искренне возмутился, яростно сверкая глазами:

— Еще не было случая, чтобы старый Туна свернул на полпути! Да вы без меня и корабля-то не найдете.

— Но это же не твое дело, старик, — резонно отвечал ему Пастух. — Зачем тебе лезть под пули?

— Аллах свидетель, я еще могу дать фору любому парню на Анталийском побережье. Меня рано хоронить, уважаемый, — обиделся Туна.

— Ладно, — неожиданно согласился Пастух. Он и сам уже думал о том, что им будет трудно управиться с парусным судном. — Тогда оговорим прибавку к жалованью.

— Зачем ты хочешь обидеть меня?! — вскричал в гневе Туна. Но через мгновение добавил, хитро улыбнувшись:

— Поговорим об этом после… И вот теперь он умирал.

— …Похороните… — попытался прохрипеть Фейзи, — …в море… я… всю жизнь в море… Остатки жизни покинули его, и Фейзи Туна замер. На минуту над яхтой повисла тягостная тишина. Потемневший Пастух вдруг почувствовал вину за то, что этот жизнерадостный старик никогда больше не вернется домой, в Анталию, не построит свой дом на горе, не купит ресторан, о чем так мечтал.

— Мне кажется, он не хотел умереть в своей постели, — тихо произнес Док. — Он прожил замечательную жизнь и умер как настоящий мужчина. — С этими словами Док встал. — Пойдем, Сережа, посмотрим, как там твои женщины.

Спустя час яхта продолжала бежать по волнам. Берега Сицилии уже скрылись где-то у кромки горизонта. Муха, по-прежнему стоявший у штурвала, не рискнул поднять паруса и поэтому продолжал идти на двигателе. Пастух наслаждался встречей с семьей, успокаивая жену, давал ей прийти в себя после пережитого потрясения. А Док дал девочке снотворного, и теперь она засыпала на коленях у отца. Наконец дошла очередь и до Боцмана. Все-таки он успел получить свою пулю.

Впрочем, Док, осмотрев ногу, заверил, что это пустяки. Точнее, он сказал, что прыгать Боцман некоторое время не будет, и вообще, теперь он не боец: хотя пуля и прошла навылет, кость не задета, оставлять ногу без ухода никак нельзя.

Спустя еще час Муха заглушил двигатель и яхта легла в дрейф. По его расчетам, они уже достигли условленной точки, и теперь оставалось только ждать.

К нему подошел Артист.

— Как там Боцман? — спросил Муха. Артист пожал плечами:

— Нога цела… Наконец ожидание закончилось. На горизонте появилась черная точка, превратившаяся через полчаса в небольшую быстроходную шхуну под тунисским флагом. Это был посмертный подарок старого Туны. Еще в порту, пока наши герои строили планы. Туна быстро нашел общий язык с веселым Энцо, оказавшимся в некотором роде коллегой старика. Старый контрабандист сумел договориться с молодым о том, чтобы наших героев забрали сразу после завершения операции — оставаться и дальше на яхте было небезопасно. В НАТО тоже не дураки служили… Контрабандистская шхуна лихо заложила вираж вокруг «Ачык Егле» и с ходу пришвартовалась к ее борту. Команда контрабандистского корабля была набрана, наверное, в самых злачных портовых притонах. Тут были представители всех национальностей, живущих на Средиземноморском побережье. Араб соседствовал с евреем, итальянец — с греком. Командовал шхуной, носившей не очень-то гордое название «Толстяк», здоровенный черный, как вакса, тунисец со сказочным именем Али.

— Где старина Туна? — громогласно протрубил он, шагнув на борт яхты.

Вид мертвого старика, лежащего у себя в каюте, опечалил его ровно на полминуты.

— Что ж, в море жил, в море и уйдет. Все там будем, — философски рассудил Али, и белоснежная улыбка вновь вернулась на его широкое лицо. — Давайте перебирайтесь ко мне на «Толстяка». Пора уносить ноги. — Уже на палубе он указал на многочисленные следы от пуль. — Да вы, ребята, видно, хорошенько повеселились!..