Последний из удэге - Александр Фадеев

"Н-да, крестьянская республика", - подумал Алеша.

- Тут сам пройдешь, а то не проедем, - хмуро сказал партизан, указав кнутом на большую пятистенную избу с освещенными занавешенными окнами; вся улица перед избой была забита партизанами, сидевшими и лежавшими вокруг костров. Над крыльцом свисало темное полотнище.

Алеша спрыгнул с двуколки и взял под мышку сверток.

- Ты вот что, ты в бутылку не лезь, - сказал он партизану. - Насчет морды это я ведь так сказал. Бить морду за несознательность - это, брат, безобразие, и я бы этого не сделал. А сказал я это к тому, чтобы ты рабочих не оскорблял. К рабочим ты должен относиться, как к старшим товарищам своим. Понял?.. Твоя фамилия-то как?

- Снетков Павел... - несколько растерявшись, сказал партизан.

- Так-то вот, Снетков Павел. Понял теперь? Ну, прощай...

И Алеша торопливо сунул ему свою плотную ручку, которую тот с внезапной готовностью пожал.

II

На крыльце Алешу задержал дневальный.

- К Бредюку?.. Из города?.. Обожди маленько.

Через некоторое время дневальный вернулся.

- Пройди, что ли. Они на второй половине, - сказал он с лукавой улыбкой.

С чувством некоторого почтительного стеснения вошел Алеша в горницу к легендарному Бредюку. В горнице, вокруг стола, передвинутого от образов к двуспальной кровати, сидело в разнообразных позах человек пять командиров, все они повернулись к Алеше. По красным их лицам, острой закуске на столе и запотевшим стаканам Алеша понял, что люди эти только что выпивали, а по случаю его прихода спрятали бутылки под стол или под кровать, - в другое время Алеша Маленький сам был не дурак выпить и знал, как делаются такие штуки.

- Товарищ Бредюк кто будет? - спросил он, притворившись, будто ничего не заметил.

На кровати сидел, обложенный со всех сторон пуховыми подушками, небольшого роста плотный человек в нижней рубашке, из расстегнутого ворота которой выглядывало необыкновенно нежное, белое тело.

- Бредюк я буду, - сказал он сильно простуженным голосом.

Алеша с плохо скрытым удивлением задержал на нем свои ежовые глазки. На голове у человека, назвавшего себя Бредюком, была темная засаленная кепка, надвинутая на лоб, - огонек лампы мешал рассмотреть выражение его глаз, светлые, лихо закрученные усы выделялись на его широком красном лице.

- Вы, значица, из города? Так... Вот уже и из города к нам приехали! сказал Бредюк с чуть заметной издевкой в голосе и повел усами.

Вокруг почтительно заулыбались, кто-то сдержанно кашлянул.

"Вот так гусь!" - все более изумляясь, подумал Алеша.

- А кто же именно вы будете? - после некоторого молчания спросил Бредюк.

- Зовут меня - Алексей Чуркин.

- А, Чуркин! - многозначительно сказал Бредюк. - Никогда не слыхивал... И зачем же вы пожаловали?

Алеша понял, что пришло время спасать не только личную свою честь.

- Подержи-ка сверточек, - вспыхнув глазками, сказал он и с неожиданным раздражением сунул сверток на колени сидящего с краю потного командира в тулупчике. - Это твоя вилка-то? Подвинь-ка селедочку!.. У нас, видишь ли, товарищ Бредюк, такой обычай: сначала человека с дороги накормить, а потом расспрашивать.

И Алеша Маленький яростно вонзил вилку во что-то ржавое и розовое.

Водворилась изумленная тишина. Сидящий с краю потный командир в тулупчике, держа обеими руками сверток, глупо смотрел на Алешу. Остальные косились на Бредюка.

- А ты сыми сверток, дурак, и уступи табурет товарищу! - простуженно сказал Бредюк.

- Парень-то свой, видать, - неуверенно сказал кто-то из командиров.

- Ты, может, выпьешь с устатку? - просипел Бредюк.

- Нет, уж воздержусь, - Алеша подавил вздох сожаления. - Да... Так приехал я от большевицкого комитета для связи, - сказал он, усаживаясь на подставленную ему табуретку, вылавливая вилкой ускользающий грибок, - для связи, для помощи...

- Ага, все-таки думает, значица, о нас большевицкий комитет! - льстиво просипел Бредюк.

"Гусь, это гусь", - снова подумал Алеша Маленький.

- Как дела у вас?

- Дела, вашими молитвами, ничего... Вот думаем на Шкотово наступать, силы стягиваем... Урминские-то пришли? - спросил Бредюк одного из командиров.

- С полчаса как прибыли...

- Это из-под станции Урмино?.. - Алеша пристально посмотрел на синенькую миску возле Бредюка. - Это не они обстреляли поезд сегодня?

- Должно, они... А что, побеспокоили малость?

- Посунь-ка вон ту мисочку, - сказал Алеша. - Курочка, что ли? Видать, не голодаете... Железную дорогу вы, стало быть, оголяете?

- Приходится.

- Так... Дорожка для эшелонов открытая, - беззлобно констатировал Алеша. - И вы, стало быть, думаете Шкотово за собой удержать?

- Вот, значица, представитель большевицкого комитету уже поучит нас, как воевать, - с деланной покорностью сказал Бредюк и повел усами. - Спасибо большевицкому комитету! Да ведь нам, милость ваша, только бы в Шкотове оружьишка, одежонки разжиться, а там мы снова на линию пойдем...

"Гусь и сукин сын, - окончательно решил Алеша Маленький, обгладывая крылышко, - а на Шкотово идут, должно быть, по глупому плану ревкома..."

- С ревкомом связь есть у вас?

- Есть связь... Он хоть нам и не нужен, ревком, а связи как не быть!.. Вот и инструктор от ревкому к нам приехал. Познакомься, Христя!

Алеша так и пронзил глазками сидящего через стол, заискивающе улыбнувшегося ему молодого человека в тужурке с блестящими пуговицами.

"Хорош представитель ревкома, который ни разу не вмешался, когда они меня тут допрашивали! И пьян как стелька..."

- Давно ты из ревкома?

- Два дня. Приехал выборы на съезд проводить, - ответил инструктор, глядя на Алешу белыми и лживыми глазами навыкате.

- Какой съезд?

- В июне съезд областной созываем.

- Так... Об этом новшестве мы еще не слыхивали. Уже, стало быть, и съезд созываете? Что ж, самое время, - беззлобно согласился Алеша Маленький. - Подготовка, стало быть, солидная? Съезд в июне, а вы сейчас уже готовитесь?

- Как же... на завтра назначено собрание в селе.

- Очень интересно. Полевые работы, конечно, могут и подождать, раз такое важное дело! Придется сходить на это ваше собрание.

- Коли вы интересуетесь, я могу вас ознакомить со всеми матерьялами, они у меня на квартире, - лебезил инструктор. - Можно у меня и переночевать.

- Прекрасно... Очень прекрасно...

Алеша с ненавистью смотрел на узенький, прыщавый лоб инструктора. "Поэт он, что ли?" - подумал Алеша: светло-русые, полные перхоти волосы инструктора были зачесаны назад и напущены на уши.

- А что, милость ваша, - начал Бредюк своим простуженным голосом, - не чувствуем мы, крестьянство и трудовое казачество, как мы все здесь сообща поднялись и геройски бьемся за свободу, чтобы рабочие в городах поднялись вместе с нами против золотопогонников. Не слыхать у нас, чтобы и в городе восстания были. Почему это? - спросил он и победительно зашевелил усами.

- Кто же это у вас такие слухи распространяет? - сказал Алеша, оторвавшись от еды и обводя взглядом всех сидящих за столом командиров. Это - неправда. Рабочие ведут большую подготовку к восстанию, рабочие бьются и умирают везде и повседневно. Десятки и сотни добровольцев идут в партизанские отряды, об этом вы должны знать лучше меня. С железнодорожниками, я думаю, вы тоже связаны и знаете, что они помогают вам. Многие из наших лучших большевиков руководят отрядами. Стало быть, это неправда. Такой слух на руку золотопогонникам. Несознательным это надо разъяснить, а сознательно распускающих такой слух - к стенке ставить. Я не верю, чтобы крестьянство и трудовое казачество так думало...

- Вам, конечно, виднее, - с деланной покорностью сказал Бредюк, - а говорят в народе. Народ от Бредюка ничего не таит, потому они знают, что Бредюк завсегда с ими, а они с Бредюком. Об этом каждый подтвердит, напыжившись, сказал Бредюк.

- Правильно!..

- Командир заслуженный...

- Еще на уссурийском вместях кровь проливали! - заволновались командиры.

- Я этого не отымаю, - улыбнулся Алеша. - Вместе боролись до сих пор и дальше вместе будем. Правильно, товарищ инструктор?

Инструктор заискивающе улыбнулся и осторожно посмотрел на Бредюка, и Алеша понял, что инструктор очень боится Бредюка.

- Ну, веди, показывай свои матерьялы, - презрительно сказал Алеша.

Теплая, полная весенних шорохов и копошений ночь раскинулась над селом, звуки гармони доносились издалека, парочки ворковали под плетнем. Высоко под звездами невидимые летели журавли... "Курлы... Курлы..." - кричали они.

"Так вот с кем и из кого они думают строить свою крестьянскую республику!" - взволнованно думал Алеша, шагая рядом с инструктором по улице, заставленной возами и заваленной спящими у костров людьми.

III

Он проснулся от петушиного хрипа под самым оконцем, - проснулся в настроении довольно мрачноватом. В избе было, должно быть, сыро - подушка, перина, одеяло полны были тяжеловатой влажности, - все тело у Алеши разламывало: Алеша страдал от приобретенного на паровозе ревматизма.