Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху, 1920-1930 годы - Георгий Андреевский

Характерно, что в предисловии к первой книге Соломона Бройде «В советской тюрьме», вышедшей в 1922 году, Н. Мещеряков, судебный работник, писал о том, что тюрьма обречена на близкую гибель. В предисловии же к книге «Фабрика человеков», вышедшей в 1934 году, председатель Военной коллегии Верховного суда СССР В. Ульрих писал: «Книга Бройде… дает достаточно яркую картину того, что делается в стенах Таганского дома заключения, Лефортове и других местах… заключенные, охваченные энтузиазмом ударничества и соцсоревнования, досрочно выполняют свой Таганский промфинплан». Менялись времена, менялись планы. Стиралась грань между вольным и подневольным трудом. В конце концов, дисциплину труда легче укрепить в тюрьме, чем на свободе. Да и о повышении зарплаты рабочим думать не надо. В тюрьмах и исправдомах заработали станки. В Сокольнической тюрьме стали делать кровати, столы, в Лефортовской — открыли ткацкую фабрику, в Таганке — типографию и т. д. В 1928 году в Москве прошла выставка изделий, созданных в местах лишения свободы, а в 1929–1930 годах места заключения вообще перешли на самоокупаемость.

Определив в один ряд производственные мощности «на свободе» и «за решеткой», власти поставили себя тем самым в сложное положение: и там и там требовались кадры, в том числе и квалифицированные. Квалифицированные были больше среди политических, а их в двадцатые годы в основном высылали. Это не шло на пользу лагерному производству. Тогда, в тридцатые, специалистов стали сажать.

Стремление властей к очищению главных городов страны и прежде всего Москвы от чуждых элементов нашло свое воплощение и отражение в «Положении о правах ГПУ в части административных высылок, ссылок и заключения в концентрационные лагеря» от 2 апреля 1924 года. В положении было сказано следующее: «В целях борьбы с преступностью лиц, признаваемых в порядке, установленном ниже, социально опасными, Президиум ЦИК Союза ССР постановляет: Предоставить ОГПУ (Объединенному государственному политическому управлению. — Г. А.) право в отношении лиц, признаваемых ими на основании ниже перечисленных признаков социально опасными: а) выслать таковых из местностей с запрещением дальнейшего проживания в этих местностях на срок не свыше трех лет, б) выслать таковых из тех же местностей с запрещением проживания сверх того в ряде местностей или губерний, согласно списка, устанавливаемого ОГПУ, на тот же срок, в) выселять с обязательством проживания в определенных местностях по специальному указанию ОГПУ и обязательным в этих случаях гласным надзором местного органа ГПУ на тот же срок, г) заключаться в концентрационный лагерь сроком до трех лет, д) высылать за пределы государственной границы Союза ССР на тот же срок. Вынесение постановлений о высылке возложить на Особое совещание в составе трех членов Коллегии ОГПУ по назначению председателя ОГПУ и правом опротестовывать таковые в Президиум ЦИК Союза ССР. Право высылки за границу Союза ССР и заключения в концентрационный лагерь принадлежит исключительно Особому совещанию при ОГПУ (ОГПУ существовало только в Москве, в республиках — были просто ГПУ).

ГПУ Республик, согласно тому же положению, имели право высылки в пределах республики в отношении следующих лиц: 1) подозреваемых в совершении бандитских налетов, грабежей, разбоев, а также их помощников и укрывателей в случае отсутствия точных данных для направления дел о них в порядке судебного преследования, 2) не имеющих определенных занятий и не занятых производительным трудом, 3) профессиональных игроков на бегах, скачках и в игорных домах, 4) шулеров и аферистов, 5) содержателей всякого рода притонов и домов терпимости, 6) торговцев кокаином, морфием, сантонином, спиртом, самогоном и другими спиртосодержащими веществами без соответствующего на то разрешения, 7) спекулянтов черной биржи, в отношении коих имеются данные об их особой злостности или связях с социально-преступной средой, 8) лиц, социально опасных по своей прошлой деятельности, а именно: имевших в прошлом не менее двух обвинительных приговоров или четырех приводов по подозрению в имущественных преступлениях, или посягательствах против личности и ее достоинства (хулиганство, вовлечение в проституцию, сводничество). Категории лиц, на которые подлежит распространение указанных прав, не могут быть расширены без особой санкции каждый раз Президиума ЦИК Союза ССР».

Много людей, согласно этому положению, были «вычищены» из Москвы, Ленинграда и других больших городов. Если предположить, что все (или почти все) они выселялись на законных основаниях, то сколько же у нас было нехороших людей! Были, правда, и хорошие. К ним прежде всего относились коммунисты. Государство взяло их под защиту. 16 июня 1921 года вышел циркуляр, подписанный секретарем ЦК ВКП(б) Молотовым, наркомом юстиции Курским и председателем Верховного трибунала Крыленко «О взаимоотношениях парткомов с судебными и следственными учреждениями РСФСР». В нем говорилось о том, что, несмотря на категоричность положения о подсудности коммунистов общегражданскому суду и суду партии, в некоторых случаях ответственность перед общегражданскими судами ставится в зависимость от мнения ЦК Циркуляр при решении вопроса о привлечении коммунистов к уголовной ответственности предлагал руководствоваться следующими положениями: «1) при возбуждении дела против коммунистов судебно-следственные учреждения должны в течение двадцати четырех часов ставить в известность об этом местный партком, 2) допросы коммунистов до суда в порядке предварительного следствия проводить так же, как и в отношении других граждан. О производстве ареста не позднее чем через сутки следственные учреждения извещают соответствующий Уком или іубком, 3) просьба местных партийных комитетов сообщить о характере дела и представить возможность ознакомиться с самим делом должна удовлетворяться судебноследственными учреждениями. В случае секретности дела о нем осведомляют лишь Президиум (Бюро) Комитета или секретаря. В случае возбуждения уголовного дела на более ответственных отдельных коммунистов или раскрытия преступной деятельности большинства членов местного партийного комитета дело должно быть передано в вышестоящую судебно-следственную и партийную инстанции. Следственные учреждения обязаны изменить меру пресечения в отношении членов РКП и освободить от ареста с заменой его поручительством, в случае поручительства не менее чем трех членов РКП, которые должны получить предварительную санкцию обкома».

К этой ленинской норме, по существу, вернется Н. С. Хрущев после осуждения сталинского террора по отношению к членам партии. А тогда, в тридцатые, властям было не до сохранения партийных кадров — надо было бороться с врагами. Сталин доверял чекистам. В 1937 году он так обосновал свое доверие: «Заклятые враги революции ругают ГПУ, — стало быть, ГПУ действует правильно». Результатом высочайшего доверия стало предоставление работникам ГПУ права внесудебной расправы с гражданами. Как воспользовались доверием работники этого учреждения, известно.

Когда граждане первого в мире государства рабочих и крестьян перестали смотреться в зеркала, опасаясь увидеть в них физиономию врага народа, в стране снова вспомнили о законности. Ежов, нарком внутренних дел, и кое-кто из его окружения были расстреляны, а высшее политическое руководство страны пожурило чекистов. В постановлении Совета народных комиссаров СССР и Центрального комитета ВКП(б) от 17 ноября 1938 года, подписанном Сталиным и Молотовым, отмечалась «большая работа, проделанная органами НКВД по разгрому врагов народа и очистке СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров из троцкистов, бухаринцев, меньшевиков, буржуазных националистов, белогвардейцев, беглых кулаков и уголовников, а также от шпионов, переброшенных в большом количестве из-за кордона под видом так называемых политэмигрантов и перебежчиков из поляков, румын, немцев, латышей, эстонцев, харбинцев и проч.». Далее же работа НКВД подвергается критике и вот за что. В постановлении говорилось: «…работники НКВД совершенно забросили агентурно-осведомительную работу, предпочли действовать более упрощенным способом, путем практики массовых арестов, не заботясь при этом о полноте и высоком качестве расследования. Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительной работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых «лимитов» для производства массовых арестов».

«Лимит» — это цифра, обозначающая максимальное количество людей в селе, районе, городе, над которыми работники НКВД творили суд и расправу по своему усмотрению. Ни Сталин, ни Молотов не могли возмущаться указанным фактом, ведь этот «лимит» существовал с их дозволения. Они только пожурили следователей за увлечение им. Еще они обязали прокуроров знакомиться с протоколами допросов и делать на документах соответствующие отметки. Заметьте: не допрашивать обвиняемых, а только знакомиться с протоколами допросов! Мог ли прокурор при таком порядке проверить истинность записанных в протоколе слов?