По ком звонит колокол - Хемингуэй Эрнест Миллер

— Почему?

— Ставь его вот сюда, — Роберт Джордан указал пальцем, — объясню потом. Вот так. Давай помогу. Вот, — сказал он, присаживаясь на корточки.

Он глянул в узкую, продолговатую расселину, замечая высоту скал с одной и с другой стороны.

— Надо выдвинуть его дальше, — сказал он, — дальше, сюда. Вот. Хорошо. Ну, пока сойдет, а там надо будет сделать все как следует. Так. Подложи здесь несколько камней. Вот, возьми. Теперь другой, с этой стороны. Оставь зазор, так, чтобы можно было поворачивать ствол. Этот камень поближе сюда. Ансельмо! Сходи в пещеру и принеси мне топор. Побыстрее. Неужели у вас не было настоящей огневой точки? — спросил он Агустина.

— Мы всегда его ставили здесь.

— Это вам Кашкин так велел?

— Нет. Пулемет нам принесли, когда Кашкина уже тут не было.

— А тот, кто принес, не знал разве, как с ним обращаться?

— Нет. Принесли носильщики.

— Как это у нас все делается! — сказал Роберт Джордан. — Значит, вам его дали без всяких инструкций?

— Ну да, просто в подарок. Один нам и один Эль Сордо. Четыре человека их принесли. Ансельмо ходил с ними проводником.

— Удивительно, как еще они не попались — вчетвером переходить линию фронта!

— Я и сам думал об этом, — сказал Агустин. — Я думал, тот, кто их послал, так и рассчитывал, что они попадутся. Но Ансельмо провел их благополучно.

— Ты умеешь обращаться с пулеметом?

— Да. Выучился. Я умею. Пабло умеет. Примитиво умеет. И Фернандо тоже. Мы все его разбирали и опять собирали на столе в пещере, так и выучились. Один раз как разобрали, так два дня собрать не могли. С тех пор уже больше не разбирали.

— Но он действует?

— Да. Только мы цыгану и остальным не даем им баловаться.

— Вот видишь. Так, как он у вас стоял, от него никакого толку не было, — сказал Роберт Джордан. — Смотри, Эти скалы не столько защищают с флангов, сколько служат прикрытием для тех, кто на тебя нападает. Для такого пулемета нужно ровное поле обстрела. Но нужно, чтобы у тебя была возможность попадать и сбоку. Понял? Вот смотри. Теперь все это пространство простреливается.

— Вижу, — сказал Агустин. — Нам, понимаешь, никогда не приходилось обороняться, только разве когда наш город брали. В деле с эшелоном — там были солдаты с maquina.

— Будем учиться все вместе, — сказал Роберт Джордан. — Нужно только соблюдать главные правила. Где же цыган, ведь его пост здесь?

— Не знаю.

Пабло проехал по ущелью, повернул и сделал круг на ровной поляне, ставшей полем обстрела для пулемета. Потом Роберт Джордан увидел, что он спускается по склону, держась вдоль следа, оставленного лошадью, когда она шла вверх. Доехав до леса, он свернул влево и исчез за деревьями.

Не наткнулся бы он на кавалерийский разъезд, подумал Роберт Джордан. А то прямо поведет на нас.

Примитиво натаскал сосновых веток, и Роберт Джордан стал втыкать их сквозь снег в немерзлую землю рядом с пулеметом, так что они прикрыли его с обеих сторон.

— Неси еще, — сказал он. — Надо устроить укрытие для всех, кто будет при пулемете. Не очень это хорошо получается, но пока сойдет, а когда Ансельмо принесет топор, мы еще подправим. Теперь вот что, — сказал он. — Если услышишь самолет, ложись сейчас же так, чтобы на тебя падала тень от скалы. Я буду тут, у пулемета.

Солнце уже стояло высоко, дул легкий ветер, и среди скал, на солнце, было тепло и приятно. Четыре лошади, думал Роберт Джордан. Две женщины, я, Ансельмо, Примитиво, Фернандо, Агустин, потом этот, старший из братьев, фу, черт, никак не вспомню, как его зовут. Уже восемь. Это не считая цыгана. Значит, девять. Еще Пабло, ну, у того теперь своя лошадь, можно не считать. Андрес, вот как его зовут, старшего брата. Потом еще другой брат. Эладио. Десять. Это выходит меньше, чем по половине лошади на человека. Трое, скажем, останутся здесь и будут обороняться, а четверо могут уйти. Пятеро, считая Пабло. Остается еще двое, с Эладио даже трое. Где он, кстати сказать?

Один бог знает, что будет сегодня с Глухим, если до него доберутся по следам на снегу. И надо же было, чтоб снег перестал именно тогда. Но он быстро растает, и это спасет дело. Только не для Глухого. Боюсь, что для Глухого дела уже не спасешь.

Если только сегодня день пройдет спокойно и нам не придется драться, мы завтра управимся — даже теми силами, которые у нас есть. Я знаю, что управимся. Может быть, не очень хорошо. Не так чисто, как следовало бы, не так, как хотелось бы все сделать, но, максимально используя всех, мы управимся. Только бы нам не пришлось драться сегодня. Не дай бог, чтобы нам пришлось сегодня драться.

А пока надо отсиживаться здесь, лучше ничего не придумаешь. Если двинуться куда-нибудь, мы только оставим лишние следы. Место, в конце концов, подходящее, а если бы дело дошло до самого худшего, здесь есть три дороги. А там наступит ночь, и в темноте можно откуда угодно добраться до моста, чтоб утром сделать то, что нужно. Не знаю, почему меня это все так тревожило раньше. Ничего тут трудного нет. Хоть бы только самолеты вовремя поднялись в воздух. Хоть бы только это. Завтра на дороге будет пыль столбом.

Да, а сегодня день будет очень тихий или очень бурный. Слава богу, что мы спровадили отсюда кавалерийского коня. Даже если разъезд нападет теперь на его след, едва ли они разберутся, куда этот след ведет. Подумают, что их головной остановился и повернул назад, и поедут по новому следу Пабло. Интересно, куда отправилась эта свинья. Должно быть, постарается запутать следы, а потом, когда весь снег растает, сделает круг и понизу вернется сюда. От этой лошади он, правда, сам не свой. Может быть, и сбежит с ней вместе. Ну ладно, пусть сам заботится о себе. Ему не привыкать. А у меня к нему все-таки особенного доверия нет.

Чем устраивать тут настоящую огневую точку, выгоднее использовать эти скалы и получше замаскировать пулемет там, где он стоит, а то начнешь рыть и копать — и влипнешь, если вдруг наскочит кавалерия или налетят самолеты. Можно и так удерживаться здесь до тех пор, пока в этом будет смысл, все равно я не могу здесь долго оставаться. Я должен взять свои материалы и двигаться к мосту, и Ансельмо тоже со мной пойдет. А если затеять тут бой, кто же тогда останется, чтобы прикрывать нас?

И тут, оглядываясь по сторонам, он увидел цыгана, выходившего слева из-за скалы. Он шел вразвалку, покачивая бедрами, карабин был у него за плечом, его смуглое лицо все расплылось в улыбке, и в каждой руке он нес по большому убитому зайцу. Он держал их за ноги, и они раскачивались на ходу.

— Hola, Роберто! — весело крикнул он.

Роберт Джордан прикрыл рот рукой, и цыган испуганно осекся. Прячась за скалами, он проскользнул к тому месту, где Роберт Джордан сидел на корточках у прикрытого ветками пулемета. Он тоже присел на корточки и положил зайцев в снег. Роберт Джордан взглянул на него.

— Ах ты hijo de la gran puta[75], — сказал он тихо. — Где ты шляешься, так тебя и так?

— Я шел за ними по следу, — сказал цыган. — Вот достал обоих. Они свадьбу справляли в лесу.

— А твой пост?

— Я же совсем недолго, — прошептал цыган. — А что? Что-нибудь случилось?

— Кавалерийский разъезд был здесь.

— Redios![76] — сказал цыган. — Ты сам их видел?

— Один и сейчас в лагере, — сказал Роберт Джордан. — Приехал в гости к завтраку.

— Мне чудилось, будто я слышал выстрел, — сказал цыган. — Ах, так и так, в бога, в душу! Где же он прошел? Здесь?

— Здесь. Через твой пост.

— Ay, mi madre![77] — сказал цыган. — Бедный я, несчастный человек.

— Не будь ты цыган, я бы тебя расстрелял.

— Нет, Роберто. Не говори так. Мне очень жаль. Это все зайцы. Перед самым рассветом я услышал, как самец топчется на снегу. Ты себе представить не можешь, что они там разделывали. Я сразу бросился на шум, но они удрали. Тогда я пошел по следу, и там, высоко, настиг их и убил обоих. Ты пощупай, жиру сколько, и это в такую пору. Представляешь, что нам Пилар приготовит из них! Мне очень жаль, Роберто, не меньше, чем тебе. А этого кавалериста убили?