Прощай ХХ век (Память сердца) - Татьяна Андреева

Годы моей работы в политехническом институте — счастливые годы. Моя молодость вплелась в молодость самого института и его коллектива. У нас не только преподаватели, но и ректор, проректоры, деканы и заведующие кафедрами тоже почти все были молодые. Вместе мы излучали энергию и желание работать, добиваться успеха. Ректор давал нам полную свободу творчества, если мы справлялись с министерской программой. Мы справлялись и творили, осуществляя свои идеи и идеи нашего молодого руководства, поэтому ходить на работу было радостью. А какие незабываемые, веселые новогодние вечера устраивал наш ректорат для работников института! Мы не знали тогда выражения «корпоративные вечеринки», но институтские вечера для преподавателей сплачивали нас и превращали в друзей. Насколько это верно видно из следующего эпизода. В конце 1978 года, знаменательного для меня тем, что я получила квартиру, перед самым новогодним праздником стоял сильный мороз. У меня в доме не было градусника, поэтому я точно не знала насколько он сильный. Мы с сестрой Леной решили пойти на институтский вечер пешком, прогуляться. Мы медленно шли по темным, занесенным снегом улицам зимней Вологды, и разговаривали, предвкушая встречу с друзьями. И лишь на центральной площади, где окружающее пространство освещала праздничная елка, заметили, что людей вокруг совсем мало, стоит какая-то странная ватная тишина, а у нас над самыми головами висит плотный белый туман, закрывая небо и прижимая город к земле. Когда мы постучались в боковую дверь студенческого кафе, где проходил праздник, нам со смехом открыли дверь, приветствуя словами: «Еще две сумасшедшие пришли!» Оказалось, что на улице стоит сорокавосьмиградусный мороз. Однако это не помешало собраться молодым и самым отчаянным и от души повеселиться.

Как я уже говорила, в этом году произошло очень важное для меня событие, институт дал мне однокомнатную квартиру-«хрущевку» на улице Ворошилова.

Вопрос о получении мною этой квартиры решался на самом верху — наш ректор договаривался с мэром города, Владимиром Дмитриевичем Парменовым. И неизвестно получила ли бы я свое жилье так быстро, не будь мэр отцом моих друзей Тани и Димы Парменовых. Бесспорно, помогли и другие факторы — то, что я была уже заведующей кафедрой, и институт хотел обеспечить меня жильем, но решение все-таки оставалось за мэром, спасибо ему.

С Таней и Димой мы сблизились в Ленинграде, в мой последний год учебы в аспирантуре. Таня поселилась тогда в нашей комнате, в доме на Мойке, 48. Вслед за Таней появился Дима, который всегда находится рядом со своей красивой, умной и талантливой женой. Таня поступила в аспирантуру одновременно со мной, но так как она была «русисткой», то до этого жила со своими коллегами, так удобнее и полезнее для работы над диссертацией, а затем перебралась к нам. Дима в то время учился на заочном отделении Ленинградского политехнического института. Приезжая на сессии, он часто ночевал в нашей комнате вместе с Таней, был от нее неотделим и незаметно стал частью нашего маленького женского коллектива. А мы, в частности, я стали неотделимы от Димы, его семьи, его друзей, его родителей. Я думаю, что самое замечательное в Диме было его чувство семьи. Подчиняясь этому чувству, он строил свой мир, со своими внутренними законами, правилами, усвоенными из традиций семьи отцовской и дедовской, где все было строго, надежно, обустроено. В его мире каждый знал свое место и должен был соблюдать его условия, иначе начинался конфликт.

То, что его отец является мэром города, я узнала, вернувшись из аспирантуры домой. Я и раньше слышала что-то об этом, но ни тогда, ни теперь не придавала этой информации значения, любое начальство было для меня чем-то далеким, недоступным и, по сравнению с моей жизнью, не важным. Для большинства простых людей власть не имеет значения, пока они с ней не столкнутся. Что такое мэр и что такое быть сыном мэра я поняла через общение с Димой и его друзьями.

Владимир Дмитриевич Парменов был личностью незаурядной. Дима очень гордился отцом, который практически заложил основы того современного города Вологды, который мы видим сейчас. Я же помню его, как строгого и любящего отца, как работящего, ответственного человека, считающего город своим хозяйством и бывшего настоящим его хозяином, радетелем и строителем. Каждый день, до работы он объезжал город на машине марки «УАЗ» и осматривал каждую улицу, дома, дороги, стройки, предприятия и, если находил непорядок, строго взыскивал с провинившихся начальников. Конечно, тогдашняя Вологда была в несколько раз меньше, чем теперь, и крупные предприятия находились за чертой города, то есть меньше было и грязи. Тем не менее, летом улицы с утра были умыты поливальными машинами, и не только в центре, но везде. Речка Золотуха не стала еще сточной канавой, сады, парки и общее озеленение были заложены именно тогда, в годы его управления городом. Владимир Дмитриевич в строгости держал не только своих подчиненных, но и сыновей, никогда не давая им поблажек в воспитании. Я помню, что Димина трудовая деятельность начиналась с рытья канав в рабочей бригаде. Да и квартиру он и его семья получили не сразу, несколько лет они с Таней жили в комнате общежития пединститута.

Чувство семьи Дима распространял и на своих многочисленных друзей, впустив их однажды в свою жизнь, он относился к ним с любовью, но и со строгостью старшего члена семьи. Мы, его и Танины друзья, проводили неимоверное количество времени вместе, собираясь под их гостеприимным кровом по праздникам, по вечерам, засиживаясь за полночь и отправляясь на ночные прогулки по любимому городу. Мы много говорили с Димой, как все молодые люди горячо спорили, обсуждая «мировые» проблемы, но чаще просто веселились, объединяясь вокруг Диминого гнезда. У него собирались наши с Таней коллеги по институту и Димины коллеги по оптико-механическому заводу, где он тогда начал работать. Из наших с Таней друзей ближе всех мне стали Ира Смирнова и ее муж Виктор. Женя Шибаев и веселый, умный, артистичный Лев Колотилов тоже стали моими товарищами. Ира была моей коллегой по пединституту, а Виктор работал тогда хирургом в отраслевой Водниковской больнице. Они были моложе меня лет на пять и живут в моей памяти, как пара молодых, красивых, веселых и крепких ребят, у которых до поры до времени все было хорошо — была любовь, малыш Олежка, своя квартира на улице Ярославской и куча друзей. Я хочу и буду помнить их только такими, какими они были тогда. К сожалению, и он, и она уже ушли из жизни.

Моя квартира состояла из шестнадцатиметровой длинной и узкой комнаты, пятиметровой кухни и совмещенных удобств. Комнату и кухню соединял узкий проход. Переезжать от родителей помогали все, сестра, ее и мои друзья и, конечно, вездесущий Славка Попов. Он больше всех суетился и на весь свет шумел, что ни за что больше не будет заводить ученых подруг, чтобы не надрываться, перетаскивая такое количество книг. Обставить мою небольшую комнату не составило труда, я купила два книжных шкафа вологодского производства, из деревоплиты, покрытой лакированной бумагой цвета красного дерева, письменный стол и рабочее кресло, а также простенький пружинный диван. Кто не получал жилье впервые в жизни в тридцать два года, тому не понять охватившего меня счастья. У меня, наконец, был свой угол, место, куда я могла прийти после работы и расслабиться, почитать, подумать, принять друзей. Правда, сначала мне даже не хотелось никого принимать, а только быть там наедине со своей радостью. Мне настолько тогда хотелось побыть в тишине, что я даже телевизор не купила, и не покупала его еще много лет, пока не вышла замуж. От избытка чувств я сначала мыла пол в своей квартире каждый день, через месяц — раз в два дня, а через полгода, как все, раз в неделю. Вот как быстротечно счастье! Теперь я занялась переустройством своего гнезда. Я добыла через Диму линолеум на кухню и в коридорчик, аж пять квадратных метров. С помощью соседей, Тамары и Толи Андриановых оклеила стены красивыми вологодскими обоями из бумаги (других тогда не было, или я не знала об их существовании), покрасила светлыми красками кухню и ванную. На кухне Толя Андрианов, мой коллега по «политеху», выложил белой плиткой фартук над плитой и мойкой, а ванную комнату украсил черной плиткой! Я носилась по городу в поисках штор, люстры и светильников. Неожиданно нашла прекрасный, дорогущий вьетнамский ковер и не устояла, купила его. Современный молодой человек не увидит в этом ничего особенного. Но представьте, что в те годы мебель была только такая, какую я здесь описала, поэтому во всех квартирах стояли одинаковые шкафы и одинаковые диваны, на кухнях были одинаковые белые посудные шкафчики, столы и табуретки мебельного производства из города Сокола, Вологодской области. Плитка была только отечественная, прибалтийская, и только белая. Черную плитку я нашла случайно, и она смотрелась в ванной особенно изысканно. Люстры во всем городе были двух-трех видов, а шторы — исключительно льняные, полосатые, изготовленные в Череповце. На фоне современного изобилия в это даже как-то не верится. Хлопот было много, но душа моя жаждала этих хлопот и я целый год наслаждалась такими естественными для каждого человека мелкими радостями. И мне казалось, что радуются все вокруг. В этом я, правда, ошибалась. Через несколько лет одна из моих коллег, когда я спросила, довольна ли она полученной от института квартирой, ответила что уж конечно ее-то квартира хуже и меньше моей. Тут я с удивлением узнала, что мне, в свое время, якобы дали двухкомнатную квартиру. Узнав, что у меня такая же маленькая квартира, как у нее, моя коллега поджала губы и заметила, что уж моя-то квартира, должно быть, не выходит окнами на помойку, как ее. Да, моя квартира выходила окнами не на помойку, а в темный тесный двор. Однако мне мое жилье казалось тогда самым лучшим в мире, может быть, потому что я никогда не сравнивала себя и свой достаток с другими людьми и радовалась всему, что дарила мне жизнь.