Поселок. Тринадцать лет пути. Великий дух и беглецы. Белое платье Золушки - Кир Булычев

«а мы здесь разговариваем». Он представил себе, как пойдет: по прямой к болотам, к реке. Ему не было страшно, хотя, если бы ему сказали, чтобы он пошел в лес ночью, неизвестно куда, один, сказали бы в обыкновенной жизни, он бы испугался. Но сейчас важно было только одно: незаметно уйти из поселка и зайти так далеко, чтобы его не догнали и не вернули. Ведь с них станется — догнать и вернуть.

Вечер тянулся очень медленно. Олег зажег светильник, заправил его жиром, раскрыл учебник — он его уже прочел трижды, и Сергеев лепил ему из глины объемные модели пульта, чтобы легче представить, но Олегу сейчас важно было доказать самому себе, что он своим побегом не отказывается от похода к кораблю — просто откладывает его немного.

* * *

— Ты не спишь? — спросила Лиз, входя в хижину.

Олег оторвался от книжки. Оказывается, незаметно для себя он вчитался в текст и мысленно был на корабле, в рубке связи.

— Не сплю.

— Занимаешься? Я тебе помешала?

— Нет, ничего. Матери нет, она у Линды.

— А я к тебе пришла.

— Зачем? (Лиз ему еще не хватало!)

— Я такую травку нашла, — сказала Лиз. — У забора растет. Она чудесно пахнет. Я ею руки намазала. На, понюхай.

Глупо руки нюхать.

Но сказать Олег ничего не успел, потому что Лиз положила ладони ему на лицо, чуть не задушила, хотя положила очень нежно. Ладони приятно пахли, но ничего необычного — эту травку Марьяна часто срывала и сушила. Из нее получаются хорошие примочки, когда воспаление.

— Хорошо, правда? Это я сама нашла.

— У Марьяны такой травы целый мешок.

Лиз ничего не ответила. То ли обиделась, то ли думала, что еще сказать. Она села рядом с Олегом на скамью, так что Олег ощущал тепло от нее. Волосы у Лиз были распущены и лежали по плечам. Красивые волосы, таких больше ни у кого в поселке нет, золотистые, тяжелые. Когда Лиз была маленькая, Кристина заплетала ей косы, и Олег дергал ее за них, но это было давно, как в другом мире.

— Ты за них переживаешь? — спросила Лиз.

— А ты нет?

— Я тоже переживаю. Мне всегда за всех страшно, — искренне проговорила Лиз. — Как кто уйдет в лес, я уже боюсь. Меня никогда в лес не затянешь, никакими сладостями.

— Знаю.

— А у тебя волосы длинные отросли, можно заплетать. Хочешь, я тебя постригу?

— Не надо, мать пострижет.

— Я так волнуюсь.

— А чего?

— Не знаю.

— Ну, тогда иди спать, — предложил Олег.

— Еще рано. И потом, так скучно, ты не представляешь, как скучно. У тебя все-таки дела есть, а я все должна с этой сумасшедшей Кристиной сидеть. Мне скучно, я к тебе пришла. И еще я переживаю за Дика. И за Марьяну с Казиком. Они сейчас в лесу, наверное. Или, может, они уже нашли ту экспедицию? А?

— Если бы нашли, сюда бы прилетели.

— А я думаю, что они только сегодня нашли. И их там ужином кормят. Как ты думаешь, они с Земли привезли всякие кушанья, да? Которых мы никогда не ели?

— Может быть. Вряд ли они на охоту ходят.

— А ты, когда на корабле был, что ел?

— Ты разве забыла, мы с собой привезли?

— Вы сгущенное молоко принесли, а его Линда спрятала, только детям, когда болеют, давала, а я почти не болела, одну ложку, может, съела.

— Ты неинтересно живешь. — Он гнал от себя соблазнительную мысль о том, что Марьяна уже в безопасности, что они просто не спешат возвращаться, ведь люди с Земли их допрашивают, все хотят знать.

— А что здесь может быть интересного? — удивилась Лиз. — Ты ведь знаешь, как я скучаю, а совсем со мной не занимаешься.

— Мне с тобой не очень интересно.

— А с ней?

— С ней интересно.

— Мы какой-то детский разговор ведем, — произнесла Лиз.

Она перешла со скамьи на кровать, присела.

— Здесь мягче, — сказала она.

— Почему детский?

— Потому что мы должны думать о будущем. А ты не умеешь. Наверное, оттого, что я старше.

— Ты почти не старше.

— Ты не понимаешь, Олежка, ты еще совсем мальчишка. Бегаешь по лесу, строишь воздушные шарики. Ты ведь уже вырос, а допускаешь, чтобы с тобой обращались как с мальчиком.

— Ты что-нибудь знаешь?

— Я ничего не знаю, но я все чувствую.

— Это твое дело. — Олегу вдруг стало неловко, что она с ним говорит о таких вещах. — Меня это не касается.

— Жаль. — Лиз замолчала.

Они молчали долго. Олег делал вид, что читает, но, конечно, не читал. Оттого, что Лиз сидела, подобрав под себя ноги, на его постели, в комнате все изменилось, и могло что-то случиться, хотя он понимал, что ничего не должно случиться.

— Иди садись сюда, чего я тебе через всю комнату кричу.

— Мне слышно, — ответил Олег. — Комната маленькая. А то еще мать придет.

— Ну и что?

— Ничего, она удивится.

— Ей уже можно не удивляться. Я бы на ее месте удивлялась, что ты до сих пор младенец.

Они снова замолчали. Олег сидел за столом. Ему хотелось, чтобы Лиз поскорее ушла, но Лиз не собиралась уходить.

Наконец Олег проговорил:

— Тебе пора спать.

— Знаю, — ответила Лиз. — Ты хочешь, чтобы я ушла. Почему? Ты боишься меня?

— Я никого не боюсь.

— Тогда иди сюда, я замерзла. Мать твоя не скоро придет. Они с Линдой до полуночи будут сидеть — я заходила. Линда плачет, а мать ее утешает. А Старый тоже не придет, они с Вайткусом в шахматы играют. Я все про всех знаю.

— Мне надо уходить.

— Тебе? Ночью?

Олег не ответил.

— А, я знаю. Господи, что ж я сразу не догадалась! Наш отважный мальчик убегает в лес искать своих несчастных друзей, которые пьют чай и совсем о нем забыли. Я права?

— Помолчи.

— Почему я должна молчать? Я не хочу, чтобы ты уходил в лес. Ты там обязательно погибнешь, а мне без тебя будет плохо. Честное слово… — И вдруг Лиз заплакала, тихо, но глубоко и печально. — Я никому не нужна, — повторяла она шепотом. — И ты тоже хочешь от меня отделаться…

Она съежилась на койке, свернулась в клубок, и ее плечи вздрагивали.

Олегу стало ее жалко. Он подошел к кровати, остановился, протянул руку и погладил Лиз по плечу.

— Ну, не надо. Все к тебе хорошо относятся.

— Мне всех не надо, — сказала Лиз, всхлипывая. — Мне надо только тебя. Ты этого не понимаешь, ты никогда не испытывал настоящей любви и никогда не знал, что это значит,