Хорош в постели - Дженнифер Уайнер

Рождественские каникулы я кое-как пережила. Приготовила домашние ириски и пирожки для своих подруг, вместо того чтобы купить их в магазине, положила наличные (меньше, чем годом раньше) в конверте с поздравительными открытками брату и сестре. Съездила домой на ежегодную вечеринку, которую устраивала моя мать. Собрались многие ее подруги, плюс все игроки «Бьющих наверняка», плюс игроки других команд лесбийской футбольной лиги. Все суетились вокруг меня, желая счастья и радости, завалили советами, фамилиями хороших врачей и адресами детских садиков, даже сунули слегка потрепанный экземпляр книги «У Хитер две мамы» (книгу дала Дот, опорный полузащитник, которую Таня тут же отвела в сторону, чтобы сообщить, что я не лесбиянка, а брошенка). Я предпочитала держаться на кухне, чистила картошку, жарила лук, слушала Люси, которая рассказала мне о том, как они с подружкой убедили парня, с которым познакомились в баре, отвезти их к себе домой, где вскрыли все рождественские подарки, сложенные под елкой, после того как парень отключился.

– Вы поступили нехорошо, – осудила ее я.

– Это он вел себя нехорошо, – возразила Люси. – Зачем, по-твоему, он привез нас к себе домой в отсутствие жены?

Я согласилась с ее доводами.

– Все они твари, – уверенно продолжила Люси. – Конечно, не мне тебе об этом говорить. – Она глотнула чистого виски. Ее глаза сверкали. – До чего же я люблю праздники!

Я подумала, что Люси, должно быть, в душе радуется, что залетела я, а не она. Собственно, незапланированная беременность Люси никого бы не удивила. Моя же всех просто шокировала.

Мать заглянула на кухню.

– Кэнни, ты ведь останешься на ночь?

Я кивнула. После Дня благодарения я как минимум одну ночь каждый уик-энд проводила в доме матери. Она готовила обед, я игнорировала Таню, а наутро мы с матерью плавали, медленно, бок о бок. Затем я укладывала в багажник продукты и вещи для младенца, которые приносили ее подруги, и возвращалась в город.

Мать подошла к плите, потрогала лук лопаткой.

– Я думаю, масло слишком горячее.

Я отогнала ее от плиты, но мать отступила только до раковины.

– От Брюса по-прежнему ничего? – спросила она. Я кивнула. – Не могу поверить. Это так на него не похоже.

– Тем не менее, – ответила я. Честно говоря, я считала, что моя мать права. Брюс, которого я знала, никогда бы так не поступил, и я недоумевала, как и все остальные. – Вероятно, мне удалось явить миру его темную сторону.

Мать тепло мне улыбнулась. Потом протянула руку и убавила нагрев.

– Не сожги оладьи, – сказала она и вернулась к гостям, оставив меня наедине с картофельными оладьями и всеми вопросами.

«Неужто ему наплевать? – думала я. – Неужто ему совершенно наплевать?»

В ту зиму я старалась не сидеть без дела. Ездила на вечеринки к друзьям, пила сидр с пряностями вместо алкогольных коктейлей и шампанского. Обедала с Энди, гуляла с Самантой, посещала занятия для будущих матерей с Люси, которая согласилась быть моим домашним наставником. Правда, нас чуть не выгнали в первый же день, когда Люси начала орать: «Тужься! Тужься!» – в то время как преподаватель-врач хотела поговорить о выборе больницы. После этого семейные пары стали садиться от нас подальше.

Я начала переписываться по электронной почте с доктором К. Раз или два в неделю он писал мне на работу, интересовался, как мои дела, рассказывал об успехах Класса толстых. Я узнала, что Эстер купила тренажер «Бегущая дорожка» и сбросила сорок фунтов, у Бонни появился бойфренд. «Дайте мне знать, как вы» – эта фраза присутствовала в каждом письме, но я много ему не рассказывала, потому что никак не могла понять, кто он для меня. Врач? Друг? Этого я не знала, рот и держалась отстраненно, пересказывала редакционные сплетни, сообщала, над чем работаю, что чувствую.

Постепенно начала говорить людям, что со мной происходит. Сначала таких людей было мало. Потом я стала расширять круг посвященных, рассказала близким друзьям, не очень близким друзьям, некоторым коллегам, полудюжине родственников. Всегда старалась сказать об этом лично, если же такой возможности не было, как в случае с Макси, сообщала по электронной почте.

«Как выяснилось, я беременна, – начала я письмо, после чего коротко описала, как все было. – Помнишь, я говорила тебе, что в последний раз виделась с Брюсом в доме его родителей на похоронах отца? Тогда мы и совокупились. Вот так все и случилось».

Макси ответила тут же, двумя предложениями, сплошь из заглавных букв: «ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ДЕЛАТЬ? НУЖНА ЛИ ПОМОЩЬ?»

Я рассказала ей о своих планах: родить ребенка, работать неполную неделю. «Все получилось не так, как я планировала, – писала я, – но я стараюсь выжать из ситуации максимум».

«Ты счастлива? – спрашивала меня Макси. – Ты боишься? Что я могу для тебя сделать?»

«В чем-то счастлива. Очень волнуюсь, – отвечала я. – Я знаю, что моя жизнь изменится, и пытаюсь не пугаться заранее. – Я подумала о последнем вопросе Макси и написала, что хочу, чтобы она оставалась моей подругой, продолжала переписываться со мной. – Желай мне только хорошего. И надейся, что все как-нибудь образуется».

Случались, правда, дни, когда я сама в этом сомневалась. Как в тот день, когда я пошла в аптеку за витаминами для беременных и наткнулась на последнюю статью Брюса в рубрике «Хорош в постели». Называлась она «О, о, омела».

Будь, на то моя воля, я бы всегда держал Э. за руку. У нее потрясающие руки, такие тонкие и мягкие, они так отличаются от моих.

«Или моих», – с грустью подумала я, глядя на свои толстые пальцы с обгрызенными ногтями.

Будь моя воля, я бы целовал ее на каждом углу и обнимал перед аудиторией студии ток-шоу в прямом эфире. Для этого мне не нужны праздники и украшающая дома зелень. Э. прекрасна, и я не стесняюсь говорить об этом, выставлять напоказ ее красоту.

Знаю, что тем самым я выхожу из общего ряда. Большинство мужчин предпочли бы нести твои пакеты с покупками, твой рюкзак, даже твою сумочку, чем держать тебя за руку на людях. А целовать на публике, считают они, можно только матерей и сестер, так уж нас всех воспитывали. Конечно, нравы сейчас менее строгие, но тем не менее им не хотелось бы целовать тебя там, где это могут увидеть их друзья. Как же заставить твоего мужчину переступить через себя? Главное – гнуть свое. Коснись его кончиками пальцев, когда ты достаешь поп-корн из пакета в зале кинотеатра, возьми за руку в дверях, выходя на улицу. Поначалу игриво поцелуй его и надейся, что он ответит с куда большей страстью. Засунь веточку омелы в бюстгальтер или, что еще лучше, в кружевной пояс для чулок, который ты никогда не носила...

Кружевные пояса для чулок. О, как же больно. Я вспомнила, как на мой день рождения и на День святого Валентина Брюс появлялся с коробками, набитыми эротическим бельем больших размеров. Я отказывалась его надевать. Говорила, что стесняюсь. По правде говоря, я считала, что выгляжу в нем глупо. Женщины обычных габаритов стесняются своих ягодиц и животов. Как я могла чувствовать себя комфортно в ленточках и треугольничках материи, которые он иной раз приносил? Мне казалось, что это дурная шутка, даже насмешка, как в программе «Откровенная камера». То есть стоило бы мне надеть это белье и в полной мере продемонстрировать свою глупость, как Аллен Фант и его операторы выскочили бы из чулана с «юпитерами» и камерами наготове. И как Брюс ни убеждал меня («Я бы не купил его тебе, если бы не хотел видеть тебя в нем»), я не могла заставить себя надеть это белье.