Таежный гамбит - Юрий Достовалов

— А успеют они вовремя? — снова приставал Карпухин.

Зарядько кисло поморщился и отмахнулся от надоеды:

— Отстань ты! Откуда я знаю? Но думаю, что успеют.

Из-за сопок перед укреплениями красных стали вырастать фигуры белых. Вскоре Зарядько уже мог различить суровые лица офицеров, некоторые из них были укутаны шерстяными башлыками. И в тот же миг белые открыли артиллерийский огонь по позициям оборонявшихся. Вздыбилась земля вперемешку со снежной пылью, лезла в глаза и слепила.

Зарядько вжался в насыпь, пригнул голову Карпухина:

— Хоронись!

Развернувшись в цепь, белые без выстрелов подошли на расстояние рукопашной и кинулись в штыки. Зарядько отчетливо видел их решительные лица, упругие фигуры и понимал, что если теперь же не поднять бойцов и не встретить врага в штыки, они будут раздавлены, их перебьют, а остатки разгонят так, что потом никого не соберешь. Но командира полка рядом не было, и Зарядько понял, что сделать это придется ему. Но как это сделать? Ему никогда не доводилось бегать в атаки, сам этот бой был для него первым, если не считать беспорядочного, лихорадочного бегства из-под Хабаровска.

«Что же бронепоезд?» — мучительно думал он и видел, как с каждым мгновением белые становятся все ближе.

— Ура-а-а! — услышал он над ухом.

Это выкрикнул лежавший рядом Карпухин. Он вскочил в полный рост и первым кинулся навстречу врагам. Зарядько поднялся и побежал следом, на ходу выкрикивая:

— Вперед, товарищи!

Он уже почти догнал Карпухина, бежавшего вперед и стрелявшего на ходу, как вдруг буквально им под ноги кинулся офицер со штыком наперевес. Занеся винтовку для удара, он крякнул и подал штык вперед. Штык попал в шинель Зарядько, пропоров карман, но не причинив вреда. Зарядько облился холодным потом. Офицер снова занес винтовку, но комиссар ловко увернулся, схватил Карпухина за ремень и притянул парня на себя. Штык угодил Карпухину в грудь, парень захрипел и начал оседать. Зарядько оттолкнул обмякшее тело, из-за него выстрелил в снова занесшего оружие офицера. Тот упал. Вокруг Зарядько начали рваться снаряды, комиссар уже мало что видел, сквозь грохот прохрипел как можно громче «Залечь!» — и сам первым упал в ближнюю воронку.

Он даже не дышал, казалось ему, только лежал на теплой от взрыва земле и с ужасом думал о предстоящем. Но тут раздалось сначала нестройное, но потом более дружное «Ура, товарищи!», и Зарядько высунулся из укрытия.

Из-за ближней сопки, пыхтя и нещадно дымя, выполз бронепоезд. Зарядько видел, как его орудийные и пулеметные башни разворачиваются в сторону наступающих белых. Еще мгновение — и стволы бронепоезда изрыгнули снопы желтого огня, и сразу уши заложило звенящей тишиной. Зарядько видел бегущих красноармейцев, падающих под огнем белых, которые, отстреливаясь, откатывались назад, выскочил из воронки и побежал следом за атакующими бойцами своего полка. Бежать было трудно, ноги подвертывались, дыхания не хватало. Но он все бежал, как мог, и стрелял в отступавших. И вдруг почувствовал, что кто-то толкнул его в грудь. Боли не почувствовал, а только запомнил вскипевшую в нем злость на то, что ему помешали бежать вперед. Потом дыхание перехватило, глаза застлала темнота, силы в один миг иссякли. Зарядько опустился на колени, потом лег на снег и уснул. Уже навсегда.

А бронепоезд продолжал вести огонь по отходившим белым. Под генералом Сахаровым была убита лошадь. Чертыхаясь, он поднялся из сугроба и, утерев лицо полой шинели, вскочил на лошадь пролетавшего мимо кавалериста — позади седла.

— Гони! — прокричал он.

Воспользовавшись отступлением врага, Особый Амурский полк, поддержанный бронепоездом, перешел в контратаку вдоль железной дороги против ползущей пехоты белых. Во встречном бою белые были разбиты и, преследуемые кавалерией красных, отброшены к Ольгохте.

Пока с белыми расправлялись южнее станции, Камский пехотный полк вышел к Ину с севера и, развернувшись, повел наступление. Однако несогласованность в действиях белых привела к тому, что полк начал наступление уже после того, как была отброшена южная конная группа и разбита пехота. Камский полк понес большие потери и отступил на северо-восток. Части Народно-революционной армии впервые за все время своего существования применили грамотную военную тактику — стали бить противника по частям. И это принесло успех. Белые потеряли в бою 232 человека убитыми и ранеными, пятьдесят пленными и два пулемета. Они решили временно закрепиться на волочаевском плацдарме и создали там хорошо оборудованные оборонительные позиции.

4

Назначая Острецова командиром экспедиционного отряда, призванного покончить с Камовым, командущий Пятой армией красных Иероним Уборевич сказал ему:

— По сути ты — первоклассный партизан, умеешь внезапно появляться там, где враг тебя не ждет. Так что новое задание как раз тебе по силам. Дерзай!

Острецов благоговел перед Уборевичем, восхищался его умением руководить крупными соединениями в самых критических ситуациях. И был несказанно рад тому доверию, которое опытный командир оказал ему.

Острецов выехал на станцию Петровская восточнее Хабаровска, где его ждали вверенные ему части.

Сам себе он признавался, что впереди весьма необычная операция, длительный поход по непроходимой тайге в суровых зимних условиях. Но жаловаться на обстоятельства Острецов не любил, и того же требовал от подчиненных. Поэтому, дабы избежать излишних ламентаций, как сказал ему Уборевич, первым делом внимательно проследил, чтобы в обозе отряда было достаточно теплых вещей. И, естественно, оружия и боеприпасов.

Заместителем Острецову дали опытного военного, бывшего командира партизанского отряда, еще год назад действовавшего в Забайкалье. Звали его Семен, а фамилию он носил совсем смешную — Баклагин. До семнадцатого он возглавлял запасную роту Западного фронта, там же вступил в партию большевиков, с восемнадцатого воевал в Сибири против колчаковцев. Комиссаром отряда назначили молодого энергичного Аркадия Пшеничного, бывшего закройщика в одесском ателье. Бежав из Одессы от белых, он прихватил с собой богатый реквизит: фраки, карнавальные костюмы, военные кители и шинели.

«Что ж тебя из портных в комиссары-то потянуло?» — подшучивали над ним бойцы отряда.

— Какие же вы недалекие, однако, — объяснял Пшеничный. — Не понимаете, что революция — такое искусство, что никакому закройщиуй-виртуозу с ней не соперничать! Но о костюмах давайте больше ни слова, а вот о революции обязательно поговорим в перерывах между боями. Обещаю.