Друзья поневоле. Россия и бухарские евреи, 1800–1917 - Альберт Каганович

Поэтому неудивительно, что царский указ сильно взволновал все туземное население. Тревожась за судьбу своих хозяйств, оно также опасалось возможного участия призванных рабочих в боевых действиях и того, что те не смогут соблюдать религиозную обрядность. Составлявшие списки призывников туземные администраторы часто брали взятки за освобождение одних призывников за счет других. В результате зажиточные слои избегали призыва, что усугубляло и без того сильное социальное напряжение, вызванное: (а) предшествовавшим изъятием земель в пользу русских переселенцев, главным образом в Семиреченской области, (б) постепенным обезземеливанием дехкан в хлопководческих районах в неурожайные годы и (в) введением государством в 1915–1916 годах относительно низких нормированных цен на хлопок-сырец[1076].

Разразилось самое большое за период русской колонизации края восстание. Знаток края, местных языков и обычаев Нил Лыкошин считал, что главной причиной восстания стал фанатизм местного мусульманского населения. С другой стороны, он признавал, что выбранная колониальная модель была негибкой: присылаемые Петербургом администраторы и чиновники не знали Туркестана, власти не обращали внимания на настроения среди мусульманского духовенства, земли изымались необдуманно, русские переселенцы своей низкой нравственностью подрывали собственный авторитет[1077].

Даниэль Брауэр видит в восстании коллапс колониальной системы и считает его исключительно реакцией на русскую колонизацию земель, особенно в Семиреченской области[1078]. Однако вряд ли слово «коллапс» точно отражает произошедшее. Даже учитывая беспрецедентный масштаб восстания, не стоит преувеличивать его размеры. Алексей Татищев пишет, что в разгар этих событий он спокойно проехал по казахским и киргизским степям свыше тысячи верст[1079]. Более того, Брауэр забывает о восстании в вассальном Хивинском ханстве в 1915–1916 годах, где не было ни русской колонизации земель, ни почти никакой колониальной системы. Экономические проблемы ведущей войну империи отразились на хивинцах так же, как и на жителях Туркестана. Население Средней Азии сильно страдало в эти годы от дороговизны. В Туркестане за первые два года войны более чем в два раза выросли цены на пшеницу, рожь, сахар, керосин, чай и мануфактуру. Но, даже продаваемые по новым ценам, некоторые продукты исчезли с прилавков. Это привело в конце февраля 1916 года к ожесточенным так называемым «бабьим бунтам» русских женщин на базарах, главным образом в Ташкенте[1080]. От дефицита и дороговизны страдало и коренное население, что подтверждают события в селе Исфан Ходжентского уезда. Там в январе того же, 1916 года несколько сот мусульман, в основном казахи, напали на мануфактурный ряд базара. Не причинив никакого физического ущерба торговцам из пяти мусульман и восьми бухарских евреев, они схватили разложенный снаружи лавок товар и почти все успели скрыться[1081].

Марко Буттино подробно рассматривает причины голода в крае, особенно в Ферганской области. Он приходит к выводу, что сокращение урожая хлопка и зерновых вызвало голод в 1916 году[1082]. Но, хотя сокращение урожая в тот год действительно имело место, оно не было сколько-нибудь значительным, в отличие от того, что было позже. Ферганская же область оказалась самой спокойной во время восстания. Однако для нас важнее, что в первую половину 1916 года там, как и везде, в пищу шли продукты прошлого года, да и хлопководы пользовались тогда сбережениями, заработанными в 1915 году. А этот год, по утверждению самого Буттино, отличался урожайностью. Также и по данным авторитетного исследователя туркестанской хлопковой промышленности тех лет, Вячеслава Юферова, 1915 год был необыкновенным по урожайности хлопка[1083]. В этой связи большего доверия заслуживает версия бунтовавших женщин, утверждавших, что торговцы, вынужденные продавать продукты питания по нормированным администрацией ценам, специально припрятали некоторые из них в надежде на повышение цены весной. Тем не менее настоящей причиной придерживания продуктов были циркулировавшие среди торговцев и купцов слухи о скорой инфляции[1084].

Буттино предполагает, что восстание было спланировано кочевниками[1085]. Что ж, наиболее активные действия киргизов и казахов пришлись на конец июля – первую половину августа 1916 года, т. е. происходили спустя месяц и более после издания царского указа, а значит, кочевники в какой-то мере могли подготовиться к восстанию. Но даже эта возможная подготовка не отменяет распространенного определения данного восстания как стихийного, поскольку нет никаких свидетельств о приготовлениях к нему до выхода царского указа. Да и вряд ли серьезная подготовка могла остаться не замеченной уездным начальством, или охранным отделением с его сетью осведомителей, или местными элитами, тесно связанными с русской властью.

Мобилизация на работы стала не только поводом к восстанию, но и дополнительной его причиной. Описанная ранее система дехканского хозяйства предусматривала тяжелую весеннюю страду и без молодых мужчин – а почти каждый второй из них подлежал призыву на тыловые работы – не могла функционировать. Поэтому восстание можно назвать антиколониальным по форме, но социальным по содержанию. Конечно, если бы угроза призыва не была столь масштабной, существовавший многие века механизм социальной поддержки, часто кровнородственной, мог бы преодолеть ее действие, что, собственно, и произошло после сокращения числа требуемых тыловых рабочих. Областные отчеты конца 1916 и начала 1917 года не зафиксировали массовых разорений. Из-за произошедшей потом революции и демобилизации рабочих неизвестно, чем этот ограниченный призыв мог закончиться для хозяйств при более продолжительном сроке работ. Распространению восстания способствовало и то, что оно пришлось на месяц рамадан, когда мусульмане чаще обычного собираются вместе для религиозных церемоний.

Отношение к русской власти ухудшилось уже в самом начале волнений – в результате выхода распоряжения об отдаче туземным населением поклонов всем офицерам и чиновникам. Наказанием за нарушение распоряжения была порка, от которой можно было откупиться штрафом[1086]. По замыслам администрации эта мера должна была поднять престиж русской власти. Но она привела к прямо противоположному результату. Коренные жители за долгие годы русского правления почти отвыкли от этого практикуемого в ханствах и эмирате наказания, и введение его в крае уже воспринималось не как традиционный способ воспитания населения, а сугубо как унижение. Кроме того, местные жители не могли не знать об отсутствии такого наказания в других частях империи, а это обстоятельство должно было вызвать особое раздражение. Все перечисленное привело к разочарованию русской властью, которое достигло наивысшей точки летом 1916 года. Среди местных мусульман даже распространился слух, что Кауфман обещал не вводить воинской повинности в течение пятидесяти лет после завоевания той или иной туркестанской местности[1087]. И поэтому призыв они считали нарушением данного обещания.

В ходе восстания в крае погибло по нескольку тысяч человек с обеих сторон. Жители некоторых русских сел, казахских и киргизских аулов были поголовно убиты[1088]. Кочевники несравнимо бо́льшие потери понесли из-за голода, болезней и заморозков во время своего бегства в Китай. Вместе с ними часто бежали и местные туземные чиновники, предпочитавшие остаться лояльными к соплеменникам. В более сложную ситуацию попали оседлые чиновники-мусульмане. Оставаясь на месте, они оказывались между двух огней. Многие из них были коррумпированы и использовали свое положение во время этой мобилизации, предоставляя освобождение от призыва одним за счет других, а также скрывая информацию о льготах для некоторых категорий населения – с тем, чтобы получить вознаграждение за якобы оказанные услуги. Эти медиаторы пользовались незнанием русского языка основной массой мусульманского населения. Тем не менее подчиненные им жители – возможно, не всегда обоснованно – подозревали обман, что вылилось в несколько сотен случаев расправы восставших над этими представителями военно-народного управления[1089].

Известие, что царь, опасаясь новой Кавказской войны, освободил от подобных трудовых работ мусульман Кавказа, расширило недовольство в Туркестане. Поэтому вслед за кавказцами были освобождены от призыва и туркменские племена, проявившие особую воинственность во время завоевания их территории русскими в первой половине 1880-х годов. Прочему мусульманскому населению края освобождение туркмен было представлено как результат их участия в составе Текинского конного полка в боевых действиях на фронте[1090].