А еще был случай… Записки репортера - Илья Борисович Гейман

ФЭДом с утопающим в корпус тубусом. Вынимал его из футляра, клал в боковой карман пиджака и никто не мог увидеть, что у меня с собой камера.

Я, как мои соотечественники, был набит разными предрассудками. Например, когда иностранец снимал у нас фотоаппаратом, сама собой появлялась тревожная мысль: шпион. И, действительно, на него набрасывались и волокли в кутузку.

Я был уверен, что то же самое происходит в любой стране. Поэтому во время странствий на кораблях по миру всегда возил с собой незаметный ФЭД. Снимал, соблюдая правила конспирации.

Как-то я спросил у девушки, что у нее за камера.

– Очень простая. Для поварихи…

– Почему для поварихи?

– А тут ни выдержку не надо ставить, ни на резкость наводить. Поднес к глазам, нашел натуру, кнопку нажал и готово.

– Напрасно ты про повариху… Очень хорошая камера. Удобная. Заграничная, наверное?

– Да, папка привез.

Я подумал, что наша девочка блатная. В Москве многие пытались затолкнуть в делегацию своих дочек и сынков. Им это удавалось.

"Наверное, папка дипломат", – подумал я.

Был в нашей группе еще один человек – работник Президиума Верховного Совета СССР. Ничем не выделялся, в активистах не ходил. Держался на периферии.

Так вот, этот парень из высоких инстанций завлек девчушку в тамбур и там зажал ее в углу с очевидными намерениями. Девчонка подергалась. У верховной власти силы оказалось побольше. Она пыталась оттолкнуться – бицепсы не те. Она, конечно, сказала ему что он дурак. Не проняло. Тогда она сказала, что сейчас закричит. Не проняло и на этот раз.

– Только попробуй рот открой – сразу на Колыму лес валить поедешь. Я не из Верховного Совета, а из КГБ. Так что давай по-хорошему.

– Это еще лучше. Когда придешь на работу, поднимись на третий этаж в такой-то кабинет. Там увидишь генерал-лейтенанта. Это мой папа. Ему и расскажешь, как ты хотел по-хорошему.

Ухажор слинял. До конца нашего турне он редко попадался нам на глаза.

В Перпиньяне мы попали в объятия этнографов. Этот город находится на самом юге Франции. В 31 километре от франко-испанской границы. Там, за рубежом, ближайший крупный испанский город Барселона. Каталония.

Прямо с колес мы оказались на этническом празднике. Юноши и девушки в национальных костюмах. Взрослые и пожилые тоже принарядились по народному.

– Это традиционная одежда каталанцев, – рассказал гид.

– Каталонцев, – опрометчиво поправил я.

– Нет, каталанцев, – настаивали они.

– Но Каталония находится в Испании. Барселона…

– Мы с ними один народ. Нас разделили в древности, когда каждый тянул в себе свою добычу. Нас, маленький осколок, потянула себе Франция. Но мы бережем свои традиции. У нас есть каталанский язык – диалект каталонского. У нас своя каталанская культура, даже пища каталанская.

И начался многочасовый красивый праздник. Танцы, песни, национальные угощения, рассказы о своих виноградниках, о родственниках, живущих по другую сторону границы.

Хозяева повезли нас на автобусах полюбоваться их цветущим краем, восточными Пиренеями.

– А ведь здесь рядом Испания! – воскликнул кто-то. – Хоть одним глазом взглянуть.

Сопровождающий о чем-то поговорил с водителем и повернулся к пассажирам:

– Сейчас поедем в Испанию.

– Как? – загалдел наш народ, – там же диктатор Франко, фашизм… Нас в тюрьму посадят…

– Не беспокойтесь. Вы генералиссимуса не интересуете. У нас с испанцами есть договор – для туристов льготный проезд.

В первом же небольшом городке мы все разбежались по магазинам и лавкам – покупать испанские сувениры. В первую очередь, конечно, кастаньеты. Их завез из Нового Света еще Христофор Колумб и с его легкой руки ни один танец в этой стране не обходится без кастаньет, отбивающих четкий ритм. Они, кстати, главный сувенир, который увозят с собой туристы.

И еще маракасы. Этот инструмент придумали индейцы на Антильских островах. Он как бы зажигает темперамент у танцоров.

Мы с такой жадностью набросились на эти диковинные поделки, что торговцы, наверное, свой план перевыполнили с лихвой.

Побродили по главной торговой улице городка, зашли в кафе. Там был небольшой зал и лестница на второй этаж.

Бросалась в глаза стена, на фоне которой шла лестница. Вся она была увешана портретами. Можно было полагать – оригиналами.

Я стоял и неторопливо переводил взгляд с портрета на портрет. И вдруг – стоп! Портрет Ильи Эренбурга. Замечательного писателя, книгами которого мы зачитывались в послесталинские годы.

Позвали хозяйку кафе. Она постаралась придти нам на помощь.

– Это портрет писателя Эренбурга?

– Я не знаю, кого пишут художники.

– А кто автор этой работы?

Хозяйка назвала, но или мы не разобрали ее испанский, или имя живописца было незнакомо.

– Вы купили этот портрет?

– Нет, это дар. Сюда любят приезжать художники. Красивая природа. Они тут работают. Когда уезжают, оставляют по традиции одно свое полотно для галереи. Наверное, для того, чтобы вернуться хотя бы еще раз. Такая примета. Портрет вашего писателя в мою коллекцию также передал один из наших гостей.

Взглянув на портрет напоследок, я отправился назад в город, который так любил Илья Эренбург.

* * *

Счастье следует просить у бога,

Мудрость – приобретать самому.

Марк Тулий Цезарь.

Мы снова в Париже. На этот раз в одном из городов Красного пояса нас принимали коммунисты.

В большом зале накрыты столы. За ними много гостей. Я подсел к одному французу. Мы кое-как разговорились. Я рассказал ему, что несколько лет назад был на юге Франции в портовом городе Сан Луи дю Рон. Там меня приняли в Ассоциацию франко-советской дружбы. Не в Советском Союзе приняли, а во Франции. У меня документ об этом есть.

Темпераментный француз похлопал меня радостно по плечу. Потом достал что-то и отдал мне.

– Это тебе от меня. На память.

Я посмотрел. В руках у меня был членский билет французской компартии.

– Это же портбилет! Его надо беречь, – всполошился я.

– Уже кончается год. Мне выдадут новый билет. Бери, это можно…

На обратном пути в гостиницу я разглядывал необычный подарок и вспомнил неприятную историю, которая произошла со мной недавно.

В редакции я имел партийное поручени – собирал членские взносы. У меня была круглая железная коробка из-под конфет. В ней лежали деньги, разменные монеты и маленький штампик. Я принимал взносы, делал отметку в партбилете, расписывался и поверх своей подписи ставил штампик.

Исключительно рутинная работа.

Обычно, когда я дежурил по номеру, брал с собой в кабинет дежурного редактора коробку. И принимался читать полосы.

Коллеги заходили, я брал у них деньги и делал отметки в партбилетах.

Однажды во время дежурства ко мне зашел очередной клиент. Заплатил взносы. Я сделал отметку