Космогоническая концепция (орден розенкрейцеров) - Макс Гендель

Если мы применим теперь то, что сказано было о музыке или звуке, к проблеме пробуждения и укрепления этой внутренней силы, мы, может быть, лучше разберемся в этом деле.

Во-первых, отметим особенно тот факт, что оба камертона были одинакового тона. Если бы это было не так, мы могли бы ударять по одному из них, пока он не раскололся бы, но второй оставался бы немым. Необходимо хорошо понять и запомнить: вибрации в камертоне могут быть возбуждены лишь другим камертоном схожего тона. На любую вещь, или любое существо, как было указано выше, не может повлиять никакой звук, кроме его собственной ключевой ноты.

Мы знаем, что сила Альтруизма существует. Мы также знаем, что она в меньшей степени выражена среди нецивилизованных народов, чем в людях более высоких общественных достоинств, а в низших расах она почти полностью отсутствует. Логический вывод таков, что было время, когда она отсутствовала совершенно. Из этого вывода следует единственный вопрос: что возбудило ее?

Материальная личность наверняка не имела к этому никакого отношения; фактически эта часть человеческой природы чувствовала себя куда удобнее без этой силы Альтруизма, чем со времени ее приобретения. Человек должен иметь силу Альтруизма в латентном состоянии внутри его, иначе она не могла бы быть пробуждена силой того же рода — подобной силой, которая была уже активна, как второй камертон начал вибрировать после того, как ударили по первому.

Мы также видели, что вибрации второго камертона становились все сильнее и сильнее под продолжавшимся влиянием звука от первого камертона, и что стеклянная оболочка не была препятствием для возбуждения звука. Под продолжавшимся влиянием силы, подобной той, что была внутри человека, Любовь Бога к человеку возбудила в нем силу Альтруизма и продолжает постоянно усиливать эту способность.

Разумно и логично, поэтому, сделать вывод, что необходимо было дать человеку религию, соответствующую его невежеству. На той стадии бесполезно было бы говорить с ним о Боге, Который весь нежность и любовь. С точки зрения человека того времени эти качества были проявлением слабости, и от него нельзя было ожидать преклонения перед Богом, Который обладал качествами, в его глазах презренными. Бог, которому он подчинялся, должен был быть сильным Богом — Богом, которого нужно было бояться, Богом, который мог извергать гром: и держать в своих руках молнии.

Таким образом, человек был вначале вынужден бояться Бога и ему были даны такие религии, которые способствовали бы его духовному благополучию под кнутом страха.

Следующим шагом предстояло возбудить в нем некоторую степень бескорыстия, посредством принуждения его к отказу от части его мирских благ — к жертве. Это было достигнуто посредством того, что ему был дан Племенной или Расовый Бог, который являлся ревнивым Богом, требовавшим от него глубочайшей преданности и жертвы богатством, которое растущий человек высоко ценил. Но в ответ на это Расовый Бог был другом и мощным союзником, участвуя в боях человека и возвращая ему сторицей овец, быков и пшеницу, приносимые в жертву. Человек еще не достиг той стадии, когда он мог бы понять, что все создания сродни друг другу, но Племенной Бог учил его быть милосердным по отношению к соплеменнику и дал законы, устанавливающие равенство и честность взаимоотношений между людьми одной Расы.

Не следует думать, будто эти последовательные шаги проделывались с легкостью, без мятежей и прегрешений со стороны первобытного человека. Эгоизм заложен в его низшей природе и по сей день, и должно было быть много прегрешений и вероотступничества. В еврейской Библии мы имеем много примеров тому, как человек забывал и был быть терпеливо и настойчиво «подгоняем» снова и снова Племенным Духом. Лишь наказания от долготерпеливого Расового Духа оказывали воздействие, возвращая человека к закону, которому по сей день лишь немногие из людей научились подчиняться.

Однако, всегда существовали опережающие, которые требовали чего-то более высокого. Когда они становились достаточно многочисленными, делался следующий шаг в эволюции, так что всегда существует несколько градаций. Настало время, около двух тысячелетий назад, когда наиболее продвинутые в человечестве были готовы сделать очередной шаг вперед и воспринять религию добродетельной жизни ради будущей награды в таком состоянии существования, в которое они должны были верить.

Это был долгий и тяжелый путь, который предстояло проделать. Сравнительно легко было взять овцу или быка в храм и предложить их в качестве жертвы. Если человек приносил первые плоды своей житницы, своего виноградника или первенцев из своей отары или стада, у него все-таки оставалось еще и он знал, что Бог снова наполнит его запасы и вернет с избытком. Но в этом новом исходном пункте вопрос стоял уже не о принесении в жертву своего добра. От человека требовалось, чтобы он пожертвовал собой. И это не было даже жертвой, которую надлежало принести одним лишь высшим усилием мученичества; это тоже еще было бы сравнительно легко. Но вместо этого от него требовали, чтобы он день за днем, с утра до ночи действовал милосердно по отношению ко всем. Он должен был отказаться от эгоизма и любить своего соседа, как он привык любить самого себя. Более того, ему не сулилась никакая скорая и видимая награда, но предлагалось верить в будущее счастье.

Странно ли, что людям трудно понять этот высокий идеал продолжительной добродетели, при том что трудность эта удваивается тем, что собственный интерес полностью игнорируется? Жертва требуется без положительного обещания какой бы то ни было награды. Конечно, человечеству делает честь, что оно проявляет столько альтруизма и что оно постоянно растет. Мудрые Водители, зная слабость духа в преодолении эгоистических инстинктов тела и опасность духовного упадка в виде таких проявлений поведения, дали еще один вызывающий импульс, встроив в новую религию доктрину об «искупительной жертве».

Эта идея высмеивается некоторыми передовыми современными философами и первостепенное значение придается закону Следствий. В случае, если читатель согласен с этими философами, мы просим его подождать с выводами до предлагаемого далее объяснения, показывающего, что и искупление, и закон Следствия оба являются частями одной и той же схемы подъема духа. В данный момент достаточно сказать, что эта доктрина искупления дает многим устремленным душам силы бороться и, несмотря на неоднократные неудачи, приводят низшую природу к подчинению. Следует помнить, что по причинам, которые были объяснены в главе о законах Реинкарнации и Следствий, западное человечество практически ничего не знало об этих законах. Дав им такой высокий идеал, как Иисус, и веру, что они имеют всего лишь несколько коротких лет для достижения такой высокой степени развития, не было бы величайшей из вообразимых жестокостью оставить их без помощи? Поэтому, ВЕЛИКАЯ ЖЕРТВА на Голгофе — которая служила также и другим целям, как будет далее показано — справедливо стала лучом надежды для каждой устремленной души, стремящейся достичь невозможного — подняться за одну короткую жизнь к совершенству, требуемому христианской религией.

СЕРДЦЕ КАК АНОМАЛИЯ

Никакой урок, правильность которого может быть легко принята лишь теоретически, не может обрести ценности в качестве активного жизненного принципа до тех пор, пока сердце не выучит его в тоске и горечи. Уроком, который человек должен таким путем выучить, является истина, что ничто не может быть полезным для одного человека, если не является полезным для всех. Уже около двух тысяч лет мы легко соглашаемся на словах с тем, что должны строить свою жизнь в соответствии с принципом: «Отвечай добром на зло». Сердце требует сострадания и любви, но Разум требует агрессивных и карательных мер, если не в качестве мести, то, по крайней мере, средства предотвращения повторяющихся враждебных действий. Именно это несогласие между сердцем и головой затрудняет рост истинного чувства Всеобщего Братства.

Разум — это фокус, при помощи которого Эго познает материальную вселенную. Как средство приобретения знания в этих сферах, разум бесценен, но когда он присваивает себе роль диктатора в вопросах отношения человека к человеку, то это похоже на то, как если бы линза говорила астроному, фотографирующему Солнце через телескоп: «Ты меня неверно сфокусировал. Ты неправильно смотришь на Солнце. Я вообще не думаю, что нужно фотографировать Солнце, и я хочу, чтобы ты направил меня на Юпитер. Солнечные лучи слишком нагревают меня и Могут мне повредить».

Если астроном, используя свою волю, фокусирует телескоп по своему усмотрению, говоря линзе, чтобы она занималась своим делом и преломляла падающие в нее лучи, предоставив ему обрабатывать результаты, работа пойдет хорошо, но если линза, имеет более сильную волю, а механизм телескопа ей подвластен, астроном окажется в затруднительном положении, будучи вынужденным подчиниться отражающему инструменту, а в результате чего он получит смазанные фотографии не слишком большой ценности. То же самое происходит с Эго. Оно работает в триедином теле, которое оно контролирует или должно контролировать, через разум. Но это тело имеет свою собственную волю, а разум ему частенько помогает и подстрекает, как это ни печально, противодействуя таким образом целям Эго.