Ничего неизменного - Наталья Игнатова

 У Мэри Старк был свой фонд с «неплохим» капиталом, но не было галереи. Человеку, считающему своим долгом находить и тут же дарить старинные шедевры, галерея вроде бы и ни к чему. Достаточно мастерской, чтобы реставрировать находки. Здесь Алахди ничего предложить не мог. Он нашел подходящую кандидатуру — искусствоведа, которого многие знали и уважали, чье мнение высоко ценилось. Выставка, устроенная этой женщиной, могла привлечь Хольгера, притянуть его, как притягивало Арни вручение стипендии его имени. Тут даже Занозой не надо быть, не нужно его умение разбираться в людях, чтоб сказать, что Хольгер вряд ли удержится от того, чтоб появиться там хотя бы раз. Хотя бы посмотреть одним глазком. Но… Старк раздаривала найденные шедевры. Утверждала, что они принадлежат всем. Она не оставила себе ни одной находки, и в таком случае, за каким шайтаном ей могла понадобиться галерея? А без галереи, где бы она могла организовать выставку? Разумеется, найдется достаточно желающих предоставить ей помещение под выставку любой тематики, и под Хольгера в том числе. И это, в принципе, тоже может сработать.

— Я думаю, знаешь что? — Заноза даже и не скрывал, что подглядывает, как Хасан читает, — Хольгер поведется, если Старк откроет свою галерею. И если открытием этого открытия станут его картины. Те, давнишние, которые он писал, когда носил первое имя после афата. Они не потеряны, понятное дело, но про них мало кто помнит. Хольгеру всегда было важно то, что он делает сейчас — у них у всех, у творческих, голова так повернута, что текущий проект лучше любых предыдущих. Новая личность, изменившаяся манера письма, новые интересы, новые картины, восхищенная публика тащится, как удав — и привет, старое позабыто. Меняйся он полностью, оставались бы поклонники прежней манеры, но он же все равно всегда был собой, и зрители получали то, что раньше, только еще лучше. А те его картины, — голос стал задумчивым, — первые, написанные после смерти, это… как лед разбить. Как будто человек, которого затянуло в прорубь, в темноту, в холод, без выхода, — Заноза схватил себя за горло, закатил глаза и высунул язык, видимо, изображая утопленника, — вдруг бац и проломил лед. С полметра так… А там солнце и воздух, и, знаешь, лед треснул весь. По всей реке. Вот у него такие картины стали. Он рисовал бессмертие. Свое, конечно. А получалось, как будто оно для всех.

— Образно, — Хасан хмыкнул. — Я помню, что в живописи ты тоже разбираешься. Поверю на слово.

— В последнее время я куда лучше разбираюсь в художниках, чем в том, что они делают. Но ты верь, да, — Хасан получил сияющую улыбку, — мне надо верить, я хороший, умный и честный.

— Любите меня, я же такой клевый. Напиши это на щите. Так ты считаешь, что первые посмертные картины Хольгера символизируют «призвание» Старк?

— Возрождение, бессмертие, вечная красота, надежда, — Заноза пожал плечами, — если она не для этого работает, то я даже не знаю, для чего.

— А ее феи? Те, которые подарили ей талант. Они могут растрепаться Хольгеру, предупредить его или спугнуть. К художникам эти твари явно неравнодушны, а нас с тобой или венаторов вряд ли любят.

— В общении с духами Хольгер не замечен. Но даже если они к нему явятся и скажут: «галерея Старк опасна, ни в коем случае не появляйся на ее открытии, это ловушка «Турецкой крепости», он ответит, что все понял и все равно придет. Ты же видел Арни. Он придет, Хасан, — Заноза вновь чуть растягивал гласные, это значило, что он очень собой доволен, — мы не связаны со Старк, и Алахди не связан с ней. Я заставлю ее открыть галерею так, что никто, кроме нас с тобой, не будет знать, что это моя работа. Я смогу, — он требовательно уставился на Хасана, — ты же знаешь, что я смогу?

— Не сомневаюсь.

Этот мальчик, если уж ставит себе цель, то добивается ее. Причем, часто с минимальными потерями. Так что у него есть повод для самоуверенности, и его всегда есть за что похвалить. И все же, нуждаться в похвале он никогда не перестанет. Что ж, хотя бы в этом Заноза похож на остальных подростков.

— Хольгер все равно будет подозревать ловушку, и мы с тобой подозревали бы на его месте. Только ты бы не пошел в галерею, ты бы ее заминировал и взорвал. На всякий случай. Вместе со своими картинами. А Хольгер… он изменит внешность. Будет выглядеть по-другому. Вот еще одна проблема, блин. Как мы его узнаем, он ведь даже не пахнет? Не взрывать же галерею, в самом деле, — взгляд Занозы стал не по-хорошему сосредоточенным, — Хасан, Алахди может просто сжечь там всех. Как в «Петале».

— Тебе напомнить, что «Петал» сожгли не его люди?

— Нет. И про то, что он их отдал под трибунал, тоже можешь не напоминать.

Хасан понимал, о чем говорит Заноза. Хольгер убил дочь Алахди. Охота на него стала для Старого Лиса личным делом. Очень личным… Настолько, что правила и запреты перестали работать, и Алахди пошел на сотрудничество с вампирами. Далеко ли отсюда до убийства людей?

В перевернутом разуме Занозы одно прямо вытекает из другого.

— Он знает, — сказал Хасан, — что долг венатора — защищать людей, а не уничтожать вампиров. Он хочет отомстить Хольгеру, и отомстит, и мы ему в этом поможем, но Алахди-мститель не перестанет быть Алахди-защитником. Пока ты не понял этого, просто верь мне на слово. Я же тебе верю.

Заноза собирался поработать дома, но в «Крепость» его все-таки отвез. Не доверил такое важное дело Блэкингу. Он, вообще, ревниво относился к обязанностям, которые считал своими. Возить Хасана — было одной из них. Хотя, не умей Блэкинг ездить так же быстро, Заноза не рассматривал бы его как конкурента, и позволял куда чаще садиться за руль. Парадокс. Он из них состоит. Из парадоксов и неугомонности. Минамото говорил, что вторым именем Занозы должно быть «Проблема», а первым — «Большая». Хасан не любил этого японца, но нельзя было не признать, что Занозу тот понимал не хуже, чем он. Ненамного хуже.

Только serefsiz Минамото попытался воспользовался своим пониманием, чтобы превратить мальчика в такую же тварь, как он сам, в убийцу без чести и совести.

Носить японскую одежду Заноза тоже научился у Минамото. И рисовать эти свои иероглифы, которыми пользовался как еще одним дайном. А еще — пытать, запугивать до смерти, и стрелять — тоже насмерть. Это после уроков Минамото его пули стали убивать вампиров и духов.

Занозе, вообще, везет на старых вампиров. Если б он еще умел с ними обращаться. Их надо убивать и забирать кровь, больше они ни на что не годны. Не нужно у них учиться. Потому что к умению одеваться, рисовать, фехтовать или стрелять, они обязательно добавят умение заживо сдирать кожу, вынимать душу, и не ведать жалости.