Трибуле - Мишель Зевако
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ах, негодяй! – закричал Монтгомери, только теперь понявший замысел шута…
Он бросился в направлении, откуда донесся голос Трибуле, иронически прощавшегося с капитаном.
Он достиг перекрестка, куда сходились пять или шесть кривых улочек. Монтгомери в течение часа тщетно пытался напасть на след Трибуле.
Потом, задыхаясь, обезумев от бешенства, он возвратился в Лувр и проник в ярко освещенный зал как раз в тот момент, когда Франциск осведомился о нем. Монтгомери приблизился к королю.
– Ближе! – приказал Франциск I.
Монтгомери сделал два шага и наклонился к сидевшему в большом кресле королю.
– Месье! – тихо начал король. – Не выпускайте из виду моего шута Трибуле.
– Конечно, сир…
– Вы дождетесь, когда он удалится в свою комнату…
– Да, сир…
– Потом очень осторожно, а главное – бесшумно, вы разбудите его, если только он спит, посадите его в какую-нибудь прочную карету и отвезете его в Бастилию…
Франциск, убедившийся, что шут ничего не знает о месте, где находится Жилет, решил разом и отомстить шуту, и избавиться от него, бросив его в каменный мешок в Бастилии.
– Приказания Вашего Величества будут выполнены, – сказал Монтгомери, ставший вдруг, несмотря на всю свою уверенность, необыкновенно бледным.
– Рассчитываю на это, – мрачно буркнул король. – Прикажете коменданту Бастилии, чтобы нового гостя он упрятал в достаточно удаленную камеру, чтобы никто не слышал смеха моего шута, если он задумает смеяться, ни его болтовни, если ему захочется разговаривать.
– Ни плакать, сир! Я понял.
– И вот что еще. Если каким-то образом тюремщики забудут об узнике…
– Иными словами, позабудут приносить ему еду и питье, сир…
– Понимайте, как знаете… В конце концов, если люди забудут о Трибуле в его каменном мешке, если он ни на что уже не сможет надеяться, кроме как на милосердие Господа, было бы неплохо, если бы шуту позволили самому устраивать свои дела с Богом!
На следующее утро Басиньяк ввел Монтгомери в комнату Франциска I. Король в это время разговаривал со своим главным прево. Монтгомери нашел короля довольно мрачным.
– Итак, месье? – живо спросил король.
– Сир, всё произошло в соответствии с указаниями Вашего Величества, – ответил Монтгомери с безнадежной отвагой человека, поставившего на карту разом и карьеру, и жизнь.
Конечно, если бы главному прево пришла в голову мысль посетить Бастилию, если бы он случайно заговорил там о Трибуле или даже решил бы усилить своей властью распоряжения короля, переданные капитаном, Монтгомери ответил бы головой за отчаянно дерзкую ложь, которой он пытался спасти себя![33]
– Мы взяли шута, – продолжал Монтгомери, искоса посмотрев на Монклара, – и в час ареста он, сир, если и не совсем забыт Богом, то, по крайней мере, остался мужчиной.
– И что же он сказал? – поинтересовался Франциск I.
– Сир… я не смею.
– Определенно, ругался?
– Не только, сир.
– Тогда говорите!
– Сир, раз уж вы приказываете… Он сказал буквально следующее: «Скажите королю завтра утром, что вы лично вывели меня из Лувра и сопровождали досюда, что вы, несомненно, получите всё, чего только пожелаете».
Несмотря на всю свою наглость Монтгомери не без внутренней дрожи ожидал ответа короля.
– Он так сказал? – задумчиво произнес Франциск. – Так, шут не ошибся, вы оказали мне услугу, которой я никогда не забуду… Ступайте, месье…
Монтгомери низко поклонился и вышел.
XXXIX. Поиски
Трибуле быстро удалялся. Он великолепно знал свой Париж, и даже ночью, в то время, когда приходится продвигаться по городу в сопровождении носильщиков факелов или фонарей, ориентировался без малейших колебаний в лабиринте улочек, окружавших запутанной сетью Лувр.
Он добрался до улицы Вольных Стрелков и прошел ее до конца. Он хотел пойти дальше. Но перед ним обрисовались две тени.
Трибуле оказался у границы Двора чудес.
Через мгновение тени набросились на него, он почувствовал, что его схватили за руки.
Два хриплых голоса одновременно, с неприкрытой угрозой спросили:
– Кто вы?
– Друг, – сухо ответил Трибуле.
– Друг! – изумился один из бандитов. – К какому же кругу друзей вы относитесь? Вы не щипач, не трясун, не домушник, не резчик, не фран-буржуа…
– Не ширмач, не мокрушник, не фран-миту…
И оба висельника принялись перечислять воровские и нищенские профессии на языке, понятном только среди их собратьев.
Трибуле внимательно слушал поток жаргонных словечек.
– Ты его слышал, Фанфар? – спросил один из нападавших.
– Он рассмешил меня, Кокардэр.
– Оставьте мой камзол в покое, – кротко проговорил Трибуле. – Предупреждаю, вы там ничего не найдете…
Тем временем ловкие воровские пальцы уже начали свою работу, болтовня мошенников нужна была только для отвлечения жертвы, уже расцененной ими в качестве богатой добычи.
– И чего же вы хотите? – в один голос спросили грабители.
– Поговорить с одним из ваших главарей.
– Ба! Значит, вы кого-то из них знаете?
– Возможно!
– Так с кем же вы хотели поговорить? – спросил Кокардэр уже не столь грубо.
– С парнем, которого зовут Манфред.
– Манфред! – И на лицах обоих грабителей появилось почтительное выражение. – Что же вы от него хотите?
– Это вас не касается. Скажите ему только, что пришел человек из Лувра. Этого будет достаточно. И он даст каждому из вас по полновесному экю с саламандрой[34].
– О! Смотри-ка! А ты плел, что у тебя нет денег!
– Я сказал, что вы их не найдете. Идите, если вы мне поверили.
– Хорошо! Я пойду. Оставайся здесь, Фанфар, – и Кокардэр исчез в ночи.
Минут через десять он вернулся. Его кто-то сопровождал. Это и был Манфред.
Молодой человек, тщетно стараясь скрыть волнение, спросил:
– Вы говорите, что пришли из Лувра?
– Да! – сказал Трибуле, пытаясь различить в ночной тьме говорившего. – Вы тот человек, которого зовут Манфред?
– Да, это я, – возбужденно ответил Манфред. – А вы? Кто вы?
– Узнаете, когда мы останемся одни.
Манфред несколько секунд колебался.
– Вы от кого-то пришли? – спросил он.
– Нет! Но у меня есть новости, которые вас, может быть, заинтересуют.
– Идемте! – согласился Манфред.
Трибуле вытащил из пояса два экю и протянул по одному из двух мошенников. Они отвесили глубокий поклон и поблагодарили:
– Спасибо, мой принц!
Манфред увел Трибуле, и в сотне шагов от места встречи они вошли в дом, поднялись по освещаемой лампой лестнице. Потом Манфред ввел шута в просторную комнату, комфортно меблированную. В подобном квартале обстановку можно было бы назвать даже шикарной.