Хэллоуин - Борис Левандовский

Может быть, я думал обо всем этом, а может, и нет. В голове шумели ветер и дождь.

Окурок полетел в окно, а я пошел на голоса Сашки и Карины. Оказалось, Карина рассказывала анекдот, и я успел на концовку. Анекдот был, что называется, неприличный. Санек захохотал, я усмехнулся по инерции, девушка смутилась. Дальнейший вечер прошел в приятной атмосфере. Было уютно сидеть вблизи костра, уминать простецкий ужин, курить, пить чай. Сквозь худую крышу лил дождь, но до нашего кружка света не доставал, и на полу вода почти не скапливалась, уходя через дыры вниз. В рюкзаке у Сашки нашлась бутылка коньяка, и нам стало совсем тепло.

Позже, когда все веселые истории были рассказаны, а содержимое бутылки заметно убавилось, Санек заговорил о Руднике.

Конечно, большую часть мы знали. Рудник – это лагерный поселок, послуживший предтечей города. Знали мы о заключенных, работавших здесь. Первый этап прислали в тридцать втором году из Салехарда. А в тридцать седьмом на противоположном берегу реки арестанты сами строили заграждение вокруг палаточного лагеря. Это уже была Воркута. Знали мы о том, как в стране проходила реконструкция угольной отрасли, как была ликвидирована половина воркутинских угольных шахт, как пустели пришахтные поселки. Но все равно слушали, не перебивая. Карина прижалась к Сашке и смотрела куда-то вниз. Я видел, как блестит гипнотическое пламя в ее широко распахнутых глазах. Красивая она.

Когда ходил отлить, понял, что сильно захмелел, и испытал какое-то невнятное ликование. Кинув взор на лестницу, вздрогнул. Ступеньки спускались в темноту, первый этаж совершенно не было видно. В шорохах дождя даже и не расслышишь, если кто-то зайдет… Я поспешил к свету костра. Сашка рассказывал ту самую историю:

– Это было в прошлом году, летом. Ходили на Хальмер-Ю. Сами знаете, что там творилось в девяносто пятом, людей с ОМОНом из собственных домов вышвыривали, сгоняли в вагоны и отправляли к нам, на Воркуту. Сейчас там город-призрак – только охотники да сборщики металлолома, ну и вояки учения проводят, конечно. Полигон «Пембой». Соответственно, пошли туда через Рудник. Понятное дело, старались не задерживаться, район привычный, шли напрямик. Проходим через жилой корпус, мимо ободранной пятиэтажки. И как-то взгляд у меня по пустым окнам скользнул, вдруг вижу – стекло, окно застекленное. Редкость для здешних мест, сами понимаете. Ну и… не знаю, померещилось мне что-то там, за стеклом. Как будто кто-то смотрел. Лицо. Маленькое, над подоконником. Девчачье лицо испуганное. А может, кукла. Кто его разберет? Я и не остановился, откуда здесь дети? Померещилось, конечно. Шел я со всеми и все время придумывал что-то про это лицо, черты, выражение, как будто разглядывал его полчаса. Из города уже выбрались, а у меня все мысли там. Иду, молчу. Только когда ночью шли, от усталости, наверное, забыл про всю эту ерунду. Ну а как мы на Хальмер-Ю сходили, вы знаете, рассказывал. Виталий в шахте ногу сломал, вот уж мы с ним намучились. Там не до детских мордашек в окошках стало. И вроде нормально, забылось. Да вот только через полгода вспомнилось. Сон приснился, как будто мы опять под теми окнами проходим. И лицо за стеклом настоящее. Исхудалое, с тенями вокруг глаз. И как будто девчонка эта кричит мне, а я ее не слышу. Точнее, слышу, но далекий писк какой-то. Рот открывается, и все лицо так вытягивается страшно, а глаза просят. Только я все равно мимо прохожу почему-то. Мне вообще сны редко снятся, не помню я их. Да и этот не с первого раза запомнил, а он повторялся время от времени. Раз в неделю, раз в месяц – не знаю. Столько всего напридумывал про эту девчонку. Знаете, будто они жили с мамой там вдвоем, в заброшенном доме. Какого хрена? Не знаю. Жили вдвоем. Но мама откинула копыта. Как эгоистично с ее стороны, да? А дочка осталась. Ждала там много лет, и ничего не происходило. Никто не приходил. Не знаю, но почему-то она не росла, совсем не менялась, это меня больше всего пугает. Она ждала и смотрела в окно, а потом мы прошли мимо, и я заметил ее. Я даже имя ей придумал. Машенька. Неоригинально совсем, но вот прицепилось. Даже уже точно не скажу, что из этого я увидел в кошмарах, что наяву нафантазировал. Бывает со мной – отключаюсь на ходу и куда-то в себя проваливаюсь. Но это, конечно, перебор. Раньше я ничем подобным не страдал. Думал, душевные терзания – не для меня. А сегодня вот тот дом стороной обошел. Испугался до чертиков.

Забытый костер мерцал, угасая, разваливаясь угольями. Я никак не мог разглядеть Сашкиного лица, оно пропало во мраке. Эта его история, коньяк, нехитрая походная снедь – все смешалось во мне в одно глухое горячее варево. Кажется, Карина и Сашка еще что-то говорили, не помню. Наверное, мы пили еще, потому что я задремал на подоконнике, с которого свешивался, чтоб поблевать. Кто-то растолкал меня, отвел к спальному мешку и помог улечься. Ночь опрокинулась стеной.

…Кто-то звал меня. Я не хотел просыпаться. Знал, что будет плохо. Но этот детский голосок…

– Сашки нигде нет, – сказала Карина. И по ее встревоженным глазам я понял, что нет его давно.

– Сколько сейчас времени? – просипел я.

Она ответила, но я даже не попытался запомнить. Может, даже не услышал сквозь грохот. В голове что-то рушилось. Впрочем, все равно понятно было, что день наступил. Рассеянный серый свет проникал отовсюду. С трудом я поднес к губам баллон с водой, было чертовски холодно.

– Я пойду, поищу его, – предупредила Карина.

Пришлось оторваться от бутыли. Гудела, ухала головная боль, ледяной пот выступил по всему телу.

– Нет. Сиди здесь, а я поищу.

В глазах потемнело, когда я поднялся. Это было самое страшное похмелье за всю мою недолгую жизнь. Я – не большой мастак пить, опыта маловато.

– Ты такой бледный.

– Нормально все. Я пошел.

И действительно пошел. За стенами бывшего детсада меня ожидал безжизненный немой город. Сверху падало хмурое небо. Я будто вживую ощущал его давление на свои плечи. Надо было покричать, вдруг Санек услышал бы, но голос увяз в колючках, которыми поросло иссушенное горло. И я бродил кругами, боясь отойти далеко от лагеря, думая лишь о боли, желая только одного – упасть прямо здесь. Круги становились шире, мыслей – больше. Куда Сашка мог уйти ни свет ни заря? Может, с ним случилось что… Под ногами хрустел битый кирпич, хлюпала грязь. Пустые квадраты окон незряче пялились на меня. Приземистые порченные людьми и годами здания выстроились в ряды, словно облезлые скелеты на дороге в загробный мир. Какого черта Сашка вообще нас сюда затащил?.. Внезапно во дворе когда-то жилых домов ноги остановились, и весь я замер, задрав голову.