Зима драконов - Элизабет Линн

Лоримир кивнул.

– Вполне возможно, Черный Дракон так бы и сделал. – Капитан убрал огарок свечи со стула и сел. – Милорд, я солдат. Мое призвание война, а не закон и справедливость. Но если вы пожелаете, я поведаю вам одну историю.

– Вот как? – Голубые глаза Карадуру загорелись.

– Я никогда этого прежде не рассказывал, милорд. И сомневаюсь, что сделаю это в будущем, – медленно заговорил капитан. – В течение шести месяцев, которые Хана являлась женой вашего отца, мы с ней были любовниками.

Наступило долгое молчание. Карадур положил меч в ножнах на колени.

– Продолжай, – с трудом произнес лорд-дракон. Я расскажу вам, как все произошло. Мы путешествовали из Накаси, из дома ее отца. Хане едва исполнилось шестнадцать, и она страдала от одиночества. Мне в то время было двадцать четыре года, я командовал ее эскортом. Впервые под моим началом оказались другие люди. Наин Диамори приказал мне доставить его дочь в Иппу, и я бы с радостью умер, защищая ее жизнь – ради чести и ради ее красоты. Мы ехали рядом много дней, и юная девушка доверилась мне: Хана рассказала, как ей страшно, как она боится путешествовать по незнакомой местности и как ее пугает будущий муж. Хана Диамори даже гор боялась. «Здесь так мало зелени, – говорила она. – Они позволят мне иметь сад, Лорен?»

Мы добрались до замка Атани, и она вышла замуж за Черного Дракона. Вам про него много рассказывали. Он был драконом и обладал соответствующим характером. Коджиро никогда не был жесток с женой, но он просто не пиал, что такое нежность, и не мог поделиться ею с другими. Поэтому Хана обратилась ко мне, и я, влюбленный идиот, дал чужой жене то, чего ей так недоставало. У нас было мало возможностей для свиданий; ее окружали женщины, а я нес службу. Однако мы каким-то образом изворачивались. Наверное, мы пали жертвами настоящего безумия. Наступило лето. Встречаясь в старом хранилище возле заброшенного колодца, я и Хана каждый раз обещали друг другу, что эта встреча станет последней. Было понятно: если Коджиро Атани когда-нибудь узнает, что жена обманывает его с одним из стражников, то лучшее, на что мы сможем рассчитывать, это быстрая смерть.

Горло у Лоримира пересохло. Он снова наполнил свою чашу вином и осушил ее несколькими глотками. В ту, первую зиму заболел Дюрач Муир, мастер-мечник. Дракон назначил меня своим лейтенантом. Тогда мне редко удавалось видеть Хану, поскольку мои обязанности удвоились. Поздней весной из-за древней Стены появилась банда айсоджаев, напавшая на западную часть Иссхо. Рако Талвела попросил помощи у Роджи Леминина, отца Кални Леминина, и старик согласился повести нас в сражение.

Во время этой компании меня ранили в плечо. Рана от удара мечом оказалась не слишком серьезной, однако у меня началась лихорадка, и мне пришлось отлеживаться. Старый Дюрач продолжал болеть. Джон Иварсон из Чингары занял мое место, и я ужасно переживал из-за своей слабости, все время порываясь встать, пока Лирит – вы помните Лирит? – не пообещала привязать меня к кровати. Ваша мать приходила и сидела со мной. У нее были прохладные руки, и она пахла лавандой.

Когда я поправился и начал выходить из дома, Хана гуляла со мной в саду, потом мы стали совершать более длительные прогулки по полям и к старому колодцу. То, что видели камни, осталось тайной.

Наконец мое плечо окончательно зажило, и я вернулся к службе.

Вскоре Хана Атани обнаружила, что беременна. Она боялась – такая возможность существовала – что это мой ребенок, и умоляла меня уехать. Но я не мог оставить ее одну. Кроме того, если бы после рождения ребенка стало известно, что его отец я, во всей Риоке не нашлось бы места, где бы я мог укрыться. Дракон из Чингары отыщет меня повсюду. И я остался.

Потом родились вы с братом, а Хана умерла.

Меня переполняла скорбь, и казалось: нужно вернуться домой, ничто меня здесь не держит. Однако я принес клятву верности вашему отцу и поэтому не уехал. И вновь выполнял свою работу. Прошло время, мне встретилась девушка. Она жила в Чингарс, ее звали Миранда. Мы, правда, так и не поженились, хотя неплохо ладили друг с другом…

– Я помню, – заметил Карадур. – Она умерла от легочной лихорадки, пока я был в Мако.

– Да, но в то время у нее все было в порядке, а ее доброта и улыбка напоминали мне Хану.

Одним холодным утром в январе, когда вам было четыре года, Коджиро Атани призвал меня к себе. Я вычистил сапоги и оружие и отправился к нему. Он приказал своему пажу выйти, пригласил меня сесть и сам налил нам вина. Черный Дракон сказал, что хочет сделать меня мастером-мечником, поскольку Дюрач все еще болеет, да и возраст не позволяет ему исполнять свои обязанности в полной мере.

Я согласился. Тогда он спросил меня, не скучаю ли я по дому. Я ответил, что прежде скучал, но теперь мой дом в Иппе и мне не хочется ее покидать.

Лорд проговорил: «Мне известно, как тебе было трудно жить так далеко от дома и служить столь суровому хозяину. Я уважаю твое мужество».

В моей голове пронеслась мысль: на самом деле я служил не вам. Вслух же прозвучали другие слова, но они также были правдивыми: «Милорд, вы всегда были щедры ко мне».

Он улыбнулся, и его улыбка сверкнула подобно проблеску солнца на клинке, стремительно покидающем ножны. Она пронзила меня до самых костей. Никогда прежде Черный Дракон так не смотрел. Мне вдруг стало ясно, что он знал: Хана и я любили Друг друга, и мы его предали. Быть может, он догадывался о наших чувствах с самого начала или сумел понять только сейчас, в это мгновение.

Однако он ничего не сказал, лишь продолжал смотреть на меня. Я сидел и дрожал.

Потом Коджиро добавил: «Я буду и дальше щедр к тебе. Но ты должен обещать мне одну вещь, Лоримир Лесе. Поклянись служить моим сыновьям, когда я умру».

Я дал клятву, Иначе поступить не мог. Через семь месяцев вашего отца не стало. Меня часто посещали мысли о том, не было ли у Черного Дракона предчувствия скорой смерти. Ведь он мог тогда меня убить: он был моим господином, а я предал его доверие, нарушил клятву. Однако Коджиро лишь улыбнулся – и отпустил меня.

Лицо Лоримира было мокро. Он вытер его рукой в перчатке, испытывая горькую радость от того, что после стольких лет все еще способен плакать о Хане.

– Прошу меня простить, милорд, – произнес Лоримир Несс, вставая.

И, не дожидаясь разрешения, вышел из шатра.

Соколица сидела внутри Цитадели, опираясь на прутья своей темницы и дожидаясь рассвета.

Она потеряла счет времени. В ее клетку не проникал естественный свет, лишь отблески факела; боль в голове и руке притупляла все чувства. От плеча до локтя рука распухла и горела. Соколица попыталась сделать жесткую повязку из своего плаща, чтобы зафиксировать руку. Но у нее ничего не получилось. Она ощущала, как разум Карадура пытается отыскать ее сквозь бурю, но ядовитые испарения, заполнявшие все трещины Цитадели, не позволяли ей откликнуться. Террил Чернико сидела, погрузившись в полудрему, иногда ей снились жуткие сны. Когда она просыпалась, усиливалась боль. Прошло уже некоторое время с тех пор, как какой-то человек – наверное, раб – принес ей чашку с водой и кусок черствого темного хлеба. Она заставила себя съесть хлеб.